Встречи.
Главная страница

Записки психиатра
Заглавная страница.

Сука.
Заглавная страница

-29-

Всех больных покинувшего диспансер Казанского доктор Тернер передала мне. Благо хоть, что было-то их, как кот наплакал. Умеет всё-таки доктор Казанский устраиваться в жизни. Я почувствовал, что становлюсь противным нытиком и завистником. Только этого мне и не хватало.

Один из вновь приобретённых пациентов – невысокий мужчина 48 лет пришёл в чёрной кожаной куртке, из-под которой торчала чёрная рубашка, чёрных брюках и чёрных высоких солдатских ботинках. История Хасона Бонапарта (так и никак-нибудь иначе назвали его родители) заинтересовала меня. Родился Бонапарт в Ираке в Багдаде в семье морского офицера – очень большая редкость для иракского еврея. Бонапарт Хасон успел окончить 9 класс, и вся семья переехала, точнее, бежала в Индию к уже живущему там родному брату матери. Отец призвался в военно-морской флот Индии и смог дослужиться до адмирала. Но после Шестидневной войны семья репатриировалась в Израиль. Родным языком Бонапарта был арабский; и в Ираке, и в Индии на нём разговаривали дома. В Индии Бонапарт завершил среднее образование на английском. Начал учёбу в делийском университете на факультете химии, но не закончил из-за переезда в Израиль. Вся семья сменила фамилию Хасон на Бен-Исраэль (сын Израиля, иврит) Внешне Бонапарт Бен-Исраэль был похож на иракца. Потому-то на него упал взгляд израильской разведки. После сомнений и колебаний Бонапарт всё-таки согласился послужить исторической Родине, прошёл специальное обучение и вскоре поехал со спецзаданием в Сирию. Блестяще справившись с поручением Бонапарт получил повышение по службе и новую путёвку, на этот раз на "доисторическую" Родину. Всё шло лучше не придумаешь. Бонапарт играл роль арабского бизнесмена-иракца проживающего в Европе и зарабатывающего на поставках современных систем вооружений, частенько, в обход законов, в арабские страны. В одном из самых шикарных и дорогих ресторанов Багдада Бен-Исраэль по документам Саадун Дулейми уговорился о встрече с генералом, ответственным за снабжение иракской армии. Генерал и его свита опаздывали. Бонапарт заметил, что мимо его столика прохаживается какой-то тип. Затем тип сел за соседний столик и начал внаглую рассматривать Бен-Исраэля. Бонапарт испугался. Но сделав несколько глотков воды, мысленно просмотрел всё происшедшее с ним в Ираке. Пока он не был замешан ни в чём – только сейчас намечалась его первая разработка. Бонапарт успокаивал себя: "Мало ли в мире ненормальных". Но вдруг незнакомец вскочил, одним прыжком оказался рядом с Бонапартом и сходу выпалил: "Аврахам" – так звали его в багдадской школе. Несмотря на прошедшие годы, молодой человек ухитрился признать своего бывшего одноклассника-еврея. "Это нелепая судьба или иракская разведка?" - смертельная опасность прожгла всё тело Бонапарта. В первое мгновение он оцепенел. Но затем мозг заработал с бешеной скоростью. Отпираться совершенно бессмысленно и самоубийственно. Хватило несколько секунд - Бонапарт заставил себя заулыбаться: "Рад тебя видеть, Ахмед. Ты я вижу, процветаешь" "Ты тоже процветаешь. Да, но все евреи-то сбежали из Ирака в Израиль. Что ты здесь делаешь?" – голос Ахмеда зазвенел леденящей сталью, а черты лица на глазах окостенели Бонапарт вскочил: "Разве ты не знаешь, что мы уехали в Индию". Ахмед наморщил лоб:, - "Да, что-то подобное я слышал". Бонапарт радостно закивал, понимая, что в его распоряжении считанные мгновения до прихода генерала. Каждой клеточкой тела он болезненно ощущал бег времени, прекрасно понимая, что речь идёт о жизни и крайне мучительной смерти: "У меня в Дели фирма, и я приехал на Родину заключить очень выгодную сделку. Но почему мы всё ещё стоим? Давай за столик. В этом ресторане очень вкусно". Они сели. Лицо Ахмеда вновь стало выражать сомнение, недоверие, растерянность. Он покачивал головой, не знал, что делать. Оставались доли секунды до появления генерала. Бонапарт расплылся в улыбке: "Мгновение. Я в туалет и обратно".

На его счастье в туалет вёл длинный коридор, в который вливалась лестница со второго этажа. Бонапарт не бежал, но взлетел вверх. Ему опять повезло – второй этаж независимо соединялся с улицей витой лестницей. Бонапарт поймал такси. В гостиничном номере он схватил лишь свой небольшой саквояж, расплатился с дежурным и на том же такси добрался до аэропорта. Использовав свой европейский паспорт, по которому он и въехал, Бонапарт вылетел в Берлин. Но увидев под крылом самолёта Багдад, он не успокоился и не расслабился, а почувствовал никогда прежде не испытываемый им приступ такого ужаса, что весь покрылся сначала холодным, а потом горячим потом. Тут же ощутил, как сердце колотится в груди, пытаясь разорвать её, голова кружится, в горле набух ком, лёгкие перестали дышать, всё вокруг приобрело какие-то совершенно немыслимые и незнакомые формы и очертания. Картины самых ужасных пыток иракской разведки рисовались мозгом Бонапарта. А если бы генерал не опоздал? Если бы не было отдельного выхода со второго этажа ресторана? Стюардесса обратила внимание на состояние пассажира: "Что с вами?" Плохо понимая обращённую к нему речь, Бонапарт лишь тряс головой. Девушка принесла ему стакан воды. Зубы стучали по стакану – хорошо не стеклянный. Затем дал ему стакан горячего чаю. Минут через тридцать приступ почти прошёл. Но страх остался т парализовал Бонапарта. После приземления он еле вышел из самолёта и с трудом добрёл до такси. Бонапарту всё время казалось, что его преследуют. Сотрудники посольства немедленно отправили Бен-Исраэля в Израиль. Но страх не проходил. Бонапарту продолжало казаться, что иракская разведка преследует его. За каждым углом ему чудились убийцы. Состояние стало столь невыносимым, что Бонапарта положили в психиатрическую больницу.

Несколько месяцев лечения настолько помогли, что по выходу Бонапарт вновь вернулся в разведку и через пару месяцев получил новое задание. Но лишь только он ступил на вражескую территорию, как приступ страха парализовал его до невозможности говорить. Бонапарт мгновенно вернулся в Израиль через Брюссель. На этот раз его комиссовали из разведки. Медицинская комиссия признала его пожизненным военным инвалидом. Бонапарт получил очень хорошую пенсию, и зажил припеваючи. Он немножко учился в университете. Часто и надолго ездил заграницу, в основном, а Германию.

Полтора года спустя после увольнения из разведки Бонапарт обратился в ортодокса и два года провёл в одной из иерусалимских ешивот (иврит, религиозное учебное заведение, по-русски, ешибот). Затем в один прекрасный день Бонапарт оставил ешиву, веру и религию, сбрил бороду, усы, волосы на голове и на всём теле. На этот раз Бонапарт пустился в ещё большие тяжкие, по сравнению с гуляньем до обращения в ортодокса, как бы навёрстывал упущенное. Колесом завертелись весёлые компании, женщины, поездки за границу, в основном в Монте-Карло, где он проигрывался в пух и прах.

И опять внезапно всё поменялось. Бонапарт отрастил волосы во всех местах и вернулся в ту же ешиву. Некоторое время спустя он принял на себя обет молчания.

Бонапарт не испытывал денежных затруднений, так как продолжал поучать большую пенсию за свою работу в разведке. Его старший брат Шалом не преуспевал. Он развёлся, платил алименты, еле-еле сводил концы с концами, затруднялся снимать квартиру в Иерусалиме. Поэтому Шалом попросился к Бонапарту пожить какое-то время вместе. Бонапарт не говорил, отвечал киванием головы. Согласие дал.

Прошло полгода.

Однажды ранним утром в одном из районов Иерусалима молодая пара торопилась на первый автобус, чтобы поехать на работу. "Что это, Дов", - вскрикнула девушка, когда они наткнулись на какой-то похожий на мяч или на арбуз предмет. В следующее мгновение девушка упала в обморок… на тротуаре лежала человеческая голова: родного брата Бонапарта Шалома.

Бонапарт заснул часа в два ночи. Минут через 40 проснулся. Встал. Полуголый походил по квартире, вышел на улицу, вернулся, достал купленные им три недели назад топорик и пилу, вошёл в комнату Шалома. Старший брат спал по своему обыкновению на животе. Бонапарт несколько раз примерился, затем со всей силы нанёс удар топором по шее своего сонного брата. Шалом захрипел, смог повернуть голову. Открыл глаза. Бонапарт нанёс ещё один мощнейший удар, отбросил топор, схватил пилу, отпилил голову брата от его туловища, вынес голову на улицу, положил её на тротуар, вернулся домой и лёг спать. На этот раз заснул мгновенно.

Прибывшая на место трагедии полиция в течение считанных минут выяснила у жителей дома напротив имя хозяина головы и адрес его проживания. Потом полицейским пришлось ломать дверь в квартиру, где ещё вчера вечером проживали братья Бен-Исраэль. Бонапарт спал мёртвым сном. Полицейским пришлось трясти его из-за всех сил. Открыв глаза, Бонапарт сладко зевнул, потянулся, посмотрел на часы, равнодушно произнёс: "Ещё так рано. Это я отрезал голову", и опять вернулся к своему обету молчания.

Судья послал Бонапарта Бен-Исраэля на психиатрическую экспертизу. После длительных споров всех профессоров одной из центральных иерусалимских психиатрических больниц, не смотря на возражения многих ведущих психиатров, главврач больницы решил, что Бен-Исраэль не дееспособен и не может отвечать по суду. Всё это время Бонапарт не проронил ни слова. Его послали в одну из больниц для психохроников "Ган Эден" (Райский сад, иврит), где полгода спустя он взял и заговорил. Побеседовав с Бонапатом, лечащий врач при знал его вменяемым. Попытался изменить диагноз, но вызванные профессора с ним не согласились, хотя и отметили всю необычность и странность случая. В этом "раю" Бонапарт Бен-Исраэль провёл в общей сложности 15 лет. Затем его выписали, так как психиатрическая комиссия сочла его больше не опасным. Таким образом, Бонапарт и попал в диспансер. Сначала к доктору Казанскому, а потом ко мне.

Геннадий считал Бен-Исраэля просто дефектным шизофреником. Меня же поразила его сохранность. о

-Чем вы занимаетесь?

-Учу немецкий на курсах при немецком посольстве в Тель-Авиве. /p>

Я опешил – и это после 15 лет в самом страшном приюте для самых дефектных шизофреников-преступников: "А зачем?"

-Я хочу стать учителем немецкого языка. Я люблю немецкий язык. Я хочу читать Гётеи Шиллера в подлиннике.

-Сколькие из его бывших однопалатников вообще знают это имя. Д аи вообще, из иракских евреев, пусть и проживших какое-то время в Индии.

-Вы испытываете ко мне отвращение за то, что я сделал?

-А почему вы это сделали?

-Это сложно объяснить. Не знаю, способны ли другие это понять, - Бонапарт часто вытирал платком рот, так как лечение вызвало повышенное слюнотечение, - Он ненавидел меня с детства. Он меня бил, щипал, оскорблял, пугал. Настраивал против меня всю семью. Сбрасывал с ночного горшка. Я помню в пять лет, - в голосе пациента зазвучала обида, пот заблестел на лбу.

-За это надо было ему того?

-Нет… С того момента они меня вычеркнули. Вся семья. Никто и ни разу. Я не видел никого с того момента… - Бонапарт стал смотреть куда-то мимо меня на стенку за моей спиной

Я попытался представить себе состояние родителей Бонапарта. Можно ли их чувства назвать даже ужасом? Способно ли воображение придумать хоть что-то страшнее?

Говорить не хотелось. Но следовало: "Скажите, а ваш костюм?"

-Я всегда любил чёрный цвет и кожаные вещи.

возврат к началу.