Встречи.
Главная страница

Записки психиатра.

Совпадения имён, фамилий и всего остального невозможно, потому что всё ниже написанное не имеет никакого отношения к прекрасной и прочей действительностям.

Я сидел за компьютером. Зазвонил телефон.

-Илья я такая злая. Я в мании, но не весёлой, я и не помню, были ли у меня весёлые, а в гневливой. Это у меня такая реакция на Анафранил (антидепрессант). Точно так же - на Амитриптилин (антидепрессант).

-Прими валиум, - предложил я, подумав, - Грамотно излагает, что значит годы болезни.

-Я уже приняла 50 миллиграмм.

-Немало, обычно больше 20 не даю, - буркнул я.

-Я сейчас ужасно злая. Я готова всех разорвать. Я устала от жизни. Я думаю, что я прожила не 40 лет, а 100. Я всё испытала, у меня была куча мужчин. Мне всё надоело. Я хочу умереть.

- Всему своё время. Не тебе это решать, - проговорил я, подумав, – Как хорошо, что уже более 10 лет она не моя больная, так как переехала в другой город. И разговариваю я с ней из одной только жалости, то есть дурости и слабости: не поворачивается у меня язык отшить её.

-А кому решать? Тебе?

-Да, нет. Есть Высшие силы.

-Глупости, ничего нет. Зачем я так мучаюсь всю жизнь? Я уже болею 20 лет. Так что же, я буду болеть до самой смерти? Я буду мучиться до самой смерти? У меня тревога. Ты знаешь, что это такое? Я каждый день просыпаюсь с болью в душе. Зачем я живу? Ну, ответь мне. Ответь…

-У меня нет однозначного ответа. Но значит, есть какая-то цель, - промямлил я, подумав, - А вдруг, и на самом деле никакой цели нет? Может ей и таким как она и на самом деле лучше суициднуться и дело с концом? Зря я с ней о Всевышнем, хотя раньше она верила….

-Никакой цели нет. Я – материалистка. А ты?

-Я нет.

-Не может быть. Ты веришь в Б-га?

-Да, - я вспомнил, как несколько лет тому она говорила, что боится Б-га.

-Это всё глупости, никакого Б-га нет. Всё это выдумали люди. Ещё Ленин написал: «Религия - это опиум для народа». Это так и есть. Никакого Б-га нет.

-Я так не считаю, - говорил я и думал, - Надо прекращать. Пусть с ней мучается её лечащий врач.

-А если Он есть, то чего же Он такой безжалостный? Почему Он нас так мучит? Зачем он устроил из нашей жизни одну и непрерывную пытку? Он что садист?

-Не знаю. У меня нет простого ответа. Сложного тоже. Значит, в этом есть какой-то смысл, - проговорил я, вновь подумав, - Как же хочется всем нам верить, что смысл на самом деле есть. Но зачем это говорить сумасшедшей?

-Смысл. Смысл. Смысл. Да если бы тебя сейчас услышал кто-то из психиатров, то он тебя тут же начал бы спрашивать, слышишь ли ты голоса? Ты слышишь голоса?

-Твой, - усмехнулся я, про себя добавив, - Злой и противный.

-Нет, ты не уходи от ответа. Вы все нас допрашиваете и обязательно спрашиваете о голосах. Так ты слышишь голоса? Настоящие.

-Нет.

-А хотел бы их услышать?

-Смотря какие, правильные, да, - мгновенно подумалось, - Вотэто самое настоящее безумие – нельзя вести такие разговоры с сумасшедшими, да ещё в психозе.

-Всё, закрыли бы тебя в закрытом отделении. А какие голоса правильные?

Я усмехнулся, подумав, - Уж точно, проводи я так интервью на экзамене, гнали бы меня из психиатрии палкой. Волчий билет без права пересдачи. Чего это я с ней разговариваю, как с нормальной? Моя проблема – неумение чётко обозначить границы. Или это просто непрофессионализм?

-Кем ты был в Москве? Ты не был психиатром.

-Откуда ты знаешь?

-Знаю. Ты был… ветеринаром.

-Хорошая идея, но образования не хватило.

-Илья, откуда у тебя такое терпение? Если бы мне кто-то позвонил и стал говорить, что я тебе наговорила, то я бы давно сошла с ума и послала бы его, сам знаешь куда. У тебя столько терпения

-По-разному.

-Ты знаешь, я у тебя научилась этому «по-разному». Когда я говорю это людям, то они выпячивают глаза, а потом оставляют меня в покое. Ты знаешь, два года у меня никого не было, а ведь я – молодая женщина, мне никто не даёт моих 40 лет, и все говорят, что я интересная, но я ни с кем не могу. Я так завидую твоей жене…

-Только этого мне недоставало, - подумал я и сказал, - Всё ещё впереди: у тебя ещё будут мужчины.

-Нет. Это в молодости я могла восстанавливаться. Человек – это машина способная восстанавливаться, а сейчас я не могу восстанавливаться. Я – сломанная машина. Я вообще не человек.

-Ты – человек.

-А ты хотел бы влюбиться по-новой? Хотел бы чего-то яркого, нового, чтобы заиграли эндорфины? Ощутить себя, ну, где-то на седьмом небе, забыть про всё, броситься очертя голову…

Разговор нравился мне всё меньше и меньше: хорошо только, что уже столько лет я не её врач. Только этого мне недоставало. Будь она в нашем диспансере, я бы перевёл её к другому врачу. Наверное, следовало бы, на самом деле, давно прервать наш разговор, но мне жалко её. Она связывается со мной только когда ей плохо и некому излить душу. Только по телефону я позволил ей обращаться ко мне на «ты» и по имени: мы перестали быть врачом и пациентом. Я обратился в её бесплатного консультанта. Это проявление моей слабости, любой нормальный врач давно повесил бы трубку, предупредив, что в следующий раз пожалуется в полицию. Я не делаю этого, потому что потом буду чувствовать себя очень скверно. Она живёт по-израильским понятиям где-то далеко-далеко, в израильской Тмутаракани. Не исключено, что я разговариваю с ней и потому что мне интересно: она иной раз выдаёт необычные вещи. Мне всё ещё интересно.

-Есть же женщины, которым везёт, например, твоей жене. Она тебя любит. Я тебя тоже люблю.

-Это уже дорога к уголовке: по-израильскому закону связь с пациентом карается тюремным заключением, - подумал я и зачем-то выдал, - Спасибо.

-Разве так женщине говорят? Скажи ещё, по-разному. Я что должна ответить: «Пожалуйста»?

-Интересно, а смог бы я завести роман с больной шизофренией, при условии, конечно, что она не моя больная и с точки зрения закона я неподсуден? - подумал я, испытав мгновенно брезгливость, - Как и с больной туберкулёзом, проказой, сифилисом. Шизофрения – ещё хуже, - и сказал, придав голосу жёсткость, - Если ты хочешь продолжать обращаться ко мне, то никаких слов о любви.

-Почему?

-Уже хотя бы потому, что я не хочу сесть в тюрьму.

-Я совсем проклятая: за меня сажают в тюрьму? - мне показалось, что она заплакала.

-Не за тебя. Просто любые эротические отношения врача с пациентом уголовно наказуемы. Я категорически настаиваю, чтобы эта тема больше никогда не возникала.

-Хорошо, - тихо и покорно прозвучал ответ.

Где-то вдали от трубки зазвучал пожилой голос матери: «Сколько времени ты болтаешь. Я всё слышу. У нас и так денег нет, а ты болтаешь».

-Ну, вот. Ладно, до свидания. Удачи тебе.

-Тебе тоже.

Ночью началась война в Газе. Утром я ехал на работу и думал, где мои сыновья?

возврат к началу.