|
Из-за закрытой двери Лиора
Совпадения имён, фамилий и всего остального невозможно, потому что всё ниже написанное не имеет никакого отношения к прекрасной и прочей действительностям. Лиоре 42 года. Она похожа на когда-то знаменитую певицу Офру Хазу, обе йеменского происхождения, умершую в 2000 году от СПИДа. Если бы не страдальческое выражение лица, то Лиору можно было бы смело назвать интересной. Но за несколько лет общения наблюдать её в ином виде мне не удалось. Разумеется, все наши встречи происходили только в кабинете психиатра; кто знает, как Лиора выглядит в других местах. Иной раз отличие бывает разительным. В 1990 году Лиора поехала с мужем в гости. В тот день она плохо себя чувствовала и хотела остаться дома, но муж смог её уговорить, так как это была какая-то очень важная для него деловая вечеринка. Они опаздывали, поэтому муж гнал, как сумасшедший, не заметив, не остановился на знак «уступи дорогу», и со стороны Лиоры в них врезался автомобиль. С водителя не упал даже волос, а Лиора заработала сотрясение мозга, переломы руки, плеча и ноги. Авария её совершенно преобразила. С тех пор она стала совсем другим человеком – типичное описание себя заболевшим посттравматическим расстройством. Израиль, вообще, страна посттравматическая. В начале ХХ века сюда приехали некоторые жертвы погромов в России. Потом прибыли бежавшие от нацистов. Затем - считанные, каким-то чудом уцелевшие, несмотря на нацистки-немецки-европейски-всемирное «окончательное решение еврейского вопроса», остатки европейского еврейства. В 70-е годы, с увеличением числа автомобилей, стало стремительно нарастать число пострадавших от них. После начала Осло войны – подписания Рабиным, Пересом и Бейлиным сделки с убийцей Арафатом - Израиль начал стремительно заполняться жертвами арабского террора, в основном убийц-самоубийц. -Он отбросил меня, как использованную вещь. Ну, разве я виновата? Он устроил аварию, а потом выкинул меня, как поломанную игрушку. Он не давал мне ни работать, ни учиться. Вы знаете, как эти восточные мужчины относятся к женщинам. До него я встречалась с ашкеназийским (европейский еврей или потомок выходцев из Европы) парнем. Я до сих пор жалею, что не вышла за него замуж. Научилась бы готовить вашу гефильте фиш (фаршированная рыба). Вы, европейцы, обычно намного лучше относитесь к женщинам. Не попала бы в ту аварию. Из-за мужа я не училась, так и осталась необразованная. Он не хотел грамотной жены. Потом, когда я заболела, он взял и отшвырнул меня, как курок, – как обычно плакала Лиора, вспоминая прошлое, особенно развод. Она приходила ко мне, чтобы выплакаться: где еще, как не на приёме у психиатра, человек может излить душу: в каком другом месте ему позволят такое. За исключением гипноза и некоторых других активных способов лечения, люди посещают психологов только ради выплёскивания накопившегося внутри. Далеко не все психиатры способны долго выслушивать пациентов. Скорее всего, большинство больничных психиатров, имеющих дело с тяжёлыми психическими расстройствами, к этому вообще не готово. -Не люблю я невротиков-нытиков, - искренне и откровенно поведал мне как-то пожилой психиатр, когда, во время ординатуры, я работал в его отделении, - Мы должны выслушивать всякие людские «цоресы» (беды), ну, ладно, шизофреники. Они, кстати, обычно, не так много и говорят. А вот невротиков я не переношу. Они меня раздражают. Поэтому я не смог долго проработать на поликлиническом приёме. Мне не хватает терпения выслушивать всё их нытьё. Да и лечения никакого. Просто сидишь и хлопаешь ушами. -Доктор, - только таким образом обращается ко мне Лиора, - как и большинство остальных пациентов, потому что в Израиле больной врача по имени, обычно не называет, а отчество не используется, - Доктор, у меня сухо. Я познакомилась с одним мужчиной, но у нас ничего не получается, так как у меня сухо. Это может быть связано с лекарствами? -Не исключено, Лиора. Но может быть связано и с вашим состоянием, Мы ведь пациентов не смотрим, - говорю я, про себя добавляю, - Очень хорошо, что так, - и продолжаю, - Поэтому вы, прежде всего, должны обследоваться у гинеколога. Идите к гинекологу, Лиора. -Ладно, доктор, но я знаю, что это из-за лекарств. -Допустим. Вы сможете не принимать их, чтобы встречаться с вашим человеком? -Нет, конечно. Я с лекарствами-то с трудом перебиваюсь. Я пробовала их не пить, так стало еще хуже… -Поговорите с гинекологом. Пусть он вас обследует. Если ничего не найдёт, то спросите, вдруг он подскажет, что делать. Тема «не увлажняемого влагалища» очень часто всплывала на наших встречах. Ну, на самом деле, с кем ещё она могла её обсудить. Не с гинекологом же, который, услышав такую жалобу, мгновенно отправит на анализы, хорошо бы, кстати, а то и просто пропишет что-нибудь, и «привет». Остальных и упоминать не стоит. В тот раз Лиора появилась после довольно длительного перерыва. «Это были ужасные месяцы, - начала она своим обычным введением, - Я должна пройти операцию на правом глазу - у меня развилась катаракта, - действительно, странно для её возраста, - Я не знаю что делать, - Лиора заплакала навзрыд, а я подсунул ей под руку пачку салфеток. Несколько минут она всхлипывала, освобождая глаза и нос от обильных выделений и выбрасывая отработанные салфетки в корзину для мусора. Осушив орган зрения и обоняния настолько, чтобы получить вновь возможность говорить, она поправила волосы и спросила: «Почему всё происходит со мной?» -Ну, Лиора, совсем и не всё. Слава Б-гу, даже не половина. Плач слегка усилился, но умеренно, говорить не мешал: «В тот четверг вечером у меня был друг…» -Сейчас опять - «Я вся сухая», - подумал я, вспомнив, что рассказал как-то об этом, разумеется, не назвав её имени, приятелю психиатру, который мгновенно заключил: «Это – агрессия. Самая страшная агрессия, на которую только способна женщина в отношении мужчины». Я же не видел в поведении и рассказах Лиоры ничего агрессивного, даже подсознательного: по-моему, речь, на самом деле, шла об одинокой и несчастной женщине, которая только у меня в кабинете и могла освободиться от своего тяжёлого душевного груза. Кстати, тот мой приятель психиатр - старый холостяк – причислял всех женщин к истеричкам. Истеричек же он на дух не переваривал, частенько говаривал: «Глядя на женщин, я всегда вспоминаю старого доброго немецкого психиатра Кречмера, который считал, что единственное лечение истеричек - трахать их электрошоками». «Ага, а доктор Менгеле в Освенциме тоже хорошо лечил евреев», - не удержался я. «Не понимаешь ты женщин», - покачал головой старый холостяк. -Мы сидели и пили чай, и вдруг пришёл сыщик, - Лиора заревела, вернувшись к осушительным работам. Я кликнул Интернет. После появления компьютеров, я перестал пользоваться авторучкой. Экран развёрнут в мою сторону, чтобы больной не видел, что я печатаю: многим это не понравилось бы, а в иных психиатрических ситуация могло быть просто опасно. Поэтому во время таких длительных излияний, когда от меня не требуется ни диагностики, ни принятия решений, но только присутствия и демонстрации эмпатии (сострадание, сопереживание), я научился заниматься своими делами. Я на самом деле слушаю и показываю человеку, что его слышат, но при этом, ухитряюсь либо писать одно из многочисленных писем-ответов, затребованных различными организациями, прежде всего, Институтом Национального Страхования, либо, под настроение, гулять по Интернету. В тот раз я выбрал последнее. Лиора продолжила: «Его послала мэрия. Я у них числюсь одиночкой, поэтому они мне дали 80 процентов скидки на городской налог. Вот и посылают сыщиков проверять: правда ли, что я живу одна. А тут застали друга. Почему они меня так унижают? Что я не могу принимать, кого хочу?» - и она ударилась в слезы с новой силой. -Хорошо, что есть компьютер, - выжидал я, пока Лиора наплачется, кликнув на сайт израильских новостей. Будь они прокляты, эти израильские вести: сообщение о похоронах 10 погибших в арабском теракте в ашдодском порту. Когда Лиора притихла, я спросил: «Не понимаю, вам нельзя принимать дома гостей?» -Они обвинили меня в том, что у меня живёт сын… -Что? Что? - не поверил я. -Сыну 26 лет. Я декларировала, что он у меня не живёт, иначе они не дали бы мне скидки: он взрослый, зарабатывает и значит, скидка не положена. Сыщик вёл себя отвратительно: везде совал свой нос, всё просматривал. Мой друг испугался и сказал, что он – друг моего сына. -Чем это лучше? -Не знаю: он просто болтал со страху. -Сколько лет вашему другу? -45. Сыщик тоже обратил внимание на разницу в возрасте между сыном и другом и сначала не поверил. Но затем сказал: «Друг так друг, раз говорит». Вышло ведь только хуже, потому что потом сыщик стал сразу же говорить: «Вот, значит, ты мне врёшь: сын живёт у тебя, раз он пришёл к сыну». Если уж друг соврал, то я стала придумывать, что сын должен был прийти в гости, но зря, сыщик мне совсем не поверил. Он везде совал нос. Сказал, что в квартире набросано, а так как я живу одна и не работаю, то это говорит, что со мной живут несколько человек, то есть сын – мужчины, мол, все неряхи. Убирать должна женщина. -Интересная логика. Не исключено, что правильная. -Что ему, если у меня нет сил ничего делать. Я хочу убрать, но не могу. У меня бывают моменты, когда я пальцем пошевелить не могу и целые дни провожу в постели. Что это за государство, которое так издевается? -Всё чаще и чаще слышишь фразы: «Это - Израиль», «Что это за государство такое?» - и многие прочие такого же типа, - подумал я. -Они дали мне штраф в 250 шекелей. -За что? -Оплата работы сыщика, чтобы в дальнейшем не было неприятностей. Если я не заплачу, то будут дальше разбираться. Так мне и сказали в мэрии: «Или ты платишь, или мы продолжаем и тогда будет совсем плохо, кроме того, что снимем скидку». Всё против меня. И друг меня оставил… Как обычно, Лиора сидела у меня долго – один из пациентов уже несколько раз заглядывал в кабинет. -Минуту, - останавливал я его - это был Пинхас Шараби - антисоциальный психопат, преступник, отсидевший 25 лет в израильских тюрьмах. -Сколько можно, - злобно ворчал он, встав в дверном проходе, - она уже всё высидела. -Не всё. Вы вообще без очереди, и если я согласен вас принять, то вы должны спокойно ждать, а не устраивать базар. Люди будут у меня находиться столько, сколько нужно. Я определяю! Вы мне диктовать не будите! – проговорил я, подумал, - Совсем неправильно: я выказал ему раздражение. Это плохо. То, что он – бандит, не даёт мне оснований выходить из себя – и, предельно расслабившись, проговорил самым спокойным голосом, на который был только способен, - Я вас приму, как только выйдет госпожа. Недовольно фыркнув, Пинхас сердито закрыл дверь. -Чего друг-то оставил? – повернулся я к Лиоре. -Он стал говорить, что боится запутаться, боится неприятностей, ему это не надо. Он очень испугался и разнервничался, когда пришёл сыщик. Так я опять осталась одна. Скоро Песах (пасха), а я опять буду одна: никто меня не пригласит на седер (пасхальный вечер), - слёзы лишь слегка покапали – видно уже всё выплакала. -Будем надеяться, что пригласят: у вас ведь много родственников. -Много-то много, да толку мало. Никому я не нужна. Какая от меня польза? Денег у меня нет… -Лиора, - показал я интонацией, что, и вправду, уже пора заканчивать, - Всё проходит, - я очень люблю эту фразу царя Соломона, - Будем надеяться, что и вам станет лучше. Вы - молодая, интересная женщина. Вы сможете встретить другого человека. Если ваш друг оставил вас из-за такой ерунды, то, по-моему, вам просто повезло. Выписать вам рецепт? -Нет, семейный врач мне выписывает. Спасибо вам: вы меня всегда выслушиваете, а это так важно… -Важно-то важно, только продвижения никакого, - подумал я, а в кабинет уже ввалился Пинхас. возврат к началу. |