|
|
Сада.
Имя изменено.
Сада - так зовут её по-кавказски – невысокая, широколицая женщина 45 лет в тёмных брюках и свитере, чьи волосы покрашены в тёмно каштановый цвет, предательски исчезнувший с висков, отчего их серебристость бросается в глаза. Русский язык Саде не родной, поэтому строй её предложений и интонации выдают её происхождение. Принесла с собой Сада тетрадку, в которой на нескольких страницах для памяти записала крупным, ровным почерком все свои жалобы. -Вы когда-то обращались к психиатру? -Лет 15 назад, когда разводилась с мужем. Я так плохо себя чувствовала, что мне посоветовали обратиться к психиатру. Я боялась умереть. Перестала носить всё моё золото: боялась, что если вдруг умру по дороге, то чтобы чужие не забрали, а всё осталось детям. Я попринимала какие-то таблетки, сейчас даже не помню их названия, и всё прошло -Что привело вас ко мне? -Я очень плохо себя чувствую, доктор, - Сада раскрыла тетрадку и стала читать, не отрываясь от написанного, - Морально тяжело. Сильно болит рука. Ощущение, как будто на грудь слева положили груз. Сердцебиения. Пропал сон. Мозг всё время работает, ни минуты покоя, даже во сне. Мне снятся страшные сны. Я пересмотрела всех моих мертвецов – родственников и знакомых, которые умерли много лет тому назад. Поэтому по утрам я просыпаюсь уставшая, разбитая и с тяжёлой головой. Болит голова, как будто бы по ней ударили молотком. Всё время слышу какой-то шум в голове, как прибой. В Баку мой хороший знакомый – профессор, заведующий неврологическим отделением - 3 раза сделал мне компьютерную томографию головы и сказал: «Хватит. У тебя всё нормально». Тревога. Всё быстро надоедает. Не хватает терпения. Нервное состояние. Часами не хочу ни с кем разговаривать. Я понимаю, что это не этично, не культурно, если я показываю людям, что не хочу их, но ничего не могу с собой поделать. Как будто бы мой мозг отключается. Ощущение подъёма на скоростном лифте. Мгновенно. Как будто бы всё уходит наверх внутри головы и поднимается горячая волна от затылка. Какое-то онемение рук, - перевернула Сада лист и отложила тетрадку. -Вы чего-то боитесь? -Во время развода очень боялась смерти. Сейчас не боюсь. Я уже пожила, взрослая. Хотя, я ведь еще не старая женщина и могу быть счастливой. У меня страх, что произойдёт что-то страшное с детьми. Сначала страх, а потом ужасная апатия пошла. Например, нет желания что-то одевать. Не хочу примерить платье, постоять перед зеркалом. Раньше я это так любила, а сейчас всё безразлично. Не хочу думать. Трудно думать. Я могла читать часами, а сейчас не могу. Стала мнительная. Хочу выгонять эти мысли, и не получается. Всё время устаёт мозг. Я просто чувствую усталость мозга - как после длительной работы устают мышцы, так у меня всё время усталый мозг. Я сильно сосредоточивалась, чтобы понять. Может быть, я работала с израильтянами метапелет (сиделкой), должна была говорить и понимать на израильском языке. Очень сильно думала. Отсюда, наверное, тяжесть в голове. И мой мозг не контролирует мои движения. -Объясните, пожалуйста, что вы имеете в виду? -Могу идти и чувствовать, как будто бы шатаюсь. Хочу держаться бодро. Временами я очень бодрая женщина. Я хочу быть как прежде – всё время бодрой. Не получается. Сейчас я не переношу громких звуков. Это меня раздражает. Иногда раздражает меня мой разговор. Раньше разговаривала и не обращала внимания. Сейчас, когда я говорю возвышенным голосом – это утомляет мозг от моего голоса. Как будто бы внутри головы кто-то ходит. Шевелится. -Какие странные жалобы, - подумал я и спросил, - Какое у вас настроение? -Сейчас чуть лучше, но когда я работала метапелет (сиделкой) в Нетанье, то было жуткое. Я морально устала. Да еще пасмурная погода действует. Раньше я любила дождь, а сейчас жду солнца. У меня было всё. Я была очень независимая и смелая женщина. Я всё время вспоминаю, что я оставила. Сама себе наделала. Я имела всё, была сама себе хозяйка. Всё, что хотела, покупала. Я 10 лет прожила с турком. Я ему всё время говорила: «Давай поженимся, чтобы наше положение стало официальным». Он не хотел ЗАГС делать. Он на 6 лет моложе меня. Никогда не был женат. Говорил, что его родители возражают. Потом я познакомилась с его родителями. Они перестали возражать, а он всё не хотел. Тогда я сказала: «Знаешь что, так больше продолжаться не может. Я уезжаю». Тут он стал меня уговаривать остаться. Но я уже решила: пусть мне будет хуже, но с ним я не останусь. И вот, в Нетанье я всё время вспоминала, когда прислуживала пожилой паре. Я всегда была такая независимая, себе хозяйка. Я разгружала и погружала пароходы по 2000 тонн. У меня было своё дело. Я могла кричать, говорить грубые вещи, а тут всё время должна была сдерживаться, сидеть вместе с двумя стариками, угождать им. Старуха - очень тяжелая. Мне говорили, что она встаёт с кресла сама, лишь надо дать её руку. Но, на самом деле, мне пришлось её поднимать, и я надорвалась. Потому-то у меня сейчас и болит грудь слева. Я боюсь, что это сердце. До чего я себя довела. Из-за своего характера, я угробила свою жизнь. -Вам приходилось испытывать необычные вещи, например, слышать какие-то голоса, когда вы одна? -Зачем? Только этого мне ещё не хватало. -Видели что-то необычное? -Не понимаю, что вы имеете в виду? Вся моя жизнь необычная. Разве много женщин могут похвастать такой жизнью, как я. Только сейчас меня и это не радует. -Пришлось вам, как-нибудь испытать страх, неприятное переживание среди людей, на улице, в толпе? -После того, как я была заложницей, всё время думала, что на улице меня кто-то хочет достать. Только в Израиле у меня это пропала: я знаю, что никому тут не нужна. -Как ваш аппетит? -Я была на диете. Похудела на 10 килограмм. Сейчас же нет аппетита. Я кушаю, потому что мне надо кушать. -Вы совсем не получаете удовольствия от еды? -Почти. -От чего вы получаете удовольствие? Что вас радует? -Почти ни от чего. Я потеряла очень много денег. У меня ведь был бизнес. Пропало не меньше 300 000 долларов. Но верни мне их, и я не обрадуюсь. У меня очень сильная апатия. Ничего не радует. Может быть, немного довольна только, что я опять живу среди родственников и если куплю билет в Баку, где остались мои дети, то, наверное, обрадуюсь. Когда я звоню им – хотя бы раз в неделю, то очень волнуюсь, чтобы с ними всё было хорошо. -Какой у вас в Израиле статус? -После развода с турком, я приехала туристкой, но визу я уже просрочила. Я поживу до августа и вернусь. Может быть, оформлю там документы и опять приеду. Еще ничего не знаю. -Расскажите, пожалуйста, о себе. -Я родилась в 1957 году в Баку. У меня есть старший брат и младшая сестра. У нас была очень хорошая семья. Папа - нефтяной работник, проработал на нефтедобыче до самой пенсии. Мама умерла рано – в 55 лет от инсульта. Я сейчас очень волнуюсь за папу: как бы с ним ничего не случилось. Детство прошло замечательно хорошо и радостно. У нас всегда гостило много людей и родственников. Мы очень дружная семья. В школе я была боевая, дружила с мальчиками. Сами понимаете, что для наших краёв – это не совсем обычно, но меня папа любил и позволял много и больше, чем другим девочкам. Поступила в институт искусств – культпросвет работник. После 3 курса меня хотели послать продолжать учебу в Ленинград, но папа не разрешил – это уж и для него было слишком. На последнем курсе я вышла замуж, но не по любви. Я должна была бы 3 года отрабатывать, куда пошлют, потому пришлось срочно выходить замуж. После института работала в музее азербайджанского народного искусства. Сначала экскурсоводом, а потом младшим научным сотрудником. Мне там было скучно – мне всё быстро надоедает, и я люблю переменки и острые ощущения. Мой муж работал строителем. Мы с ним совершенно разные люди. Он очень много о себе думает. Считает себя самым умным. Попросту, мы не сошлись характерами. Я подала на развод. Наверное, сейчас я бы и не разошлась с ним, но о разводе я не жалею. После развода я долго жила одна. Сейчас боюсь одиночества, но и люди раздражают. Даже детям говорила: «Уходите к отцу. Хочу дня два побыть одна дома». Когда я была в Турции, то потеряла связь с подругами. Жалко, но нет желания. Я была жёсткая, а сейчас - трогательная: чуть, что сразу же слезы текут. Лет 12 назад я поехала в Турцию. Организовала там фирму по туризму. Работала переводчицей начальника полиции города Трайзон. Встретила мужчину. Должна была получить гражданство. Всё бросила и таскала старуху в Нетанье. Моя беда – мне быстро всё в жизни надоедает. Ищу приключений, риска. Я могу пойти на большой риск. Бросить всё ради большого риска. Я начала торговлю с Абхазией. Я не представляла, что там происходит после войны. Я привозила в Абхазию пароходы с продуктами. Обратно везла лес. Грузила пароходы по 2000 тонн. Я могла грубо разговаривать в порту. Я была очень свободной. Привезла я пароход. Мы его разгрузили. Поехали и попали в автоаварию. Я помню, как грузовик развернул прямо на нас. Мы просто въехали под него. Он был виноват. Я закричала и потеряла сознание. Очнулась в больнице. У меня было несколько переломов, самый тяжелый на ноге. 60 дней я носила гипс. Мне его сняли и в тот же день мы ехали в Сухуми заказывать груз для Турции. Знаете, там такие горные дороги в лесу. На милицейском посту нас попросили взять двух ребят. Мы согласились, хотя ребята выглядели странно – на них были такие шляпы и чёрные очки, хотя солнца совсем не было, что лица их совсем невозможно было различить. Вся Абхазия разрушена после войны. Никаких законов нет. Правят авторитеты и бандиты. На меня сделали наколку. -Что? -Наколку. Сдали меня бандитам. Мои же компаньоны. Потом мне сказали об этом. Едем. Дорога совершенно пустынна. У меня было около 8 тысяч долларов и золотые украшения. В сумочке я держала пистолет компаньона – без этого там нельзя. Вдруг нам перегородила дорогу белая машина. Я не поняла в чем дело. «Может быть, мы им чем-то промешали?» - подумала я и тут внезапно открылись 4 двери, из них выскочили 4 человека в масках и с Калашниковыми. Те двое ребят, которых милиционеры попросили взять, оказались тоже бандитами – они достали пистолеты и направили на нас. Они заскочили в нашу машину: «Оружие есть?» «Нет». Один из них полез ко мне в сумочку, увидел пистолет: «Что же ты врёшь». Забрал, разумеется. Я подумала, что это обычный разбой, решила отдать им всё, что у меня было. Они забрали все деньги и золото, но не оставили нас, а сели в нашу машину – один рядом со мной и двое сзади. Доехали до обрыва. Там они меня вывели. Прокололи шины нашей машины, достали и выбросили аккумулятор, чтобы шофёр не смог сдвинуться. Мне одели чёрную маску на лицо, и мы поехали. Я прислонилась к сидевшему рядом со мной. Я как будто бы что-то почувствовала. Он, действительно, оказался их командиром. Это были наркоманы и бандиты. Привезли меня куда-то, и началось. Меня не трогали, но 28 дней перевозили с места на место. Я не могла переодеться. Представляете, женщина столько дней в одной и той же одежде, ничего? Позволяли только зайти в туалет, чуть помыть руки водой и всё. Требовали, чтобы я писала всякие записки компаньонам. Выкачивали из меня деньги. Я делали всё, что они мне не заказывали - очень боялась: они держали автомат у головы. Один раз, в каком-то месте, где я слышала шум прибоя, они приковали меня наручниками к батарее. Так они обычно поступали. Я только попросила, в тот раз: «Ребята, пусть наручник будет на моём платье, а то эта рука моя сломана и очень болит». Они так и сделали. Вскоре, кто-то постучал в дверь. Стучали долго. Никто не открывал. Я начала дёргать руку и, так как под наручником было платье, то мне удалось освободиться. Я сняла маску. Это оказался какой-то корпус санатория. Совершенно пустой. Всё пусто. Я зашла в одну комнату, другую, третью. Никого. Неожиданно в одной из комнат я увидела их. Они были совершенно пьяные, может, и накурились, и без масок. Я не знала, что если кто-то видит лицо похитителя, то его должны убить. Я начала дёргать одного из них, к которому я прислонялась в дороге, он был их начальник, и звали его Гарик. Он проснулся. «Что же ты наделала? Я должен тебя убить, так как ты видела моё лицо?» Он выпил еще один стакан водки. Предложил и мне, так как увидел, в каком я состоянии. «Спасибо, но я не пью». Он подумал и говорит: «Ладно. Ты меня видела, но обещай, что никого не сдашь». Я всё обещала. Он отвёз меня к себе домой. Я познакомилась с его женой и двумя детьми. Его же вызвали на разборку: он не имел права так делать. Его жизнь тоже была в опасности. Я предложила им работать со мной. Они требовали с меня 120 000 долларов. Я им сказала: «Ребята, у меня таких денег нет. Давайте лучше будем вместе работать». Они подумали, согласились и отпустили меня. К тому времени вся Абхазия была на ушах – пропала турецкая гражданка. Искали милиция и КГБ. Но я им ничего не сказала, как и обещала. На всё я отвечала, что ничего не помню, ничего не видела и ничего не знаю. В Москве заложники просидели в театре «Норд» три дня и потом со всеми выжившими говорили психиатры. Я же была 28 дней, совсем одна. Но со мной обращались неплохо: не избили, не изнасиловали. Всё кончилось хорошо. Правда, потом бандиты меня ограбили. Я потеряла всё. Они не способны вести честные дела. Я вернулась в Турцию. Но ничего не получилось и с мужчиной… возврат к началу. |