|
|
Хана.
Имя изменено.
Дочь средних лет привела свою мать - пожилую женщину по имени Хана. В 1998 году Хана поехала в Иерусалим к своей сестре и попала в один из терактов. Она была далеко от места взрыва, но испугалась настолько сильно, что застыла на месте, с которого не могла сойти, пока её не забрала «скорая» и не привезла в больницу. Хана забыла сам взрыв, всё, что было несколько минут перед ним и почти целый день после. Она перестала разговаривать. Только плакала, стонала, указывала на область сердца. Её продержали в кардиологическом отделении, провели все обследования, ничего не нашли и выписали всё такой же молчащей, но лишь меньше плачущей. Речь вернулась к Хане лишь через пару недель, но заикание осталось. После каждого нового арабского теракта состояние Ханы ухудшается: она почти перестаёт разговаривать, с огромным трудом движется, кричит и плачет почти без перерыва, не спит, не ест. -Как ваши дела? – спросил я её в очередной визит, который на этот раз совпал со взрывом в Хайфе. Вместо ответа Хана заплакала. -Доктор, маме нельзя смотреть телевизор и слушать радио, - ответила вместо матери дочка, - Каждый взрыв, каждый убитый солдат просто разрывают её сердце. Хоть выброси и радио, и телевизор. Газет мама не читает – она ведь неграмотная, но люди-то говорят, соседям ведь не запретишь. После каждого взрыва у каждого болит сердце, даже если никто из родственников и знакомых не пострадал. Никуда не деться, нельзя же маму 24 часа в сутки держать взаперти. И что делать с её памятью: после каждого взрыва она почти месяц не помнит самых простых слов. Не помнит имён своих детей, хотя нас-то всего трое: двое умерли сразу же после родов. Про имена внуков я уже и не говорю, их ведь, Слава Богу, семеро и скоро появится правнук, чтоб он был здоров до 120 лет. -Я не могу ничего делать, - чуть успокоившись, но всё еще сквозь слёзы проговорила Хана, - До этого весь дом на мне держался, а сейчас всё валится из рук: сил нет, руки дрожат, ничего не хочу. Всё забываю: зажгу газ и не помню. Забываю воду закрыть – недавно даже соседей залила, спасибо они хорошие люди смогли договориться, но всё равно ремонт, пусть и не большой, но пришлось им сделать. Всего боюсь, опять вздрагиваю от любого шороха. Не сплю. Боюсь спать. Стоит задремать, как вижу жуткие кошмары. Вчера мне приснился… Если я спала, потому что трудно понять сплю я или нет, изрубленный на кусочки младенец, и кровь, - она опять сильнее заплакала. Я протянул Хане салфетки: «Вы хотите попить?» Она кивнула. Дочь вышла из кабинета и вскоре вернулась со стаканом воды. Чуть успокоившись, Хана продолжила: «Потом мне приснилась мама. Я ведь почти не помню её, она умерла, когда мне было лет пять, но во сне я знала, что это моя мама. Она звала меня, что-то говорила, не помню что, а я кричала, бежала куда-то, проваливалась… Мне часто снится и муж, он ведь тоже умер почти 30 лет тому назад после операции из-за грыжи. До того, они мне ни разу не снились, а сейчас все покойники приходят ко мне по ночам, и какие-то трупы, убитые, разорванные, кровь, кровь, кровь… Я не могу есть, все платья на мне просто болтаются. Не могу выйти на улицу, если вижу араба, то ноги становятся как ватные, в голове туман, всё дрожит. А ведь я из Ирака. Только арабы мне в школе не давали покою – из-за этого и бросила. Хотелось верить, что хоть здесь будет иначе. Доктор, ну, когда же это всё кончится?» возврат к началу. |