|
|
Ирмиягу. Быть или не быть?
Совпадения имён, фамилий и всего остального невозможно, потому что всё ниже написанное не имеет никакого отношения к прекрасной и прочей действительностям. С такими горящими огнём безумия глазами я его ещё не видел. Обычно замедленный и как в воду опущенный, в тот раз Ирмиягу не мог успокоиться в одном положении больше минуты, всё время вскакивал, опираясь руками о стол, наклонялся вперёд, затем отбегал к двери, возвращался, падал на стул. Сидел как на иголках, нервно ломая пальцы, издающие сухие хрусты. -Доктор, я решился, - он вскочил, вытянулся вверх во весь свой почти двухметровый рост, опять рухнул на стул, - Доктор, моя жизнь ничего не стоит... Я решил... Прошло 13 лет и 13 дней после авария и я – пустое место, я – полное ничтожество. Я всё время думаю: «Как это случилось? Я был на коне, я был среди первых людей страны, меня приглашали к Президенту, а сейчас я – никто и ничто. Знаете, что я решил? - он замолк и уставился на меня. -Скажите. -Главное дело моей жизни. Пусть и моя жизнь получит смысл и оправдание… Я пойду и взорвусь среди арабов. Хоть какая-то польза. Я сделаю хоть что-то хорошее для еврейского народа. -Опа, только этого мне недоставало, - оборвалось у меня в груди, - Вот оно - влияние среды. За несколько месяцев до того один из моих пациентов убил свою жену и затем себя. Явных проколов в моём лечении не обнаружили, потому я не только продолжил работу, но даже не получил никакого замечания. Только всё равно. Существует некое конечное количество таких трагических случаев, пусть даже у психиатра не находят явных проколов, которое начинает вызывать у начальников сомнения в целесообразности дальнейшей работы врача. Кстати, при желании, всегда можно найти огрехи у всех. Комар может носа и не подточит, а человек обнаружит всё, что желательно получить. Где-то я читал или слышал, что американские страховые кампании перестают страховать врачей, на которых подают слишком много жалоб, пусть даже они и не подтверждаются. Интересно, прежде всего, я подумал о себе. Что пришло бы в голову другим врачам? Мы все дрожим за свои шкуры и рабочие места. Как там у Некрасова: «В мире есть царь – этот царь беспощаден: Голод - названье ему». Разве это ненормально? Важно ли, что вопрос идёт не о жизни, а о выживании. Никакой другой работы нет, в моём возрасте не найдёшь, а ещё детей растить… Как хорошо, что он пришёл посоветоваться со мной. Провидение… Пока сумбур этих мыслей крутился в моей голове, Ирмияху вскочил: "Это будет самое важное дело всей моей жизни...» -Отсюда он или поедет в больницу, или придётся просить у районного психиатра приказ о принудительной госпитализации. Кроме того, если он откажется, то придётся сообщать в полицию, - подумал я, испытывая противнейшие чувства, и, не найдя ничего лучшего, спросил, - Как вы себя чувствуете? Вопрос ударил Ирмиягу как током: на несколько мгновений он застыл, затем сделал шаг, вплотную приблизившись к столу, а потом начал медленно и плавно опускаться, вздрогнув по достижении сидения. Тряхнув головой, положил руки на стол. Откинулся на спинку стула. «Отчаяние», - вырвалось откуда-то из самых глубин его существа. -Когда оно началось? – спросил я, подумав, - Любой психиатр, при желании, без особого труда сможет найти кандидатов в убийцы-самоубийцы. Я уверен, что часть арабских убийц-самоубийц вышла из кабинетов психиатров. За год, без всякого напряжения, я могу привлечь к такому благородно-мокрому делу больных пять, а то и десять. Нечего и говорить, что мобилизация несравненно облегчается соответствующим воспитанием с самого детства и непрерывной пропагандой, как это происходит у арабов. Но даже у нас, где бред о «мирном сосуществовании между евреями и арабами» стал обязательной лапшой, постоянно навешиваемой на уши всем израильтянам, вдруг выскакивают такие ляпсусы, явные проколы воспитательной работы в деле мирного процесса, то бишь, уничтожения евреев. -Мне стало хуже недели две назад. -Была причина? -Не знаю. Я проснулся утром. Каждое утро я еле-еле встаю, так как засыпаю с очень большим трудом, а ночью просыпаюсь от страха и весь в поту. Я обязан это сделать. Арабы должны знать, что среди евреев тоже есть люди... -Откуда у вас появилась эта мысль? -Не знаю. -Она вообще-то ваша или пришла в вашу голову со стороны? -Нет. Моя. -Это ваш мозг породил её? -Да. -Вы продолжаете думать, что на улицах вас все смотрят, за вами следят и вас преследуют? -Да. -Отлично, азох энвей. Уже хорошо для районного психиатра: бред отношения и преследования есть, продолжает находиться в психозе, опасен для окружающих, то есть, если не согласится, то на лицо все основания для просьбы о принудительной госпитализации. -А вдруг он прав? Как он чётко сформулировал: «Арабы должны знать, что среди евреев тоже есть люди». В наших диких, средневековых краях человеком уже начал считаться лишь тот, кто способен взорваться в толпе врагов. Нет, даже не врагов. Среди врагов, это - благородно, это - воин, это - камикадзе, это – герой. Нет, взорваться по-подлому, среди беззащитных детей, женщин, стариков, безоружных мужчин. Арабы вогнали нас в безумную, кровавую карусель. А если он взорвётся среди арабов террористов? Это хорошо? Но только не на моей ответственности, - подумал я и продолжил, - Ирмиягу, это очень ответственное решение, - про себя я искал убедительные предлоги для госпитализации, - Вы сами сказали: «Самое важное дело моей жизни». Такие решения следует принимать с трезвым и ясным умом. Разве можно принимать такое ответственное решение, когда вы так плохо себя чувствуете? -В принципе, вы согласны, что еврей должен это сделать? Я даже уже знаю, как я это сделаю... -Это очень сложный вопрос. Отвечу честно: я об этом не думал, и у меня нет однозначного ответа. Ну, ладно, убьёте вы, ну, в лучшем случае, 20 арабов. Стоит ли ваша жизнь 20 арабов? -Моя жизнь не стоит ничего. Выеденного яйца не стоит. -Прокол, - подумал я и сказал, - Ладно, я с этим не согласен, но сейчас речь идёт о другом. Каково будет вашей семье? Вы представляете себе огромные заголовки всех израильских газет, а потом и всего мира. Вообразите выпуски теле- и радионовостей: «Ирмиягу Кохен - первый еврей-убийца-самоубийца – такого-то числа взорвал себя в толпе невинных арабов…» Что будет с вашими детьми? Капельки пота засверкали на его лбу: «Я об этом не подумал». -Лёд, кажется, тронулся. Не тронуться бы мне самому с такими пациентами. Надо его дожать: он должен согласиться на дурдом. Выбора у нас нет: ни у него, ни у меня, - подумал я, кашлянул и сказал, - Вы уверены, что этот выбор продиктован вами, а не вашей болезнью? Ирмиягу закрыл глаза и прикрыл их руками. В кабинете воцарилась тишина. Оборвал её лай собаки за окном. -Что мне делать? -Я думаю, что некоторое время вам надо будет полежать в больнице. -Я – сумасшедший? -Нет, - соврал я, - Но половина посещающих этот диспансер не сумасшедшие, а люди, у которых возникли какие-то жизненные проблемы. -Каково будет моим детям? Отец - в дурдоме. -Каково будет вашим детям, если, не дай Б-г, вы совершите задуманное? Ирмиягу замолк. -Вы помните, что я вас спросил? – заговорил я, выждав несколько минут. Он пожал плечами. -И всё-таки, это ваша мысль или какая-то чужая вам, ну, не знаю, чьё-то телепатическое или гипнотическое воздействие? -Моя. Я так надеялся совершить хоть что-то полезное в моей... этой жизни. Жизни? Это не жизнь, а одно только название. Нет у меня жизни. У меня жизни нет. Я не живу. Я такую жизнь не хочу. Вы хотите отнять у меня последнюю возможность на осмысленное и полезное людям поведение. Когда я работал, то в моей фирме было много арабов. Я ко всем относился хорошо. Я никогда не делал разницы между евреями и арабами, для меня самое главное, было каков человек, и неважно, кто он. Но когда они стали убивать наших детей. Они убивают нас всех без всякого разбора. Они хотят убить нас всех. Всех. До одного. Почему мы позволяем им делать это? Они заслужили. Я хочу, чтобы их матери выли по убитым детям, как недавно моя соседка по погибшему в теракте сыну. Тогда-то я и решил, что пришло и наше время действовать. Пусть знают, что и мы – люди, а не трусливые ничтожества. Месть… -Я прекрасно понимаю – арабы наши самые страшные враги, я согласен, они собираются устроить нам новую Шоа (Катастрофу), об этом спору нет, но ведь вы сможете грохнуть не их лидеров, не убийц, а совершенно случайных, того, и гляди, на самом деле не замешанных в мокрых делах. Вы ведь не будет опрашивать свои возможные жертвы кто они, сколько евреев убили, планируют ли теракты, дают ли террористам и убийцам бабки? -Как же они взрываются среди наших детей? Почти всё время я думаю о «Дольфи»1 - там погиб 21 ребёнок. Почему мы не можем ответить им той же монетой? -Потому что козлы и трусливые ничтожества, - подумал я и проговорил, - Если бы вы мне доказали, что у вас есть реальный план, как взорваться среди наших убийц, среди планирующих убийства, среди дающих деньги на убийства, то я бы сказал, - на мгновение я хотел произнести: «С Б-гом», но в последний момент успел передумать, ухитрившись заменить на - «Вперёд», - запнулся, потёр лоб и продолжил, Но ведь это невозможно. Вы не знаете, кого вы можете убить. В заранее замышляемом убийстве случайных людей есть что-то не очень хорошее, недостойное даже… - последние слова я проговорил медленно, одновременно думая, - А как там с «око за око, зуб за зуб»? -Вы меня просто убили. Если бы вы знали, с какой надеждой в сердце я рвался сегодня к вам. Может, вы просто боитесь ответственности, которая падёт и на вас, как моего врача? Так я напишу завещание и укажу там: «Доктор Нер ничего не знал о моём намерении…» -Хотя я и обсуждал с ним моё деяние в деталях, - внутренне усмехнулся я, - подумал, - Явное нарушение критики, - и заговорил, - Хорошо, давайте посчитаем все за и против. Во-первых, ваши дети. Пятно, которое вы бросаете на них. Не дай, Б-г, вы совершите. Вся дальнейшая жизнь ваших детей пройдёт с этим клеймом. Во-вторых, вы принимаете самое важное решение вашей жизни, в совершенно неподходящем для этого состоянии. И, в-третьих, ваши потенциальные жертвы могут оказаться невинными, более того, не дай Б-г, вы убьёте помогающего евреям араба. Вдруг среди них, случайно окажется один из работающих с ШАБАКом 2 который может помочь спасти евреев? -Вам их жалко? -Вообще нет, но помогающих нам – да, и очень. Мы не можем им вредить. -Ни с кем кроме вас я не рискнул об этом говорить. Так что же мне делать? -Ехать в больницу. Прямо отсюда. За наш счёт. Мы вызовем такси, - мне очень хотелось выбить из Иримиягу согласие на добровольную госпитализацию, а не просить у районного психиатра принудительную. -Я не пойму: вы спасаете меня или лишаете последней надежды на достойное существование и благородную смерть? Моя жизнь не стоит и ломанного гроша… -Пока вы живы – это не так. Никто из нас не знает чего стоит его жизнь. Не нам оценивать её, а там, - указал я подбородком вверх, - Если вам выпало такое испытание, то я верю, что в нём есть смысл… -Вы меня не обманываете? -Я в это верю… Ирмиягу встал, подошёл к окну. -Уговорю или нет? Вот был бы номер, сделай он, не посоветовавшись со мной, - поёжился я, - Интересно, отговаривал бы я его, не будь он моим пациентом? А на самом деле, как я отнёсся бы к еврейскому убийце-самоубийце? Скорее всего, попытался бы остановить. Еврейский камикадзе. Но камикадзе всё-таки не направляли свои самолёты на детей. Просто потому что не долетали до Америки. Кто знает, будь у них возможность добраться до США, особенно после Хиросимы и Нагасаки, осталось бы первенство у Бен Ладена? Интересно, а сейчас есть японец готовый сбросить атомную бомбу на США? – я вспомнил редкую фотографию оторванной головы араба-убийцы-самоубийцы из упомянутого Ирмиягу «Дольфи», - Почему всё же мы не можем использовать их оружие? Око за око, зуб за зуб… Наверное, мой почти единственный аргумент против: это не навредить арабам помогающим евреям, чуть не 80 процентов арабов поддерживают деятельность своих убийц-самоубийц. У меня была одна такая семья на лечении после того, как бандиты Арафата избили железными прутьями до полусмерти жену и дочь. Найди они мужчину, то у меня он бы не появился, а собирали бы его по маленьким кусочкам. У арабов с этим проблем нет. Но даже среди не помогающих и не сочувствующих, которых считанные единицы, могут быть по-настоящему далёкие от террора… Поди, мы и проигрываем, потому что не готовы убивать и быть убитыми, как призывал сделанный еврейскими уродами-отморозками типа Переса и Рабина нобелевским лауреатом мира кровавый убийца Арафат. Побеждают только такие? -Вы мне напишите и дадите направление в больницу? – обратился Ирмиягу в мою сторону. -Нет, вы поедете, а я пошлю направление по факсу.
Неожиданно из соседнего дома, где проживало много русских, зазвучал рок: -О чём он поёт? – неожиданно что-то почувствовал не знающий ни слова по-русски Ирмиягу. -Одна из современных песен. Кстати, я тоже слышу её в первый раз. Пойдёмте, сейчас вызовем такси, и вы поедете за наш счёт в больницу, - стремительно вскочив, побежал я на первый этаж. Заскочив в регистратуру, я тут же выпалил: «Ирина, срочно такси. Куй железо, пока горячо. Сейчас он согласен». -За счёт диспансера? – начала набирать номер регистратор. -За счёт, за счёт. Ещё немного и я сам доплачу. Конечно, требовалось сопровождение, но у нас не было никого, кто мог бы исполнять эту роль. Каждый раз отправляя больных таким образом, я в напряжении ждал полчаса, пока из приёмного покоя психиатрической больницы не говорили, что пациент прибыл. Всё хорошо, что хорошо кончается. Пойди, знай, по дороге в дурдом, возьмёт, да мелькнёт в сумасшедшей башке кого-нибудь из отправленных шальная мысль. Мгновение и он рванёт шофёра… Страшно вообразить – значительная часть пути проходит по скоростному шоссе. Я отгонял от себя подобные думы, чтобы не накликать беду. На этот раз такси прибыло быстрее обычного. Мы вышли на улицу. -Ирмиягу, - пожал я протянутую мне руку, - Вы выбрали самое правильное решение. -Вы так думаете? – намерился он занять место рядом с шофёром. -Я в этом уверен. Только уж, извините, но по нашим правилам, сядьте, пожалуйста, сзади. Ирмиягу молча повиновался. Так безопаснее. -Чего с ним? – спросила меня Ирина, когда я вернулся в диспансер. -Хотел грохнуть пару арабов, - усмехнулся я: у нас давно сложились с ней самые доверительные отношения. -Ну, и грохнул бы, - улыбнулась Ирина. -Всё верно, только не на моей ответственности. -Сплюнь, - сложила стопкой какие-то бланки Ирина. -Соедини меня, пожалуйста, с дежурным по приёмному покою, - начал я подъём по лестнице в два пролёта с небольшой площадкой посередине.
Неожиданно в голове выплыли слова:
Я зашёл в кабинет и тут же нашёл в Интернете оду «Вольности» Пушкина: Раздался звонок – Ирина соединила меня с дежурным врачом. Я объяснил ему, кого посылаю и начал печать направительное письмо. В дверь постучали. -Да. -Можно, Илья Захарович. Несколько выходцев из Союза обращаются ко мне по имени отчеству. Это была года два назад приехавшая из Узбекистана молодая женщина. -Войдите, - я вообще старался не отправлять пришедших без очереди и всегда принимал шизофреников. Мария робко вошла, чуть задержалась на пороге, прошкандыбала ещё несколько шагов и села напротив меня. По происхождению она была татаркой-мусульманкой, имя своё русифицировала. В Израиль приехала с мужем-евреем. Не знаю, приняла ли она формально христианство, но мне часто говорила, что читает Евангелие. Чего только не встретишь на Земле Обетованной. Если бы не мешки под глазами и небольшая согбенность, то Марию можно было бы назвать даже красивой, Заболела шизофренией она много лет назад. Последние годы перед приездом в Израиль лечилась в Ташкенте лекарствами, которые могла купить на рынке. Её муж – высокий, худой странный мужчина лет 35 устроился работать водителем. Он тоже зашёл в кабинет, как обычно без стука: «Она такая фантазёрка. Она много курит, поэтому-то у неё такие фантазии». -Хорошо, подождите, пожалуйста, мы несколько минут поговорим вдвоём, - без особых церемоний выставил я Михаила, с которым было труднее договориться, чем с его женой. -Что случилось, Мария Юсуповна? -Илья Захарович, у меня начались галлюцинации. Когда я курю, то вокруг сигареты создаётся поле, и я знаю, какие будут наши отношения с мужем. Мне это очень мешает. Я всё время волнуюсь и переживаю. -Что вы называете галлюцинациями? -Вот это предсказание. Я знаю, что оно правильное. Это было уже много раз проверено. Может быть, это потому что я много читаю Божью Книгу? У Марии время от времени возникал бред ревности, когда она начинала преследовать мужа и даже нападала на него. -Вы слышите голоса или видите что-то? – старым, опытным шизофреникам, знающим, что такое галлюцинации можно задавать и такие вопросы. Хотя у Марии свои определения, но голоса она когда-то слышала и понимала о чём идёт речь. -Нет, у меня нету ни голосов, ни видений. -Не совсем понимаю, что с сигаретой? Как она вам пророчит? -У меня от неё мысли в голове. -Сигарета вам вкладывает мысли в голову? Мария подумала, кивнула: «Да». -Это я сказал или это вы так чувствуете и думаете? -Это происходит на самом деле. -Как вы отличаете ваши мысли от вложенных сигаретой? -Если я курю, то в моей голове все мысли от сигареты. -Любые сигареты или какие-то особенные? - спросил я, подумав, - «Мальборо», например. -Любые. -Это, что, типа колдовства, какого-то? -Нет, почему колдовства, это поле. -Почему оно появилось сейчас? -Не знаю. Так хочет Бог. -Вам кто-то это делает? -Нет, только сигареты. -А как сейчас ваши отношения с мужем? -Нормальные. -Вы его ревнуете? -Нет. -Вы как-то его ударили… -Это было давно, - улыбнулась Мария, - Сейчас я не собираюсь это делать. -Сигареты вам что-то приказывают? -Нет. -У вас раньше бывали такие состояния? -Да. -И что вам помогало? -Мы шли на базар и покупали укол. -Ладно, сейчас я вы примете новую и очень хорошую таблетку. Завтра вы придете, и скажите, как дела. Я прошёл вместе с Марией в сестринскую, постучал: «Ольга, дайте, пожалуйста, Марии Юсуповне, Зипрексу под язык,» - попросил я, и пошёл вниз послать направление на госпитализацию Ирмиягу. -Ты знаешь, - начала набирать регистратор номер факса, мы и по-русски обращались друг к другу на «ты», - Несколько раз по утрам, я видела, как её муж спит в машине на берегу моря. Ирина почти с самого рождения – приехала с родителями с Украины в возрасте года - жила в нашем городке Эммануэль и обладала сведениями почти обо всех наших пациентах и их родственниках. «Теперь знаю, кроме того, что узнал о твоей привычке совершать утренний променад». -Он тоже должен быть твоим пациентом. -По статистике, почти 25% населения любой страны должны лечиться у психиатров. -В Израиле – больше. Кстати, что такое променад? -Прогулка.
1 - 1 июня 2001 года, пятница. Международный день защиты детей. Арабский террорист-самоубийца из города Калькилия пытается проникнуть на дискотеку «Дольфи» на набережной Тель-Авива. Охранник на входе обратил внимание на его странный внешний вид и спросил, что тот собирается здесь делать. "Танцевать", - ответил террорист. Его не обыскивали, так как не имеют на это право, но и не пустили. И тогда он взорвал себя в гуще толпы детей на входе в дискотеку... 21 подросток погиб. Около 100 стали тяжёлыми инвалидами…
2 – Шабак – Шин-Бет (Шерут битахон Клали – служба общей безопасности) относится к системе спецслужб Израиля и несет ответственность за контрразведывательную деятельность и за внутреннюю безопасность.
возврат к началу. |