Встречи.
Главная страница

Записки психиатра.

Совпадения имён, фамилий и всего остального невозможно, потому что всё ниже написанное не имеет никакого отношения к прекрасной и прочей действительностям.
Иногда и только в силу крайней необходимости используется ненормативная лексика.

В начале восьмого вечера в мой кабинет вошёл последний больной того дня.

Мизрахи Шлёмо - невысок и чуть полноват. Из его изуродованного шрамами лица торчат небольшие, серовато-серебристые кустики бородки, которую при самом небольшом желании можно принять и за щетину. Реденькие и обильно окрашенные сединой волосики покрывает коричневатая ермолка.

-Вы поддерживаете Гуш Катиф? – мгновенно понял Шлёмо, что означает оранжевый пластиковый браслетик на моей руке.

-Да.

Не должен психиатр на приёме высказывать свои политические убеждения. Только правило это работает в обычные, мирные или хотя бы относительно спокойные эпохи. В наше же время перемен, обстоятельства не оставляют ему места. Тем более в такой стране, как Израиль и при таком режиме, уничтожающей страну клики. Тем более во время Третьей Мировой Войны, которая идёт уже с 1979 года, выбора нет. Интересно, но предложивший это понятие Хантингтон тоже считает, что Третья Мировая война началась в 1979. Только по его мнению, точка начала отсчета - захват иранскими студентами американского посольства в Тегеране. Я же считаю, что войну цивилизаций открыла помощь Саудовской Аравии афганцам, пусть и противостоящим советским войскам. Как тогда бубнили «ограниченный контингент советских войск». Тогда-то американцы и придумали Бин Ладена. Никто не хочет осознавать, что если он пытается натравить бешеную собаку на врага, то никогда не может быть уверен, на кого следующего она набросится. Так что, отсчёт времени теракта 9/11 американцы сами запустили в 1979 году.

-Балаган. Будет гражданская война, - кивал Шлёмо.

-А сейчас её разве нет?

-Да, есть. Положение - дерьмо. Страшное дерьмо. Я себя уж намного лучше чувствовал. Когда я был у вас последний раз? Около года тому назад?

-Больше – последний раз мы встречались в мае 2004, то есть прошёл год и два месяца, - нашёл я предыдущую запись в его дневниковом файле.

-Вот видите. Я чувствовал себя уже неплохо, поэтому я и не приходил к вам. Но во время теракта 12 июля возле Каньона погиб солдат – мой очень хороший знакомый. Это был золотой парень из очень хорошей семьи. Его жена через два месяца должна рожать. Ещё одна семья разбита, ещё один ребёнок вырастет без отца. Он был в увольнительной, решил помочь жене, пошёл что-то купить и проходил мимо каньона. Он очень сильно обгорел и умер в больнице. Б-г забирает лучших. Мы молились с ним в одной синагоге: отзывчивый, добрый, весёлый, всегда старался помочь. Когда я узнал о его смерти, то перестал спать…

Я пытался вспомнить лицо погибшего, которого видел в Интернете, но не мог: сколько таких молодых лиц промелькнуло перед нами за последние годы. Да не только молодых, всяких. Арабские живые бомбы – посланцы ада, на самом деле, показали свою высокую эффективность.

-Я голосовал за «Ликуд», а сейчас так раскаиваюсь: они нас продали и предали.

-Зато Шарон не сидит в тюрьме, - не удержался я.

Шлёмо усмехнулся: «Беда в том, что голосовать-то не за кого».

-Так система и была задумана, - сказал я, подумав, - Хватит политики.

-На работе меня опять хотят послать работать с взрывчатыми веществами: эта история повторяется каждый год. Не могу я представить себя приближающимся даже к пороху. Да, и вообще, Шарон и Нетаниягу хотят нас продать: мы-де не выгодны. Мы производим снаряды. С каких это пор оборонные заводы рентабельны? Но кто поставит армии снаряды вместо нас? Они хотят и снаряды покупать в Америке. Нам недавно сказали, что вы спите спокойно, потому что не знаете положения: на складах вооружения на 4 дня боёв, а что дальше? Шарона и Нетаниягу это интересует? Они хотят забрать землю, на которой стоит наше предприятие – она в центре дорогая - и загнать её. Теперь их всех интересуют лишь бабки. Продают всё, маму родную не пожалеют. Врали, что мы зарабатываем по 17 тысяч шекелей. Вот посмотрите, я работаю там 17 лет, пережил взрыв – как выжил-то, никто не может понять, стал инвалидом, - Шлёмо достал из кармана платёжную ведомость – сумма в банк – 4320, - Они всё врут. Они продают нас на корню. Недавно они продали как не рентабельный один из оружейных заводов за полутора миллиона шекелей. Оказалось, что только оставленного на складах готового вооружения там было на 5 миллионов...

-Не было тендера?

-Был, ну, и что? Вы разве не знаете, как они здесь устраивают тендеры. Всё схвачено и продано. Верхушка жиреет, а мы не знаем, как свести концы с концами. Я – единственный кормилец. Для жены работы нет, у нас 7 детей и один из них Даун. Если они продадут наше предприятие и перенесут его в Негев, то я вообще не знаю, что делать. Где я найду работу? Всё из-за дороговизны земли в центре. Продать сейчас, а что будет со страной им наплевать. Им на всех и на всё плевать. «Идите к ёбанной матери», - это единственное, что они говорят всем. Потому-то опять хотят заставить меня работать с взрывчатыми веществами, а я боюсь. У меня до сих пор перед глазами тот взрыв. Я вижу то пламя. Это невозможно забыть. Стоит мне лишь представить, как я приближаюсь к цеху по производству боеприпасов, как я весь покрываюсь потом, рот пересыхает, руки начинают дрожать. Страшно. Я уже стал тренироваться, как вы меня учились, делал упражнения на расслабления, ходил, перестал курить, а сейчас опять закурил и всё бросил…

-Вот это плохо.

-Я знаю, что плохо, но ничего не могу с собой поделать.

-Вы продолжаете верить?

-Да, - поправил Шлёмо ермолку.

-Тогда почему вы не считаете, что посланное на всех на нас испытание – тоже добро, урок, который мы должны освоить в этой жизни?

-Я пытаюсь, но не могу. Я лишь думаю о сегодняшнем дне: как я прокормлю семью, как устроюсь, как смогу избежать работы с взрывчаткой. Я не вижу света в конце тоннеля. Всё закрыто, всё плохо.

-Я понимаю: мне легче сказать, но у нас нет выбора. Да, мы с вами в одной и той же лодке: себе я говорю тоже самое. Придумайте что-нибудь другое. Я с радостью буду применять для себя самого и других, - сказал я и неожиданно подумал, - Разве перебрался бы я в эту лодку в 89 году из тонущего корабля Советский Союз, знай, что произойдёт в 2005 году, нет – в 1993? Нелепый вопрос, запрещённый. Я пытаюсь отучить от него моих больных. Если я попал вместе со всей семьёй сюда, то в этом был смысл, пусть сейчас он и не очень понятен…

-Я с вами согласен. Я ведь пережил клиническую смерть и помню, как моя душа выходила…

-Вы мне об этом не рассказывали.

-Разве? Кому-то из врачей я рассказывал, но не помню кому. Я не очень люблю говорить об этом…

-По-моему, сейчас самое что ни на есть подходящее время.

-В 88 году сразу же после демобилизации из армии я устроился работать на военном заводе. Мы получали американские снаряды для танков и должны были переделывать их под наши. Для этого снаряд раскручивался, а порох ссыпался. Я подтаскивал снаряды, устанавливал и закреплял их на особой платформе, подкатывал платформу к специальному устройству, которое раскручивало снаряд. Порох ссыпался и по-новой. Дело было летом. К обеду я почувствовал, как снаряды стали греться. Я пошёл и сказал об этом моему начальнику. «Да, ничего, надень перчатки», - ответил мне он. Ладно, я недавно пришёл на работу, мало что знаю, уверен, что начальник всё знает и всё понимает. Через некоторое время стало ещё горячее, просто невозможно брать снаряды даже в перчатках. Я опять сказал начальнику. Он мне говорит: «Надень вторую пару». Ладно. Выполнил его распоряжение… И тут как рванёт. В следующее мгновение, если такое было, я почувствовал, как моя душа вырвалась и стремительно понеслась вверх. Я испытывал не страх, но совершенно необычный, ни с чем несравнимый восторг: стало быть, правда, выходит, на самом деле существует другой мiр. Значит, мы не умираем. Мы переходим в другое состояние. Я приблизился к необычайному Свету. На самом деле, это был и не Свет, но что-то подобное, у меня просто нет слов описать Его. Мы заговорили. Это не был обычный разговор словами, но какое-то совсем другое общение…

-Типа телепатии...

-Да, я её именно так и представляю. Свет стал меня спрашивать: «Соблюдал ли Шабат (субботу)? Исполнял ли заповеди?»

-Что это? Я слышал уже не менее 10 таких историй. Неужели это правда? Говорит он искренне, не врёт (так мне хочется верить), не бредит, не фантазирует. Давно уже я прочитал объяснение анестезиологов, что прекращение кровоснабжения мозга приводит к однотипным, свойственным большинству впадающих в клиническую смерть людей галлюцинациям. Я всегда думал, что такое толкование намного более надуманное и нелепое, чем гипотеза о выходе души из тела и встречи с Б-гом. Шлёмо рассказывает о пережитом им на самом деле. Пережитое ли? Для него - это реальность? Что есть реальность вообще и эта, запредельная, после смертная? Объективность? Весь смысл и вся загадка в одном только предложении: «Дальше – абсолютно тёмная тишина, или продолжение в ином обличье». Какая часть верна? … Странно, но эти переживания почти не влияют на сегодняшнее состояние Шлёмо. Он не соединяет этот свой «посмертный опыт» со смертным, который называют жизнью. Вот он, свет в конце тоннеля, об отсутствии которого Шлёмо столь сильно плачется. Если это так, то всё приобретает смысл, неважно происходящее и чем оно заканчивается. Если это не так, то вообще нет никакого смысла и ни в чём.

-Я сказал Свету: «Я – старший сын, нас у родителей 7. Без моей помощи они не смогут вырастить младших детей, потому что уже старые и нездоровые люди. Да, и мама так хотела увидеть меня женатым, мама так мечтает нянчить моих детей, её внуков...» Короче, я просил отправить меня обратно в жизнь, так как не выполнил моего задания. Он согласился. Я опять почувствовал тело…

-Вы видели себя над телом?

-Нет. У меня этого ничего не было. Может быть, прошло очень мало времени. Что-то меня подняло. Вокруг на сотнях квадратных метров сплошь бушевал огонь. Я был весь в крови. Что-то толкнуло меня в спину. Я прошёл через огонь и ничуть не обгорел. Когда я вышел из зоны огня, то сзади раздался страшный взрыв и всё, что оставалось за мной просто расплавилось. Опоздай я на несколько мгновений и от меня тоже ничего не осталось бы. Но совсем сухим выйти из воды мне не удалось, да и странно это было бы. Не до такой же степени. У меня была полностью сломана верхняя челюсть слева, сейчас у меня её просто нет, но каким-то чудом остался один зуб, на котором сейчас и держится протез, - он поднял верхнюю губу, быстро опустил, покрутил головой, - Один из осколков застрял в самой стенке сонной артерии слева. Хирург так и сказал: «Ты выжил просто чудом: как этот осколок не пропорол твою артерию - не понятно. Мы даже написали статью о тебе и послали её в американский журнал». Хирургом был молодой человек в вязаной ермолке. Месяца через четыре после моей выписки мы встретились с ним возле Западной Стены (по-русски «Плача»), сразу же узнали друг друга, и он мне ещё раз сказал про чудо моего выживания. У меня по всему телу ещё остались осколки, - Шлёмо протянул мне левое плечо, на внутренней поверхности которого, недалеко от локтевого сгиба чернела точечка. Взяв мою руку, Шлёмо приложил её к ставшему частью его кусочку металла, - Я был здоровенный такой бугай, только вернулся из армии – отслужил в десантниках – болтался по субботам по дискотекам, встречался с девочками, начал выпивать. Но ещё в реанимации, только пришёл в себя тут же попросил папу принести мне ермолку. Он очень удивился, но через час на моей голове уже была ермолка. Месяца через два после выписки из больницы я женился. Сейчас у нас, Слава Б-гу, 7 детей, к сожалению, один из них - Даун, но что делать, раз Всевышний таким его нам дал. Вы не напишите письмо промышленному врачу, чтобы он не переводил меня со склада на работу с взрывчатыми веществами: я подумать об этом боюсь.

-Ради этого письма ты им пришёл. Всё-таки странно, если ты пережил выход души и её встречу со Светом, то чего же ты боишься? Врёт? Когда только? Боится работать с порохом – это точно. Врёт, что встречался со Светом? Зачем? Странно лишь, что эта встреча не изменила его. Конечно, изменила, стал верующим, но недостаточно. Он не очень уверен, что, пережил встречу со Светом на самом деле? - думал я, исправляя прошлогоднее письмо с точно такой же просьбой. Универсальная фраза: «Работа с взрывчатыми веществами способна ухудшить состояние его душевного здоровья» - должна позволить Шлёмо ещё год проработать на складе.

Шлёмо взял письмо, встал, протянул мне руку, мы обменялись крепкими рукопожатиями, и он вышел.

-В отношении любых наших опытов остаётся вопрос: «Да, был ли мальчик?» Со временем, все воспоминания тускнеют, а сомнения лишь усиливаются…

-Илья, - оторвала меня от моих грёз регистратор, - Ты сегодня не собираешься домой?

-Я никогда не покидал его, мне некуда возвращаться. Я всегда там и всегда везде и всегда нигде. Понравилась бы эта заумь дзенбуддистам? - думал я, покидая кабинет.

-Для тебя неделя кончилась, - улыбнулась мне Ирина.

-Да, за что мы её и очень ценим.

По дороге домой я вдруг вспомнил моё первое израильское лето. Мы жили в Центре абсорбции в Беер-Шеве. Я готовился к экзамену на право работать врачом. В перерывах слушал радио «Свобода» на русском языке. Кто-то читал репортажи из России под общим заголовком: «Последнее мирное лето». Как определить израильское лето 2005 года? Только ли жаркое? Как его определить или как оно определится?

возврат к началу.