Встречи.
Главная страница


Записки психиатра.


Владимир.
Как получится.

Совпадения имён, фамилий и всего остального невозможно, потому что всё ниже написанное не имеет никакого отношения к прекрасной и прочей действительностям.

В тот вторник по дороге на работу я слушал «Галей Цахал» - радиостанцию министерства обороны, потому что ничего другого найти не мог. В сводке новостей после сообщения об обстреле арабами Гуш Катифа, прозвучало: «Убил мать и закатал её тело в ковёр».

-Сейчас скажут, что сделал это житель Эммануэля и опять окажется кто-то из моих, - подумал я, но тут же расслабился, так как диктор продолжила: «Сын и мать – жители Рамат Гана - приехали в Израиль из России несколько лет тому назад. Двадцатилетний сын объяснил своё поведение тем, что мать не купила ему в детстве компьютер и телевизор. Убитой было 42 года».

-Никто из нас в России не слышал о таком количестве евреев-убийц. Евреи попадали в тюрьму за так называемую «частнопредпринимательскую деятельность» - потом выжившие из них пробились в олигархи и близкие к ним слои в зависимости от набранной суммы, за диссидентство или за сионизм, но убийц среди евреев не было. Они, конечно же, были, но так мало, что о них никто не слышал. Зато в Израиле… На заре сионизма кто-то мечтал: в еврейском государстве тоже будут свои воры, проститутки, преступники. Давно пришло время помечтать, а намного правильнее, сделать, чтобы всего этого дерьма стало поменьше, - думал я, подъезжая к работе. Свободное место для машины я нашёл относительно далеко – на изгибе переулка. В этом месте я всегда заезжал одним боком на тротуар, чтобы не мешать движению по узенькому переулку. Оставляя машину перекошенной, я всегда вспоминал, что Кнессет принял запрещающий такую парковку закон. Пока никто не оштрафовал, но пойди, знай, тем более, на машине наклейки против депортации евреев, а на антенне и на зеркальце заднего вида висят оранжевые ленточки – символ неприятия происходящего – вызов правящему режиму пахана Шарона.

Кроме меня, из нашей группы по приёму первичных присутствовала только психолог Сара Кушнир – пожилая женщина, давно перешагнувшая пенсионный возраст. Сара ушла на пенсию с должности государственного служащего, но смогла тут же устроиться на ставку в неприбыльную организацию, члены которой посылались на работы в государственные больницы и поликлиники. Хитроумные еврейские мозги придумали эту контору, чтобы не давать людям постоянство и прочие привилегии государственных служащих. Не уверен, что на земле много мест, в которых разыгрывается близкий к израильскому театр абсурда, почти во всех областях. Я тоже сидел на подобной ставке, чему был рад, потому что никакой другой работы найти не смог, то есть, не имел протекции.

-У нас уже есть, - недовольно потрясла Сара направительным письмом пациента, - Наркоман. Чего его послали?

-Да ещё выходец из Союза, - прочитал я первый лист его карточки, который начинают заполнять в регистратуре, и подумал, - Что само по себе Саре неприятно, так как большинство из них не говорят на иврите и Сара вынуждена довольствоваться переводом. Хотя приехал он в 90 году двадцатилетним, то есть, иврит знать обязан, если не совсем дебил.

Полный, выглядевший намного старше своих 35 лет мужчина, хромая и переваливаясь, ввалился в кабинет. Его большое и носатое лицо покрывали крупные капли пота, особенно многочисленные на небольшом, изрезанном морщинами лбу.

-Добрый день. Первая встреча всегда с несколькими представителями диспансера, - начал я фразой-приглашением первичным пациентам, - Здесь вот, - протянул я руку в сторону моей напарницы.

-Я – психолог, Сара Кушнир.

-Я – доктор Нер. Как вас зовут?

- Пичхадзе Владимир. Я сам не знаю, зачем к вам. Я на учёте на станции Методона 1 в Хедере. Но, кроме того, они снизили мне Клонекс 2 до 6 миллиграммов, а мне надо каждый день минимум 30 миллиграммов и, значит, остаток я должен покупать на чёрном рынке. Таким образом, я выбрасываю 35-40 шекелей каждый день. А получаю я, как наркоман – всего-то 1200 шекелей в месяц. Дают мне всего 110 мл Методона. Без Клонекса у меня нет настроения. Я не сплю. На утро раздражительный и злой, а у меня дочь и женщина. Я надеюсь, что вы будете выписывать мне Клонекс, а то чёрный рынок меня совершенно разоряет.

-Разумеется, станем твоими поставщиками Клонекса, - подумал я и спросил, - Когда вы впервые в жизни обратились к психиатру или психологу?

-Первый раз со мной разговаривал психиатр в 1998 году. Для получения денег от Национального Страхования за наркоманию требуется встреча с психиатром. Хотят, ну, и ладно, что мне жалко, что ли. Вот меня и послали к психиатру. Второй раз после тюрьмы они опять послали меня с той же целью, и попал я к тому же психиатру – он меня даже вспомнил, - говорил Владимир быстро, глотая слова, подёргивая головой и продолжая потеть, несмотря на работающий на полную мощность кондиционер, отчего Сара время от времени говорила: «Я совершенно замёрзла. Сибирь просто» и выключала своего порождающего холод врага. Только минут через 15 всё равно приходилось его включать, так как духота и жара становились почти невыносимыми.

Владимир схватил со стола салфетку и вытер лицо.

-Когда вы начали употреблять наркотики?

-Я из Казахстана - наркотики там всегда водились свободно. Было мне, наверное, лет 15 или 14? Нет, скорее 15. Учиться я не любил, книжки не переваривал, из школы всё время убегал, потому что хотел только гулять. Прогуливал либо в городе - с такими же, как я парнями ходил по ресторанам и шашлычным, либо толкался у соседа - мужика лет 20, который незадолго до того освободился из тюряги, где отсидел лет пять за грабёж. Помню, как-то под вечер сосед мне и сказал: «На, попробуй травку». «Давай», - говорю.

-Экая очаровашка: 15 лет уже не совсем ребёнок. Если бы ему предложили пойти гробануть кого-нибудь, тоже с такой же лёгкостью пошёл бы? Хотя, может, и предлагали, а он так же, не задумываясь, отвечал: «Пошли. Кого сегодня?», - подумал я.

-Так я начал курить травку. Сначала изредка, а потом перешёл на каждый день. Бабки у нас были, потому что отец занимался виноделием, и мне ни в чём не отказывал.

-Он не догадывался, на что вы тратите деньги?

-Сначала нет. Я ему что-то врал, он давал, и я шёл к соседу. Приносил я соседу пачку бабок и получал вместо неё травы на месяц. А в 16 лет этот же сосед предложил мне ширять внутривенно героин. Я и с этим согласился. Он зарабатывал на мне, но тогда я этого не понимал. Я, кстати, продолжил колоться и в русской армии – тогда это уже стало возможно. После приезда в Израиль я год ничего не принимал, а потом один дух мне и говорит: «Я в прошлом – наркоман». «Я – тоже», - отвечаю я ему. Хорошо. Ну, мы сели, посидели, выпили. Я и не заметил, как закурили. И опять покатилось. Принимал я и кристалл, и экстази, и опять ширял в вены. В школьные годы, класса с шестого я стал выпивать, ходил совсем бухой, так и в школу приходил, но на меня уже махнули рукой и делили вид, что не замечают, какой я сижу на уроках – иной раз папа-мама сказать не мог. После 8 класса в 9 меня не взяли, да я и сам не хотел – пошёл учиться в техникум на товароведа. Там половина была, как я, но закончили все.

-С отличием, небось? - усмехнулся я.

-Не, перебивался с тройки на двойку, но они всем дипломы выдали: я был ещё не самый плохой. Тут уже Горбачёв подсуетился со своими реформами, и мой папа открыл дело: торговлю вином. Вот я и сопровождал вагоны с вином из Молдавии. Хотите, верьте, хотите, нет, но каким бы бухим я не был – в дороге я кололся и сутками пил, но не пропала ни одна капля вина и я ни разу ни на чём не прокололся. Папа был мной очень доволен. Правда, возил я с собой помощника, которому платил из своего кармана, чтобы он следил. Иначе, всё бы разворовали: проводники только так и рыскали, как бы спереть и отлить себе и на продажу. Вы же знаете, какое воровство процветало в России, а особенно, когда советская власть ослабла: тут такой беспредел начался, что страшно вспомнить. Несколько раз в нас даже стреляли, но у моего работника тоже был самопал – он уволился из органов и прихватил с собой ствол, который нам очень помогал.

-У вас были проблемы с законом? – спросил я, подумав, - В твоём случае совершенно лишний вопрос.

-В русской армии я ударил офицера, потому что он не отпустил меня на похороны брата. Было нас три брата. Старшего убили в 88 году мусульмане. Если помните, то тогда началась резня турок-месхетинцев узбеками. Моего брата убили по ошибке: евреев они тогда не убивали, но его какой-то урод-узбек принял за турка-месхетинца и огрел по голове топором. Брат умер на месте – хорошо, хоть не мучался. Другие, правда, рассказали, как узбеки подумали, что он не еврей, а турок, вот его и прирезали, а не топором долбанули. Мы его и не видели, так как привезли его в запаянном цинковом гробу.

-Дожили, в кои-то веки, чтобы сохранить жизнь надо быть евреем. Про армянские погромы в Сумгаите и Баку рассказывали тоже самое: еврей – живи пока, армянин – смерть, - подумал я.

-Я и говорю офицеру: «Отпустите меня, я должен похоронить брата», а ему плевать: «Нет и всё. Служба превыше всего». Вот я его и огрел. Рассказывали потом, что сломал ему челюсть. За мордобой послали меня к военному психиатру, которой оказалась доктор-гречанка. Она, не глядя, дала мне 7 б, как психопату. Так и сказала: «Я скоро уезжаю в Грецию, а ты уедешь в Израиль. Я хочу тебе помочь». Вот и положили меня в психиатрическую больницу вместо тюрьмы. Правда, продержали дольше, чем имели право, но всё равно лучше: не тюряга и не штрафбат. Второй брат, кстати, тоже стал наркоманом, но в Израиле он исправился и сейчас женат, работает, растит дочку.

-На гражданке вы тоже не всегда ладили с законом? – ещё один совершенно излишний вопрос – только ради получения конкретных фактов.

-Милиция начала меня задерживать лет с 15 лет за драки и наркотики. Детская комната милиция стала почти моим родным домом. Вы ведь знаете, что в Казахстане тогда жили все нации. Куда ни сунешься, во всех местах собирались группками немцы, казахи, греки, евреи, турки и, значит, обязательно драки: наши на ваших. Не посадили меня там в тюрягу только потому, что папа давал взятки – обошлось ему это в несколько машин. А в Израиле не знали, кому дать в лапу, да и денег не было, вот я и посидел в тюрьме. Хотя тут и не так-то плохо. В Израиле сидеть в тюрьме можно, это не Союз и не Россия. В Израиле я просидел два с половиной года из-за наркотиков.

-Поймали с количеством на продажу?

-Да.

-Вы попадали в аварии?

-У меня было три аварии в Союзе. Все по пьяному и бухому делу и две из них с сотрясением мозга.

-Сколько лет вы принимаете Адолан?

-Методон, - поправил меня Владимир.

-Ладно, хотя это одно и то же, вам виднее. Спорить не буду.

-Зачем вы к нам пришли? – сухо, ледяным тоном полного отторжения спросила Сара, которая, нахохлившись, сидела на своём обычном месте возле стенки рядом с кнопкой вызова охранника. Её кислое лицо выражало недовольство и презрение: зря тратим на такого наше драгоценное время.

Наркоманы и пьяницы вызывали и у меня не самые добрые чувства, но, несмотря на содержание его рассказа, Владимир не отталкивал, не порождал отрицательных эмоций, как сказали бы психологи – отрицательного контртрасференса 3. Скорее всего, из-за какой-то навеваемой лёгкости и полной естественности всего пережитого им – с этим человеком ничего другого и быть не могло. Такова его роль в этом мире, а он лишь её хороший исполнитель, с которого все взятки гладки. А все мы остальные, разве не так же? «Как-то он прореагирует на мой отказ давать ему рецепты на Клонекс? Взорвётся? Будет угрожать? Не похоже. Воспримет так же легко и просто, как и все трагедии своей жизни», - подумал я.

-Я – наркоман со стажем. Как у всех наркоманов у меня гепатит С. Кроме того, у меня тромбофлебит - 10 лет я колол себя в ноги, так как на руках вены кончились. Поэтому сейчас вы сами видите, как я еле хожу. У меня дочка и женщина. Государство даёт мне всего-то 1200 шекелей в месяц. На станции Методона я получаю всего-то 110 мл. Клонекс делает мне настроение. Без Клонекса я не сплю, и потому на утро раздражительный и злой, а у меня дочь и женщина. Я надеюсь, что вы будете давать мне рецепты на Клонекс, а то чёрный рынок меня совершенно разоряет. Я не могу платить такие деньги на чёрном рынке.

-Это мы уже слышали. Сейчас могут быть всякие нелогизмы, - посмотрел я на кнопку – вызов охранника, которая располагалась ближе к пациенту, чем к врачу. Хорошо, что по вторникам возле неё сидела Сара, но в другие дни, любой агрессивный пациент без всякого труда перекрывал мне доступ к помощи, а то и - спасению. Мы шутили: «Следует просить разбушевавшегося больного, чтобы перед нападением он сам нажал на кнопку вызова охранника».

-Если бы государство платило мне нормальную сумму, то я бы к вам и не обратился, а то на мои бабки не разгуляешься.

-Подумать только – получает зарплату за употребление наркотиков. Я один из тех, кто пашет и содержит всех этих и множество других паразитов, - подумал я и сказал, - Несмотря ни на что в Израиле всё же существуют некие законы. Нам запрещено выписывать такие рецепты.

-У, блин, чего же я пришёл сюда? У нас все получают от психиатров: почему им можно, а вам нельзя?

-Я не могу ответить на ваш вопрос. Понятия не имею. Но я знаю, что у нас действуют законы. Даже дай я вам такой рецепт, за что у меня отнимут диплом, аптека вам по нему ничего не выдаст, - врал я.

-Так что же мне покупать на чёрном рынке? Нетаниягу 4. и так снизил нам пособие.

-Правильно сделал – надо было бы вас всех на каторгу, - разумеется, лишь подумала Сара, а я сказал, - Я понимаю ваши трудности, скорблю вместе с вами, - я постарался придать лицу и голосу максимально подходящие выражения, - Но я бессилен. Даже захоти я, а я на самом деле, очень хочу вам помочь, - про себя Сара добавила, - Загнать бы тебя, гада, в лагерь, - а я продолжил, - Но абсолютно бессилен.

-Вот блин,- перешёл Владимир на совершенно чистый, без всякого акцента русский язык, - Что же я в такую рань встал и на станцию раздачи Метадона опоздал?

Я пожал плечами, неожиданно почувствовав, что мне его на самом деле жаль – не было в нём отвратительной прилипчивости, навязчивости, подлости, агрессивности, мерзости обычной у наркоманов. Подкупала удивительная лёгкость. С обычной точки зрения, вся его жизнь – трагедия. Его счастье, что он этого не понимает. Кстати, а если он не понимает, то трагедия ли это?

-Ладно, у меня к вам одна только просьба: не обрубайте меня уж окончательно: они дают мне 90 таблеток Клонекса на месяц – не пишите им, что этого делать нельзя.

-Не напишу, - совершенно искренне сказал я, - Они дают – меня это не касается. Каждый отвечает за себя сам.

-Не обманите?

-Нет. В этом можете быть уверены. По своей инициативе я ничего не напишу.

-Ладно, спасибо, - Владимир встал и протянул мне на прощание руку.

Я пожал её вялую и потную.

-Счастливо, - заковылял он на выход.

-Удачи вам, - сказал я совершенно искренне, и когда дверь за Владимиром закрылась, посмотрел на Сару, - Он не отвратителен – даже симпатичен чем-то. Мне его искренне жалко. Он ведь так и остался ребёнком, пусть и плохим, но искренним и наивным. Хотя, кто их знает, антисоциальные психопаты могут производить хорошее впечатление, но это, похоже не тот случай.

-Точно, - кивнула она, - Вы его грамотно выставили.

-У меня нет выбора – иначе к нам пол-Израиля прибежит с криком: «Где тут доктор Нер, который даёт рецепты». По большому счёту, между нами девочками говоря, мы их не вылечим, можно было бы и давать, да только они ведь лгуны и жулики. Поди, знай: для чего они клянчат таблетки для себя или на продажу, что значительно хуже. Продадут Клонекс, и на заработанное прикупят какой-нибудь дури.

-Я сегодня ответственная за еду. Я этого не перевариваю, но должна идти покупать, - встала Сара и вышла.

В диспансере по вторникам после приёма первичных больных была заведена совместная трапеза, продукты на которую приносили по очереди все участвующие сотрудники.

Вошла Татьяна Гольдвасер - социальный работник – полная блондинка пятого десятка жизни с короткой стрижкой, круглым лицом и вздёрнутым носиком.

-Я сегодня была в больнице, - села она.

-Вы из Ташкента. Что вы там такого сделали туркам-месхетинцам? Я помню те годы - говорили что-то о погроме.

-Верно. Я из Ташкента. Не скажу вам про весь Узбекистан, но Ташкент – это было такое тихое и очень приятное для жизни болото. 80% его населения были не узбеки. В Ташкенте никто не говорил по-узбекски. Ташкент был русско-еврейский город со своей жизнью, своими очень интересными проектами, в том числе культурными. Жить там было легко и приятно. Никто никогда не думал, что это может измениться: всё казалось таким тихим, спокойным, устойчивым, вечным. Эти почти отсутствующие в Ташкенте узбеки казались какой-то аморфной массой: тоже спокойной, доброжелательной и тихой. Они представлялись русским и евреям каким-то украшением, интерьером. Но оказалось, что узбеков очень легко поднять на погром. Для нас для всех это был, как гром среди ясного неба, полное потрясение. Просто турки-месхетинцы захватили в Ферганской долине все или большинство точек торговли.

-Интересно, вы рассказываете, что причиной погрома турок-месхетинцев было их торговое процветание, а, слушая вас, я нашёл в Интернете страничку некоего господина называющего себя Гоблин, который пишет какие они нехорошие эти турки-месхетинцы, так как избили его где-то там на танцах. Его версия погрома – это месть узбеков за безобразия высокомерных турок, которых, как я уже упоминал, мистер Гоблин не любит за мордобой. Поделом им значит. Погромили за заслуги.

-Каждый несёт что-то своё, особенно в Интернете. За что купила, за то и продаю. Ташкент моих лет был тихим, европейским городом. Мы в страшном сне не могли вообразить, что на нас надвигается. Всё происшедшее потом свалилось на всех на нас, как снег на голову. Помню, в 89 году я ехала в автобусе. Вдруг, смотрим - демонстрация. Это была первая демонстрация в Ташкенте. Кто-то так весело бросил: «Вот и у нас демонстрации. Что там написано на плакатах?» Никто ничего не понимал – узбекского-то ведь никто не знал. И тут кто-то один – редкое исключение - понимающий по-узбекски - прочитал: «Русские – вон!». Вы себе даже представить не можете, какой все испытали шок. У нас был знакомый – отец моего соученика, который тогда учился в Ленинграде, но у нас были такие хорошие отношения, что даже в отсутствие сына они приглашали нас к себе. Это была очень интеллигентная, приятная семья. Отец моего соученика служил не кем-нибудь, но министром. Человек он был особенный, странный просто. Прошёл он всю войну, учился в московском университете, потом вернулся в Ташкент и очень быстро попал в местную правящую элиту. Странность и необычность его заключалась и в том, что он не просто продолжал носить партийный билет в кармане, как ключ к карьере, но продолжал верить в коммунизм, не воровал, не занимался кумовством, может быть, единственный из всего его круга, потому что воровали в Ташкенте практически все. Никто не понимал, как он удерживается на своём посту такой белой вороной.

-У нас тоже был знакомый бухарский еврей из Ташкента, так он любил рассказывать такой анекдот: «Поймали Гитлера, приговорили к смертной казни и решили выполнить его последнее желание. Гитлер и говорит: «Пусть приведут приговор в исполнение в Ташкенте» - там всегда можно откупиться».

-Верно. Все всё знали и мирно жили, стараясь как можно полнее наслаждаться той жизнью. И вдруг произошли события в Оши: там столкнулись узбеки и киргизы. Причина была какая-то странная, так нам в тот момент показалось. Киргизы решили построить дома для афганцев-киргизов. Каким-то узбекам это не понравилось и они мобилизовали узбеков из кишлаков. Произошёл жуткий погром. Нашего знакомого министра послали утихомирить погромщиков. После возвращения из Оши, он позвал нас к себе в гости и начал так: «Я отвоевал всю войну, дошёл до Берлина, но такого ужаса я не видел. Представьте себе, горные реки красные от крови и горы расчленённых детских трупов». Он не мог говорить. На глазах показались слёзы. Продолжить смог только через несколько минут: «Если, когда-нибудь это произойдёт в Ташкенте, то я спасу всю вашу семью. Я не должен вам этого говорить – это противоречит всей моей предыдущей жизни, но собирайтесь и уезжайте». Уже из Израиля, несколько лет спустя после этих событий, я разговаривала с моей знакомой ещё остающейся в Ташкенте и она мне сказала, что тот человек совершил хадж – паломничество в Саудовскую Аравию.

-Партсобрания сменили не только на церкви, но и на мечети, что, по-моему, намного страшнее и ужаснее, - усмехнулся я.

-Да. Потом, после разговора с министром мне позвонил мой тоже школьный приятель-узбек, который работал в ГБ и сказал: «Я должен вас охранять, но я не смогу это сделать. Я знаю, что происходит – уезжайте».

-Что же, после таких убедительных советов никакого выбора у вас не осталось. Узбекистан – для узбеков. Казахстан – для казахов, Киргизия – для киргизов, и так далее везде, а Россия?

-Интересно, но я знаю, что сейчас массы узбеков устраиваются в Москве, - сказала Татьяна.

-Мусульмане любят христианские города. Фактически речь идёт о новой волне арабско-мусульманских завоеваний. Джихад на дворе. Ислам выбрал самый эффективный способ завоевания мира. Всемирные либеральчики или как их ещё кличут либерасты не хотят этого принимать и замечать. Когда поймут и опомнятся, то может оказаться поздно. Если только они не собираются принимать ислам, что не возбраняется, а даже поощряется. Говорят, даже муж беременной от араба из Египта принцессы Дианы, странным образом попавшей в автокатастрофу, будущий король Англии склонен к исламу… Кстати, а за что наркоман получает 1200 шекелей?

-О, это отдельная тема. 1200 шекелей – это плата за наркоманию. По израильским законам наркоману положено пособие.

-То есть, как и мне, тёмному понятно, наркомания в славном государстве Израиль – это оплачиваемая, то есть, общественно важная, а то и полезная работа.

-Правильно. Больше того, раз в какое-то время они должны доказывать, что продолжают употреблять наркотики, иначе им не получить деньги. Если кто-то решится вылечиться, то его лишают пособия. Абсурд доходит до того, что некоторые избавившиеся от зависимости – пусть и немногие, но такие тоже есть, чтобы не потерять эти деньги, за несколько дней до проверки начинают употреблять наркотики.

-Если это не поощрение наркомании, то, что называть поощрением? Мудрые еврейские головки из наркомании сделали профессию и специальность. Наркоман с дипломом. Фантастика, я только думаю, кто всё-таки напридумывал израильские законы? Какие покорёженные, извращённые мозги занимаются здесь законотворчеством? Иной раз мне кажется, что писались они самыми лютыми врагами страны, и вся их цель – принести Израилю как можно больше вреда.

Когда Татьяна вышла, я вдруг испытал состояние дежа вю и понял, что совсем недавно мы уже говорили на эту тему, почти теми же словами…

Примечания.

1 – Метадон — наркотик группы опиатов, полученный синтетическим путем. (Одно из названий Адолан). Именно эта особенность и сделала возможным его использование для заместительной терапии опиатных, в частности героиновой, зависимостей. Суть заместительной терапии состоит в том, что наркоман переходит с нелегального употребления героина, которое сопровождается различными известными проблемами со здоровьем и преступлениями, на легальное употребление метадона. Заместительная терапия применима к наиболее тяжелым опиатным наркоманам, плохо удерживающихся в терапевтических программах иных типов. (http://narcozona.ru/metadon.html) Возврат.

2 – Клонекс - лекарство из группы бензодиазепинов, которые оказывают успокаивающее, противотревожное, снотворное действие. Могут вызвать зависимость. Бензодиазепинами злоупотребляют наркоманы, поэтому их продают на чёрном рынке. Максимально рекомендуемая доза клонекса – 8 миллиграммов в день. Возврат.

3 – Контр-трансференс - Контр-перенос - ПЕРЕНОС (Процесс, который включает в себя: перемещение на своего аналитика чувств, представлений и пр., связанных с людьми из прошлого; отношение к аналитику как к объекту своего прошлого; наделение аналитика значимостью другого, обычно предшествующего, объекта. Душевное состояние пациента в результате переноса. Более широко - эмоциональное отношение пациента к своему аналитику) аналитика на своего пациента. В этом, правильном, значении контр-трансфер является мешающим, искажающим фактором в лечении.
2. В расширенном значении - эмоциональное отношение аналитика к своему пациенту, включающее его реакцию на определенные моменты поведения пациента. По мнению Heimann (1950), Little (1951), Gitelson (1952) и других, такого рода контр-трансфер можно рассматривать как клинический катализатор, свидетельствующий, что эмоциональная реакция аналитика основана на правильной интерпретации истинных намерений и смысла поведения пациента
Ч. Райкрофт. Критический словарь психоанализа Возврат.

4 Нетаниягу – в 1996 – 1999 годах был премьер-министром Израиля. В 2002 – 2005 годам - министр финансов в правительстве Шарона. Проводил политику сокращения пособий и поощрения выхода на работу.
Возврат.

возврат к началу.



Используются технологии uCoz