Встречи.
Главная страница

Записки психиатра.

Совпадения имён, фамилий и всего остального невозможно, потому что всё ниже написанное не имеет никакого отношения к прекрасной и прочей действительностям.
Предупреждение: используется ненормативная лексика.

-Уже кто-то есть? – вошла в кабинет социальный работник Татьяна.

-К моей радости – нет, - каждый рабочий день я был вынужден приходить до его начала, чтобы успеть напечатать хоть несколько ответов, на постоянно поступающие запросы из самых разных мест.

Татьяна села в кресло.

-Если чуть перефразировать одного моего знакомого: чем больше их здесь нет, тем больше мне здесь нравится, - не прекращал я писать.

Татьяна откинулась на спинку, расслабилась, блаженно улыбнулась: «Хорошо здесь у вас».

-Я знаю, поэтому не хочу никаких перемен, на самом деле: лучшие новости – отсутствие новостей.

Татьяна была одним из немногих людей в диспансере, с кем я мог обсуждать практически все темы, что объяснялось не только и не столько общностью наших родных языков - с остальными бывшими соотечественниками я обменивался точно такими же формальными приветствиями, как и с говорящими лишь на иврите. «Знаете, я часто задаю себе вопрос, прекрасно понимаю, что ответа не получу, но всё-таки: «Почему столько выродков, отморозков, мрази, уродов и нечисти, мягко говоря, послали в этот мир в виде евреев, вообще и израильтян, в частности?» - прекратил я работу над письмом в мэрию Эммануэля.

-Я думаю, чтобы подчеркнуть что-то. Чтобы мы увидели, на фоне всех этих, что важно, как нам следует проявляться, что нам делать. Их посылают для подчёркивания.

-Преисподняя что ли?

-Может быть и преисподняя. Не это важно – важно, как можно сильнее обратить внимание.

-Хотел бы, да не получается, не дают. Негодяй на негодяе и негодяем погоняет, и всё на нашей крови. Израиль – тяжелейшее кармическое наказание или испытание, - повторил я фразу, которая в последнее время очень часто крутилась в голове.

В этот момент в кабинет зашёл Шломи – высокий, чуть горбящийся больной, который приходит в диспансер на несколько часов в день помогать регистраторам – это его трудотерапия. Шломи любит даваемые ему задания, особенно разноску карточек. Встречая меня, неважно где, он всегда спрашивает: «Есть карточки вниз?»

-Вот и работа появилась, - взяла Татьяна у Шломи материал нового пациента.

-Всё кончается: хорошее и плохое, - испытал я сожаление из-за невозможности продолжить обсуждение столь интересующей меня темы.

-Сара будет недовольна, - поставила Татьяна стул для пациента перед столом.

-Это, мягко говоря, - отложил я ненужные бумаги в сторону – психолог Сара не переваривала выходцев из Союза и России, которые не говорили на иврите.

-Она даже не пытается скрывать этого, - села Татьяна.

-Чего стесняться в своём отечестве, - открыл я на компьютере файл для первичных пациентов.

-Но этот парень в Израиле с 94 года, - посмотрела Татьяна карточку, которую начали заполнять в регистратуре, - Значит, иврит должен знать.

-Доброе утро, - вошла в кабинет лёгкая на помине психолог.

-У нас уже есть заработок, - мотнула головой Татьяна.

-Это направительное письмо, - с отвращением и брезгливостью двумя пальчиками приподняла Сара за кончик бумажку, написанную для нас семейным врачом, - В Тавистокской клинике даже с направлениями намного лучшими не принимали, - давным-давно Сара провела несколько месяцев на стажировке в Англии.

-Положение Тавистокской клиники несравненно с нашим, - в сотый раз слышу я выразительное «фи» психолога и каждый раз выбрасываю в ответ одну и туже фразу.

-Похоже, что он просто не хочет служить в армии, - берёт Татьяна недостойное Сары письмо семейного врача и читает: «После получения повестки-призыва на действительную службу стал депрессивным, угрожает убить себя, не спит».

-Вопрос лишь в том: косит или не косит, - пробормотал я по-русски.

В кабинет вошёл небритый молодой человек в шортах. За ним шустро проскочила полноватая дама с острым носом, лихо вырастающим над сверх щедро замазанным косметикой лицом, которая бросалась в глаза, прежде всего, оранжевыми разводами вокруг глаз. «Я могу присутствовать?» - неожиданно робко и застенчиво улыбнулась дама.

-Извините, вы? - спросил я.

-Мама.

-Если Пётр не возражает.

-Пусть, - равнодушно и презрительно скривившись, махнул рукой молодой человек.

-Как только Петя получил повестку – 22 мая он должен начать служить – он тут же перестал выходить из дому, стал крушить дома вещи – недавно разбил монитор, попал в две аварии, начал заикаться – он и раньше заикался, когда чего-то сильно боялся – перестал есть, - зачастила мать, в то время как сын, кривился, забрасывал нога на ногу и обратно, играл морщинами лба, более глубокими, чем это обычно бывает в его возрасте.

-Извините, - бесцеремонно перебил я женщину, - Как же вы ухитрились не выходить из дому и попасть в две аварии?

-Только по ночам, когда никого нет, - уставился на картинку на стенке напротив молодой.

-Я ему говорю: «Иди, работай», а он: «Зачем? В армии меня всё равно убьют». Говорит, что если его возьмут в армию, то он покончит собой, - взахлёб, комкая слова ртом и салфетку руками, как будто бы боясь, что её прервут на самом важном месте, выплёскивала из себя всё наболевшее госпожа Ленская.

-До повестки ваш сын работал? – спросила психолог Сара.

-Весь день, по 12 – 14 часов в овощной лавке. Мне недавно сказали, что несколько месяцев назад Петя играл в футбол и потерял сознание…

-Да, не терял я сознание, - скривившись, оборвал сын мать, - бесцеремонно облокотившись о стол, - Просто упал, так как стал задыхаться.

-Последние годы он не ездит в автобусах и на поездах – боится, говорит, что взрывают, и кроме того, у всех есть ножики и это опасно, - чуть не плакала мать.

После начала эпохи Осло, то есть, взрывающихся автобусов, кафе, рынков, магазинов и прочего, где только ни есть евреи, который израильская клика требует называть «мирным процессом», я тоже делаю всё возможное, чтобы мои дети не ездили на автобусах. Только два моих сына продолжают служить в армии, подписав договор после завершения действительной службы. С каждым днём я хочу этого всё меньше и меньше, и желание это обратилось в преобладающее после шароновского погрома еврейских посёлков Газы - Гуш Катифа ¹ И Севера Самарии летом 2005 года.

-Пётр, вы думаете, что кто-то специально носит нож, а то и что-то серьёзнее против вас? – спросил я.

-Не знаю, все с ножами.

-Но это направлено именно против вас?

-Все ходят с ножами. Каждый может стать жертвой и каждый может напасть.

-А как же до повестки вы всё-таки ходили на работу, да ещё в магазин, где всё время люди?

-Я работал в магазине в религиозном районе – там другие люди. Там я не боялся.

-22 мая вы должны явиться в военкомат. Что вы собираетесь делать?

-Повешусь, - легкомысленно отбросил Ленский такое слово, одновременно разыскивая что-то на своей правой ладони, к которой он склонился, вытянув шею.

-Даже во время войны на фронте гибнут далеко не все. Сейчас нет большой войны - погибают считанные солдаты, больше – гражданских. Вы же утверждаете, что повеситесь, то есть, совершите само столь пугающее вас действие. Это логично?

-Да. Чего я буду страдать и ждать.

-В израильской армии есть куча работ никак не связанных с опасностью, например, какой-нибудь джобник. ²,

-Всё равно: это автобусы, поезда, места скопления людей. Это опасно.

-Что же для вас – призыв в армию – это как бы удостоверение о смерти?

-Да. Я ужасно боюсь. Я этого не вынесу. Армия – это смерть. Я не могу жить под страхом смерти. Я не поеду в военкомат, я убегу и буду скрываться.

-То есть, собираетесь стать дезертиром? – спросил я, подумав, - На счёт повешения, это он много приврал, чтобы набрать очков для освобождения.

-Да.

-У меня были очень тяжёлые роды – Петенька родился обвитый пуповиной и синий. Мне его долго не давали кормить, а потом продержали в больнице больше обычного. Было ему года полтора, когда во время температуры у него вдруг начались судороги. Это так страшно. До семи лет они у него были… Ему даже делали компьютерную томографию… - опять затараторила мать.

-Ну, да, электроды на голову, - подёргал себя молодой человек за волосы.

-Если электроды – это электроэнцефалограмма.

-В детстве Петенька был мальчик послушный, но, в случае чего, очень раздражительный, очень много боялся.

-Интересно, насколько сочетаются послушание и раздражительность? – подумал я и спросил, - Почему вы разбили монитор?

-Мышка не работала, я разозлился…

-Вы бросили его в кого-то?

-Нет, на пол.

-Вы когда-то бросали предметы в людей?

-Нет.

-Никогда, - подтвердила госпожа Ленская.

-Бывали случаи на улице или в общественных местах, когда вы кого-то испугались и решили защищаться, атаковав первым?

-Никогда. Я тут же убегу.

-Вы сказали, что все носят ножи, а вы тоже носите нож?

-Нет. Я боюсь.

-Хорошо, вы должны будете сами поехать в военкомат, дать им письмо, напишите его по-русски, и попросить, чтобы вашего сына посмотрел военный психиатр, подвёл я итог встречи.

Мать и сын покидали кабинет чуть растерянными, и явно недовольными результатами своего визита к психиатру.

-Ну, какой диагноз? - спросил я, когда за посетителями закрылась дверь.

-Расстройства личности, - встала Сара.

-В армии говорят цахалофобия ³, - вспомнил я свою службу военным психиатром, - Не исключёна и органика: трудные роды, обвитие пуповины, синий, какие-то судороги...

-Верно, - согласилась Сара, вставая - Импульсивный. У нас сейчас собрание психологов.

-А у нас – социальных работников, - оторвалась от кресла Татьяна.

-Приятных вам собраний. Я же попытаюсь использовать это время для писем.

Но не тут-то было.

Юрий Павлов (1 февраля 2006 года. Амона) вошёл в кабинет твёрдой походной, посмотрел мне в глаза и произнёс обычным тоном: "Здравствуйте. Спасибо".

Вчера он позвонил мне по телефону: «Меня освободили из армии с 21 профилем ⁴. Я могу к вам прийти?»

-Давайте. Насколько вам срочно? - он появился у меня, как пострадавший во время теракта в Тель-Авиве.

-Срочно.

-Ладно, давайте завтра.

-Вот и появился, а говорят, чудеса не происходят, - подумал я.

-Спасибо, - не моргая, смотрел он мне в глаза.

-Пришёл отблагодарить меня за отмазку от армии, - подумал я, вспомнив, как совсем недавно он смотрел в пол, и все мои усилия «вылечить» от «страха смотреть в глаза» успехом не увенчались.

-Мы обсудили в семье и решили, что мне лучше поехать в Россию.

-Надо полагать, - думал я, кивая.

Павлов замолк.

-Быстренько ты, дружок, оправился, выздоровел, можно сказать, - с раздражением думал я – кому нравится, когда его так обвели вокруг пальца: я принял его представление за чистую монету.

-Дайте мне... всё же рецепт, - не зная, как завершить затянувшееся молчание, придумал Павлов лучшее, с его точки зрения, окончание.

-Ладно, - вошёл я в программу рецептов, нашёл его и подумал, - А был ли мальчик, который так пострадал от видов теракта или вообще и близко там не появлялся? Не было никаких видений, всё полностью разыграно, как по нотам? Пришёл, увидел козла типа меня, рассказ, то бишь, с три короба наврал и дело в шляпе.

Я взял отпечатанный рецепт, подписал его, отдал Павлову и подумал: «Зачем он тебе? А, того и гляди, получу из России просьбу написать об его состоянии - захочет открутиться от армии и там».

Павлов встал: «До свидания. Спасибо», - и покинул кабинет.

Опять, я с подробностями вспомнил, какой жалкой, мокрой курицей он шкандыбал передо мной лишь недели три назад - единственное изменение - это освобождение от армии. И прозрели слепые, заголосили немые, побежали вприпрыжку парализованные. Неужели, на самом деле, он даже близко не был возле места теракта?

-А как, всё связанное с Тель-Авивом? - чуть опешил я.

-Я смог с этим справиться. Иногда я вспоминаю, но помните, как тогда. Я хочу в армию. Я должен служить. Я пойду в боевые части. Я пришёл поблагодарить вас…

Я вспомнил свои мысли во время нашей предыдущей встречи и почувствовал стыд. Что ж, ещё один урок: не спеши осуждать, даже в мыслях… Один из принципов иудаизма: прежде всего, ищи в человеке хорошее…

1 – Гуш Катиф - так назывались еврейские поселения в Газе. Они просуществовали около 40 лет и были разрушены израильской кликой, предводительствуемой Ариэлем Шароном. Следует отметить, что все еврейские посёлки в Газе были созданы на ничейной земле, которую арабы считали проклятой, евреи же смогли там создать цветущий сад и высокоэффективное производство.
Возврат.

2 – джобник – английское слово джоб + русский суффикс «ник» породили израильское слово: так называют солдат не боевых частей.
Возврат.

3 – цахалофобия Цахал – Армия Обороны Израиля. Фобия - непреодолимый навязчивый страх, неприязнь или ненависть. Цахалофобия – соответствующие отношения к израильской армии.
Возврат.

4 – профиль. Состояние физического и психического здоровья военнослужащих израильской армии определяется цифрами, которые называются профиль. Самый высокий профиль – 97. Не знаю, насколько верно, но объяснение того, что максимальный профиль 97, а не – 100, следующее: практически все мужчины обрезаны. Самый низкий профиль – 21 – не годность к службе. Профиль 24 - освобождение от службы на год, после чего военнослужащий должен опять пройти комиссию, которая примет решение о его дальнейшей службе.
Возврат.

возврат к началу.