Встречи.
Главная страница

Записки психиатра.

Совпадения имён, фамилий и всего остального невозможно, потому что всё ниже написанное не имеет никакого отношения к прекрасной и прочей действительностям.
Предупреждение: используется ненормативная лексика.

Я спустился на первый этаж, чтобы начальница регистраторов Геула помогла мне прочитать послание социального работника по поводу одного из моих пациентов. Письмо было написано от руки, и я почти ничего в нём не понимал.

-Доктор Нер, мы кончим собирать карточки для врачей, и я вам позвоню, - улыбнулась мне Геула - она любит улыбаться.

-Хорошо, - кивнул я, подумав, что сегодня она выглядит лучше, чем обычно.

Возле дверей моего кабинета стояла сестра одного из моих пациентов Пейсахова Ханино - хорошо сложенная кавказская еврейка лет 40 по имени Тая: «С прошедшим вас праздником, доктор», - улыбнулись мне и эта женщина.

-Спасибо, - улыбнулся я в ответ, подумав, - Столько улыбок в единицу времени. О каком, собственно говоря, празднике идёт речь?

На все еврейские и советские праздники Тая приносила мне стандартный набор: две бутылки, из которых одна была водкой, виски или коньяком, вторая - сухим красным вином, и на закуску - коробку российских конфет: всё покупалось в одном из русских магазинов.

-Я там поставила около стола…

-Зря вы так, жалко денег, - ответил я своей обычной фразой, про себя добавив, - Лучше бы деньгами. Только деньги не возьмёшь, а бутылки можно кому-то подарить.

-Вы скажите Ханино, чтобы он мылся – он вас всегда слушается. И скажите ему, что я им всегда интересуюсь.

-Хорошо.

Я прошёл в кабинет, положил подарочный пакет в мою сумку и вспомнил: «Ба, да ведь она поздравила меня с 23 февраля – днём советской армии. Наверное, его уже и в России никто не отмечает, кроме продолжающих поездку в карете прошлого пенсионеров».

Брат Таи в автомобильной аварии получил сотрясение мозга и с тех пор всё время пребывал в психозе: почти каждый день он видел, как к нему приходит какой-то старик и смеётся над ним. Когда, воспринимающий свои галлюцинации за чистую монету, Ханино бежал к «старику», тот убегал от него во двор. Ханино за ним. Обойдя несколько раз прилежащее к дому пространство, никого там не найдя, он возвращался домой. Пейсахов всегда приходил строго в назначенное время – я стался давать ему утром, чтобы он долго не ждал своей очереди. Зимой и летом Ханино носит чёрный костюм и чёрную шляпу, нависающую над седыми волосами и белой щетиной. Садился он ко мне боком, в глаза никогда не смотрел, разговор сам не начинал, отвечал на вопросы односложно, выдавливая из себя считанные слова.

-Вы со всеми так разговариваете?

-Я вообще почти ни с кем не разговариваю.

-Ну, а когда всё-таки приходится, то тоже не смотрите на собеседника?

-Да.

-Почему?

-Я боюсь.

-Чего вы боитесь?

-Не знаю.

-Попробуйте посмотреть на меня, я не кусаюсь.

Ханино бросал взгляд в мою сторону и поспешно возвращал его на прежнее место.

-Сестра о вас заботится и очень вами интересуется.

-Надоела она мне.

-Вам очень повезло с сестрой: не каждый может похвастаться такой сестрой. Как часто вы моетесь?

-Раз в неделю.

-В Израиле следует мыться два раза в день. Это для вашей же пользы. Вам что-то мешает мыться?

-Старик – он всегда приходит. Когда я в ванной.

-Значит, он продолжает к вам приходить.

-Куда же ему деться-то?

-Он на самом деле существует или это вам кажется?

-Как же кажется, когда он дразнится и убегает от меня. Чего ему надо? Я хочу его догнать и спросить, но он всегда исчезает, - на удивленье разговорился Пейсахов.

-А вы скажите ему: «Иди ты к чёрту».

-Он и есть чёрт.

-Всё равно, вы должны мыться, хотя бы раз в день.

Получив рецепт и новую очередь, Ханино уходил.

Проводив больного, я пододвинул к себе поближе письмо от социального работника - не забыть бы, и ждал звонка Геулы, обещавшей мне помочь понять его содержание. Больные своей обычной чередой входили и выходили. Один из моих знакомых в начале 90 годов работал в психиатрическом диспансере – к часу дня он освобождался и, высиживая время, до двух часов читал книжки и газеты. Где они те славные времена? Или просто надо уметь себя правильно поставить?

Вместе с очередным больным в кабинет вошла медсестра с двумя карточками: «Доктор, Нер. Тут пришёл на укол пациент доктор Ландау – она сегодня не работает. Поговорите с ним несколько минут.

-Хорошо, - легче принять, чем доказывать, что мне этого делать не надо, так как в диспансере работают и другие врачи.

-Кроме того, доктор Векслер сказал, чтобы мы посетили на дому одного из больных доктор Пустыльник - она заболела.

-Как срочно мы должны навестить его?

-Ну, до конца недели.

-Ладно, - легкомысленно кивнул я, подумав, что раз заведующий разрешает до конца недели, то чего дёргаться-то.

Часа через два, не дождавшись звонка Геулы, я взял факс социального работника и пошёл с ним в регистратуру.

По лестнице понималась социальный работник из моей группы Татьяна.

-Как жизнь? - улыбнулся я.

-Спасибо, - ответила она мне улыбкой.

-Знаете, с чем меня сегодня поздравили? – пропустил я поднимающегося по лестнице больного, подумав, - Не зря американцы всё время улыбаются - они правы: хочешь, не хочешь - это неминуемо улучшает настроение и взаимоотношения.

-С чем?

-Принесла бутылку финской водки, чтобы я распил её в честь 23 февраля.

-Вам везёт, - опять улыбнулась Татьяна, - Могу составить вам компанию.

-Ловлю на слове, - сказал я и подумал, - если сейчас она выглядит так – чуть портит полнота, то лет двадцать назад от неё было трудно оторвать глаз.

-Вы знаете, почему у нас только один ординатор?

-Мой главный информатор Ирина сказала, что диспансеру при больнице разрешили обучать ординаторов.

-Совсем и не так. К нам должна была прийти доктор Гольдина, но месяца полтора назад она собиралась перевести к нам одного из выписанных больных доктор Перельман. Та, разумеется, дала ему очередь через месяц. Доктор Гольдина просила через неделю. Перельман отказалась. Тогда Гольдина пожаловалась заместителю главврача доктору Фейгину, а вы сами знаете, какие отношения у него с доктором Векслером. Доктор Векслер очень разозлился и сказал, что доктор Гольдиной лучше к нам в диспансер не приходить.

-Здорово. На ридной Украйне как-то говаривали: «Паны дерутся, у холопов - чубы трещат». Нет ничего нового под солнцем. Но что остаётся? Выживать в любых условиях, не приспособленных для выживания. Удачи вам, и нам, - разойдясь, продолжили мы каждый свой путь.

Геула уже ушла домой. Я попросил помочь разобраться с написанным социальным работником Ирину. Только-только мы начали расшифровку рукописи, как появился начальник компьютерного отдела больницы и Ирина, будучи ответственной, в том числе и за компьютеры диспансера, должна была ввести его в курс дел.

Второй раз не солоно хлебавши, я вернулся в кабинет.

Письма от социальных работников бывают двух типов. Первый – это просьба сообщить о состоянии больного, с этим жить ещё можно, хотя и там они порой задают вопросы, на которые психиатр дать ответ не способен, например, может ли та или другая пациентка или пациент быть родителем. У меня заготовлен стандартный ответ: «Пошлите такую-то или такого-то в занимающееся оценкой способности быть родителем место». Второй вариант писем на иврите называется «прикрытием зада». Современная израильская действительность настолько полна подобными положениями, что появилась даже аббревиатура этого выражения, противно звучащая «кастах». Обычно кто-то угрожает покончить с собой, или ещё хуже - с другими – и социальный работник в панике: чтобы обезопасить себя, шлёт факс психиатру. Промедление с ответами на такие факсы совершенно недопустимо – первый шаг – это срочный вызов пациента телеграммой. Формат полученного письма подсказывал мне, что в нём зарыта неприятная для меня собака. Только я начал мучительно продираться через каракули, как без очереди ввалился в кабинет Перец Илан – толстенный, высокий мужчина за 30, почти всегда небритый и в ермолке. Последние 15 лет Илан из психоза не выходит. Его бредовая продукция выплёскивается в надоедании людям, рассылке всяких письма, в том числе судьям, президенту страны, врачам и прочим. Одно лишь спасение – агрессивным Илан не был, что, конечно же, может измениться каждое мгновение.

-Доктор, вы должны положить в больницу в закрытое отделение Малку Эльберштейн – она мешает моим отношениям с Катей, она подсылает подсыпать мне лекарства в еду. Вы должны поступить с ней по всей строгости закона.

Если Малка и Катя вообще существуют, то, разумеется, они и представить себе не могу, что играют такую роль в бреде Илана. Не уверен, что эти знания их обрадовали бы: ещё одно подтверждение открытия мудрого Соломона «умножающий знания – умножает печаль». Кому приятно пребывать в бредовой системе тяжёлого шизофреника, пусть и сейчас не агрессивного. «Илан, не пойман – не вор». В который уж раз я пытаюсь вбить в его поражённые болезнью мозги это правило человеческого сосуществования; совершенно не уверен, что не состоящие на учёте у психиатра всегда ведут себя в соответствии с ним.

Перец понимающе улыбается: «Но Малку Эльберштейн я поймал».

-Каким образом?

-Только она могла это сделать, так как она собирается испортить не только мои отношения с Катей, но и наши с вами отношения. Мы не имеет права допустить разрушения нашего лечебного альянса.

-Разумеется, не допустим, - улыбаюсь я, думаю, - У него богатый словарный запас, - и вспоминаю, что несколько дней назад получил подарок и от Илана – миндальный напиток. Ясное дело, что сабра, то есть, уроженец Израиля марокканского происхождения ни сном, ни духом не ведал о получившейся временной связи своего подарка с неизвестным ему праздником - днём советской армии. Но чтобы там не говорили: подарок придаёт определённое дополнительное качество отношениям. Вольно или невольно, но подаренное, пусть даже самое простое, влияет на отношения, окрашивает их некими новыми обязательствами, иногда даже скрашивает.

-Я хочу создать семью с Катей. Если вы увидите её, то обязательно скажите ей, что я готов взять её в жёны.

-Но я не знаю никакой Кати.

-Ничего, ничего, - улыбается Илан, - Я надеюсь получить деньги от страховой компании, - ещё один бред – самый бредовый бред, - И открыть магазин для религиозных. Буду продавать там молитвенники, талиты ¹, ермолки, семисвечники и всё необходимое для еврейской религиозной жизни. Это так важно в наших условиях… Кстати, моя сестра Лея - крайне левая, а я – крайне правый.

-То-то она мне так не нравится, - подумал я и соврал, - Имеет право.

-Имеет право, - встал Илан и ушёл.

До самого вечера тянулись без перерыва пациенты. Каждый вечер охранники мной недовольны – они хотят побыстрей домой, а я всё засиживаюсь с моими сумасшедшими. Несколько человек не пришли. Я мгновенно воспользовался этим подарком и побежал понять написанное, точнее, нашкрябанное в так и не прочитанном мной факсе.

Ирина, по своему вечернему обыкновению гуляла в Интернете и болтала с кем-то по телефону. Но следует отдать ей должное, если я прошу её помочь, она тут же прекращает эти намного более интересные занятия.

На этот раз социальный работник прикрывала себя от возможных выходок Хадада Эфраима. Лет 10 тому назад он работал строителем. Однажды, в одно несчастное для него мгновение тяжёлая плита рухнула на его голову… Потом Эфраим рассказывал: «Я увидел себя сверху лежащим внизу, а надо мной столпились рабочие. Мне стало очень страшно, но в этот момент я почувствовал себя в каком-то тёмном канале, трубе что ли, и что-то меня стало засасывать. Вдруг я испытал необычайное спокойствие и тишину. Но тут втягивание в трубу прекратилось, я испытал страшную боль во всём теле, особенно в голове, открыл глаза и пришёл в себя…»

Вот уж, воистину, в наше время только ленивый не рассказывает о своём опыте выхода из тела, да ещё попадании в эту знаменитую трубу, в конце которой сияет успокаивающий, излучающий добро свет. Я не самый ленивый, но у меня пока такого опыта нет. Я очень надеюсь, что это не фантазии умирающего мозга, как хотят убедить общественность некоторые учёные, в основном анестезиологи. Очень хочется верить, что в неминуемо приближающийся момент последнего прощания - так и будет, и встреча с умиротворяющим светом состоится!

Эфраиму опыт выхода из тела и несостоявшаяся встреча ничего хорошего не принесли. Он постоянно жаловался на головные боли, страхи, тревогу, бессонницу. Стал употреблять наркотики, сначала выпивать, а потом и пить. Никакое лечение не помогало. Несколько раз он травился таблетками и резал себе руки. Сам госпитализировался, но через пару дней требовал выписку, а если врачи возражали, то просто сбегал. Кончилось тем, что его перестали принимать в больницу. Ко мне он приходил, когда становилось совсем невмоготу, рассказывал, что слышит какие-то голоса, очень боится опять оказаться «вне тела», обещал убить себя и любого оказавшегося поблизости – ему всё время казалось, что все против него, смеются над ним, перемывают его кости. Нечего говорить, что я посылал его в больницу. Если Эфраима и принимали, что случалось достаточно редко, то госпитализация, и на этот удачный раз, завершалась, как обычно. И так до нового витка обострения.

Ирина читала написанное социальным работником: «Нам известно, что господин Эфраим Хадад находится на лечении вашего диспансера у доктора Нера. Сегодня, - речь шла о вчерашних событиях, - Он пришёл в нашу социальную службу посёлка Кфар Даниэль вместе с братом. Эфраим был возбуждён, кричал, плакал, угрожал убить себя и кого-то ещё. Господин Хадад утверждал, что его не принимают в психиатрическую больницу. Он же находится в таком состоянии, что способен на всё. На этот раз его ничего не остановит. Телефонный разговор с дежурным врачом больницы на самом деле подтвердил слова господина Хадада - его отказались принять, сославшись на то, что все предыдущие поступления он не соблюдал режим, употреблял в больнице наркотики, и убегал из отделения. Звонок в ваш диспансер оказался не более удачным, так как регистратор заявила, что врач Эфраима доктор Нер не работает, будет только завтра, а сегодня нет никого из врачей, кто мог бы его принять. Исходя из всего вышеизложенного, очевидно, что господин Хадад нуждается в срочной психиатрической помощи, пока не произошло непоправимое. Прошу вашего экстренного вмешательства…»

-Твою мать, такое письмо провалялось у меня с самого утра, - я посмотрел на висящие перед регистратурой на стене часы – до закрытия диспансера оставалось полчаса, - В новостях было что-нибудь об убийстве или самоубийстве в нашем районе?

-Нет, - покачала головой Ирина.

-Значит, у нас тоже есть счастье. Давай, пошлём ему срочную телеграмму на завтра на 8 утра.

-Во-первых, она не дойдёт, а, во-вторых, у нас завтра день первичных.

-Первичных всё равно начинаем в полдевятого. Тогда давай звонить.

Я набрал мобильный номер Хадада с телефона Ирина. Не отвечает. Позвонил его матери. Ответила по голосу пожилая, простая женщина.

-Добрый вечер. С вами говорит доктор Нер, психиатр вашего сына Эфраима. Нам сообщили, что Эфраим плохо себя чувствует. Где он сейчас?

-Да, совсем плохо. Спит он.

-Я хочу увидеться с ним завтра. Вы сможете передать ему моё приглашение - 8 часов утра завтра.

-Я его сейчас разбужу.

Через некоторое время в трубке раздался толи совершенно сонный, толи пьяный, толи под влиянием наркотиков голос героя того дня: «Кто говорит?»

-Доктор Нер. Эфраим, давайте встретимся завтра в 8 часов утра.

-А кто вы?

-Да он совсем дурной – обкурился или чего и в вену себе шаркнул, придурок, - подумал я и сказал, - Это доктор Нер из психиатрического диспансера…

-Идите вы все к ёбаной матери, - последние два слова были произнесены, как это и принято в Израиле, по-русски, - Ебал я вас всех. Пошли вы все на хуй.

-Эфраим, постарайтесь, всё-таки, прийти… - в ответ лишь губки.

-Он в полном ауте, совершенно чумной, тварь. Таким я его не помню. Со мной он так никогда не разговаривал, - говорил я Ирине, записывая разговор в дневнике.

-Пусть, одним козлом станет меньше, - начала собираться домой Ирина.

-Но не на моей ответственности, - бросил я, подумав, что в следующий раз разберусь со всеми полученными письмами и факсами до 10 часов утра, пусть хоть всё горит огнём. Умные учатся на чужих ошибках, дураки - на своих. Кто не учится ни на чём?

На следующий день я появился, как всегда, раньше всех врачей.

-История с этим Эфраимом, - встретила меня уже всё знающая Геула.

-А что ещё? – как всегда покуривала, ничего не ведающая, кроме своих внутренних дел, играющая роль девочки, перевалившая за пятый десяток регистратор Мазаль.

-Какие наши дела: собирается кого-то пришить, себя прихлопнуть. Меня вчера полил матом, частично русским.

-Вы хотите и сегодня его послушать, - засмеялась Геула.

-Похоже, что да, привык уже.

-Ну, и хорошо, пусть себе, одним уродом станет меньше, - затушила окурок Мазаль.

-Но не на моей ответственности, - повторил я вчерашнюю фразу и пошёл в свой кабинет.

Несмотря на всю его очевидную антисоциальность и наркоманию – не перевариваю ни тех, ни других, тем более, что в большинстве случае первое почти по определению предполагает второе, Эфраим не вызывал у меня неприязни, я, на самом деле, не только для прокурора, хотел помочь ему.

Бросив сумку, я тут же позвонил матери Хадада.

-Доброе утро. Вы извините, если я вас разбудил. Это опять доктор Нер. Где Эфраим? Он должен сегодня прийти в диспансер или в приёмный покой больницы.

-Да ничего, я уже не сплю. А поговорите с ним сами…

-Уже радостная весть – ночь пережили без крови и тяжёлого мордобоя, - подумал я.

-Доброе утро, Эфраим, это доктор Нер.

-Доброе утро, - звучал он сегодня намного лучше, как обычно – проспал свою вчерашнюю дурь, - Придите, пожалуйста, ко мне.

-Хорошо. Мне надо пару дней побыть в больнице, но они меня не принимают. Относятся ко мне как к скотине. Я тоже человек. Вы думаете, я хочу весь этот балаган? – последнее слово прозвучало по-русски.

-Даже не вспомнил, что он – сефард ², которого обижают отвратительные ашкеназы ³, за что честь ему и хвала, - подумал я и сказал, - Эфраим, я поговорю с начальником, и он попросит, чтобы вас обязательно госпитализировали.

-Хорошо, доктор, спасибо.

-Езжайте в приёмный покой – вас обязательно примут.

-Спасибо доктор, только попрошу брата или сестру отвезти меня.

Записывая разговор в карточку, я думал, что если даже спасти не удаётся, то следует делать всё возможное – для семьи, прокурора и, самое главное, для себя. Но ещё важнее, всё правильно запротоколировать. Сделал, но не записал – не сделал. Как там нас учат американцы: «Больные кончали, кончают, и будут кончать с собой. Психиатр же должен всё правильно документировать».

-Илья, - поднял я телефонную трубку и услышал голос Ирины, - Вы должны принять не говорящего на иврите.

-Озвучим великий и могучий, - усмехнулся я.

-Давай, - засмеялась Ирина.

1– талит - здесь предполагается большой талит - молитвенное еврейское покрывало.
Возврат.

2 – СЕФА`РДЫ (סְפָרַדִּים — сфараддим, единственное число סְפָרַדִּי — сфарадди; от топонима Сфарад, отождествленного с Испанией, потомки евреев, изгнанных в 1490-х гг. с Пиренейского полуострова или покинувших его впоследствии, в 16–18 вв.; этнокультурная общность, являющаяся частью еврейского народа. В настоящее время и нередко сефардами называют (особенно в Государстве Израиль) всех евреев неашкеназского происхождения (ашкенази – евреи прошедшие центральную и Восточную Европу, родной язык которых был идиш – диалект немецкого языка примерно с 10% слов из иврита).
«Электронная еврейская энциклопедия».
Возврат.

3 – АШКЕНА`З (אַשְׁכְּנַז), библейское название страны и народа, обитавшего в ней. Ашкеназ, по-видимому, граничил с Арменией и простирался до Верхнего Евфрата. В Библии (Быт. 10:3, I Хр. 1:6) Ашкеназ числится среди потомков Гомера, сына Яфета. Название Ашкеназ встречается и в книге пророка Иеремии, в отрывке, призывающем государства Арарат, Мини и Ашкеназ восстать и разрушить Вавилон (51:27). Упоминание Ашкеназа в одном ряду с государствами, соседствовашими с Арменией, позволяет полагать, что и Ашкеназ находился в этом районе. В средневековой еврейской литературе название Ашкеназ служило для обозначения областей Северо-Западной Европы: первоначально территории по берегам Рейна, густо заселенной евреями, а затем Германии в целом. Отсюда — АШКЕНАЗи — немецкий еврей или потомок немецких евреев
Электронная еврейская энциклопедия. href = "http://www.eleven.co.il/
Возврат.

возврат к началу.