Встречи.
Главная страница

Записки психиатра.

Совпадения имён, фамилий и всего остального невозможно, потому что всё ниже написанное не имеет никакого отношения к прекрасной и прочей действительностям.
Предупреждение: используется ненормативная лексика.

-Как будто бы никуда и не уезжал, - столь банальная мысль закрутилась в голове, когда я подъехал к диспансеру после отпуска.

Даже самый злящийся на меня за опоздания с завершением рабочего дня охранник – Саша улыбнулся, похоже искренне: "С возвращением".

Регистраторы Геула и Мазаль уже собирали карточки. Они мне тоже улыбнулись.

-Как дела? – передал я им ритуальную коробку конфет – подношение вернувшегося из отпуска.

-Тихо, Слава Б-гу, - не прекращала нескончаемую работу регистратора Геула.

-Нет более приятной фразы: "No news - good news", - начал я восхождение на второй этаж в мой кабинет.

Меня уже ждал

За прошедший месяц Виталий Шлонский ещё сильнее похудел и постарел: "Удачно я подгадал – знал, что встречу вас", - протянул он мне руку. Как всегда, пожатие её слегка напрягало – подозреваю, что он и подаёт мне свою руку, чтобы проверить мою реакцию. Прекрасно знаю, что СПИД таким путём не передаётся, но всё-таки каждый раз внутри что-то поскрипывает, неприятно шебаршится в груди.

-Я совсем перестал спать. Осталось-то мне всего-то два укола – 48 уже сделал, но последние две недели у меня развилась такая депрессия и такой страх, что я просто места себе не нахожу. Вы знаете, в аннотации среди побочных действий от интерферона нет только роста волос на пятках, и вот сейчас я обнаружил у меня всё, что они там пишут. Меня замучили мысли о смерти. Мне скоро полтинник: ни жены, ни детей, только ранения и контузия в Афгане, наркомания, ВИЧ, гепатит С, туберкулёз в анамнезе. Единственный близкий человек – старенькая мама. Наверное, только из-за неё я и живу. Но иной раз, особенно ночами, так тошно. Зачем мне эти мучения? Впереди маячит СПИД… Нажраться всех моих таблеток, запить водкой и тишина…

-Какой смысл в такой жизни? Но если нет смысла и в такой жизни, то нет смысла ни в чём, - подумал я и сказал, - Виталий, я уверен, что вы сделаете оставшиеся два укола. Вы не убежите, вы не трус. У вас минутная слабость, она бывает у всех. Я уверен, такое состояние не просто пройдёт, но и вам станет намного лучше. Самое главное – не совершить плохо поправимую глупость. Вы, на самом деле, столько перенесли и сейчас распустите слюни и наделаете в штаны?

-Правда, по моей жизни можно несколько книг написать…

-Садитесь и пишите воспоминания.

-Рассказывать я - мастак, но изложить то же самое на бумаге, как все мозги отбивает.

-Учитесь. Рисуйте, делайте что хотите: слушайте музыку, говорите с кем-то по телефону, продолжайте вашу работу, но гоните эти мысли. Не получилось, примите успокаивающее…

-Да. Да. Мой врач по СПИДу смеётся: "У тебя почти вирусов не осталось, мы их всех добили". Он ещё не знает, что я работаю – я не хочу говорить всем, чёрт их знает, возьмут и отменят инвалидность. Вам-то я верю – вы не напишите в Национальное Страхование, - последняя фраза прозвучала полу вопросом.

-Не волнуйтесь, никто вас пособия не лишит. Мы живём в смутное время, но оно же и очень интересное. Самая удивительная эпоха в истории. Вам ещё и 50 нет. Я уверен, что в ближайшее время произойдёт революция в лечение СПИДа: если его полностью и не искоренят, то он станет одной из хронических болезней, с которой можно жить 1000 лет.

-Мне бы по-еврейски, до 120.

-Уверен, что быстрее, чем мы ожидаем даже найдут излечение.

Взяв рецепты, Виталий протянул мне руку. Мы обменялись рукопожатиями. Он вышел. Я хотел, чтобы он продолжал приходить.

-Я вас так ждал, - с этими словами в комнату вошёл молодой человек со страдальческим выражением лица и полными страхами и слёз глазами, - Доктор Нер, вы меня тоже не понимаете. Никто меня не понимает. Я всем надоел. Я так боюсь – я каждый день вижу это…

-Исаак, вам бы радоваться – вы один из счастливцев, который при жизни получил доказательства бессмертия души.

-Я боюсь, доктор Нер, - поток слёз усилился, рот искривился, плечи задрожали, - Каждую ночь я во сне вижу мёртвых, которых видел тогда, во время аварии. Это шофёр виноват. Мы взяли двух солдат в Иерусалиме и поехали на базу возле Хеврона. Начался дождь. Я говорю шофёру: "Не гони, дорога скользкая", а он смеётся и нажимает на газ. Он смеётся и нажимает на газ. Зачем он это сделал? Специально, чтобы погубить меня. Вот на повороте мы и перевернулись. Моя душа вышла из тела, - рёв усилился, хотя, казалось бы, больше и некуда, - Я увидел моё тело сверху. Я увидел перевёрнутую машину. Я увидел всех моих родственников. Я почувствовал смерть. Я увидел всю мою жизнь, как в кино: она промелькнула за считанные секунды. Мои умершие родственники - дедушка, бабушка, дядя, другие, спросили меня: "Ты хочешь остаться?" "Нет! Не хочу". Потом был чёрный тоннель, а в конце что-то белое. "Не хочу!" Меня отпустили, и я пришёл в себя в больнице. Я боюсь умереть. Каждую ночь мне всё это снится. Я разговариваю с дедушкой. Я не хочу умирать.

-До аварии вы читали что-нибудь о жизни после смерти, о выходе души из тела?

-Ничего. Я вообще читать не люблю.

-Вот тебе и доказательства бессмертности, - подумал я, - Только, как оказалось, не все к этому готовы.

-За секунды я пережил, как в кино всю мою жизнь. Этот чёрный тоннель. Я боюсь, доктор Нер. Помогите мне. Я так больше не могу, я боюсь, - уверен, ни одна белуга не смогла бы так зареветь.

Соломонов перешёл ко мне месяца два назад. Он был пациентом заведующего диспансером доктора Векслера, который, по своему обыкновению, долго с ним не разговаривал, но пытался большими дозами лекарств снять это состояние, благо в больнице поставили диагноз шизофрения. В один прекрасный день, когда начальника не было, а Соломонов пришёл, я принял его. Исааку понравилось, что с ним так долго разговаривают, и он, к моему неудовольствию, попросился перейти лечиться ко мне. Мои длительные выслушивания его истории и переживаний ни к какому улучшению не привели. Большие дозы препаратов действовали ничуть не лучше. Весь в слезах Исаак приходил в диспансер каждый день, беспардонно влезал в кабинет и готов был сидеть там часами – так ему становилось чуть спокойнее.

-Знаете что, давайте я пошлю вас в больницу.

-Нет, доктор Нер, нет. Там мне будет ещё хуже. Я убью себя в больнице.

-Вы лежали в закрытом отделении, а сейчас я попрошу, чтобы вас положили в открытое, - сказал я и подумал, - Любые знания для неготового человека опасны. Наверное, это и имел в виду покойный царь Соломон, когда открыл, что "умножающий знания – умножает печаль".

-Я подумаю, доктор Нер. Вы меня не понимаете. Никто меня не понимает. Никто меня не хочет слушать. Я всем надоел.

-Разумеется, - подумал я и сказал, - Даже, если сейчас вы не верите мне, то всё равно возвращайтесь к мысли: "Я – бессмертен. Я знаю, что моя душа вечна. Я видел вечность и я счастлив". Да вам можно только завидовать: вы знаете, как будет.

-Я боюсь, доктор Нер. Я вижу моё тело внизу, я вижу мою жизнь, как в кино, я не хочу умирать.

-А придётся, - проговорил я про себя и сказал, - Исаак, подумайте и согласитесь на госпитализацию. К сожалению, вы должны сделать это не в кабинете, так как уже очень много людей пришли по очереди…

Место Соломонова, со словами: "Сколько можно ждать", заняла Ворота Реут. Была она накрашена, звенела обильной бижутерией, щеголяла голым пупком и толстыми ляжками, большая часть которых торчала из-под юбочки, ещё немного и обратилась бы в набедренную повязку. "Я буду проситься к другому врачу".

-Ваше право.

-Мне надоело торчать по столько времени под вашей дверью.

-Вы правы, но, к сожалению, мне не всегда удаётся принимать точно в назначенное время.

-Почему вы его приняли без очереди, потому что он – русский?

-Вот сука, шизофреничка и дебилка, а туда же, - выскочила в сознание мысль, я не прогнал её, но и не озвучил, конечно, зато сказал, - Я понимаю ваше недовольство ожиданием, но извольте вспомнить, сколько раз я принимал вас без очереди, хоть вы не русская, а сабра (рождённая в Израиле). Или вы хотите, чтобы я никого не принимал без очереди, вас тоже, когда состояние ухудшается.

-Нет, этого я не хочу.

-Для смены врача вы должны написать заявление на имя заведующего и отдать его в регистратуру. Пока же давайте не терять времени: как вы себя чувствуете?

-Лучше. Пошлите меня на анализы, в том числе и на СПИД. Мой друг путается с всякими женщинами и часто без презерватива.

-А вы сами? – я окинул Реут взглядом.

-Мне сейчас мужики не нужны: из-за вашего лечения я стала холодной, как лёд. Даже не знаю, почему на меня бросаются мужики. Месяца два назад один на самом деле…

-Вы одеваетесь так, - передал я Вороне направление на анализы.

-Привет, - услышал я по телефону пришедшую на работу регистратора Ирину, - Очень рада твоему возвращению. Ну, как было?

-Замечательно.

-А на меня тут твоя подружка такой рот открыла.

-Кто же она моя подружка, никак доктор Кофман?

-Догадлив ты.

-Да, и совсем не по летам. Что было-то?

-Вчера она должна была выйти на работу с часу дня, прямо на своё дежурство. Утром, часов в 10 пришёл её больной с мамой. Он не был у неё года полтора, но я решила, что, почему он должен идти к другому врачу, и сказала, чтобы они пришли к часу к доктор Кофман. При этом я сказала об этом моей начальнице. Она ответила: "Конечно". Но ты знаешь, что она с ней всегда, улыбаются, сплетничают. Геула и Мазаль дают доктор Кофман самые простые первичные случаи. Когда Кофман узнала, она так стала на меня орать: "Какое ты имела право? Почему ты берёшь на себя такую ответственность?" Ты знаешь, я не первый год работаю – я видела, он был с матерью, они не сказали ни слова, они пришли…

-Разумеется, доктор Кофман очень сердится, если ей дают работу, которую она уверена, должен был сделать кто-то другой, - бросил я.

-Вот это точно. Ну, и Геула тут же побежала к начальнику, чтобы я не успела сказать ему об её согласии с моим решением. Начальник мне тоже сказал: "Зачем я беру на себя ответственность?"

-В бывшем Союзе существовало золотое правило приличного поведения: "Инициатива – наказуема".

-Ты прав. Ты прав. На самом деле, надо работать с маленькой головой.

Одна из популярных израильских присказок: "работать с большой головой" - проявлять инициативу, "работать с маленькой головой» - делать лишь от и до, а по возможности, ещё меньше. Но самое правильное в Израиле – работать вообще без головы, что с огромным успехом воплощают в жизнь местные верхи прочие чиновные.

-Ладно, Ирин, даст Б-г, чтобы это было твоей самой большой проблемой – люблю я это пожелание.

-Спасибо.

-Правильно, что я вообще стараюсь держаться подальше от всех, а от Кофман в особенности, - подумал я.

И в этот момент, распространяя запах пота и несвежего белья, в кабинет вошли высокий, небритый, чернявый молодой человек и низенькая, толстенькая, старушка с ярко крашеными губами.

Коган Григорий приехал в Израиль в начале 90 годов, так как его отец – полковник, профессор академии генерального штаба в Москве не хотел знать сына после развода с женой, которую он бросил в Ташкенте. Непонятно как, но он стал снимать квартиру вместе с посторонней пожилой женщиной, которую называл Поля. Григорий появился после выписки из больницы. Я ни разу не видел его в психозе. Он лишь жаловался, что боится ездить в автобусах, но не из-за почти обычного израильского страха перед арабскими терактами, а просто так. "Его в полиции избили, потому что он похож на араба, - на каждой встрече сообщала мне Поля, - Мы бы давно уехали отсюда, но некуда. Отец не хочет его знать. Мы позвонили ему, сказали, что Гриша заболел, что ему требуется помощь, а он заявил, что у него нет никакого сына, и бросил трубку. Нам нужны деньги, потому что моего пособия по старости и Гришиной пенсии не хватает. Его никуда не хотят принять на работу. Мы везде показываем письмо от вас, где вы пишите, что работать Грише необходимо, но ему даже ставки дворника не дают. Весь город метут старики и эфиопы, а молодому парню ничего не дают. Разве это нормально?"

Я молча слушал Полю. Сначала она меня раздражала: своей требовательностью, занудностью, бесконечными повторами. Я подозревал, что она эксплуатирует Григория, использует его деньги. Некоторое время тому назад попросил разобраться в происходящем социального работника, но Поля просто ей нахамила, а Григорий заявил, что его отношения с Полей устраивают. Со временем я перестал реагировать на Полю и выслушивал её, как часть этого странного симбиоза.

-Он вообще несчастный парень. В советской армии его избивали.

-Таджик резал меня ножиком, приговаривая: "Так вам евреям и надо», - кивал Григорий.

-Ну, и что вы сделали?

-В конце концов, двинул его по роже, но меня деды избили и я попал в санчасть.

-В Израиле его полиция избила, потому что он похож на араба. Вы спросите у него, он ни слова по-арабски не знает, а они его схватили и стали бить. После этого избиения Гриша и заболел. Мы обратились к депутату Кнессета, нашему, русскому, чтобы он помог с работой. Вместо этого, секретарь депутата заявила, прямо при нём, в его присутствии: "Он буйно помешанный и не может работать". Я ей говорю: "Почитайте письмо психиатра", - ваше значит, а она: "Мало ли что ваш психиатр напишет". Секретарша эта кидается, бросается, не даёт говорить, ведёт себя, как обезьяна. Она сама ненормальная больше, чем Гриша…

Стирая последние воспоминания об отпуске, пролетел и этот день. Вот наконец-то я выхожу на тихонькую улочку, где душно, чем-то воняет, и бегают кошки. Охранник докуривает сигарету.

-Скоро я с вами распрощаюсь, - отбрасывает он окурок.

-И куда?

-В Германию. Хочу получить вторую степень. Мои родственники в Германии выяснили – даже иностранцам это стоит 200 евро, а в Израиле, кроме того, что ещё и не поступишь, 30 000 в год, пусть и шекелей Я кончаю первую степень, хотел устроиться, но в Израиле всё комбина или протекция. Обзвонил несколько банков и финансовых фирм - я хочу работать по специальности - консультантом по вложениям, но мне обещали лишь поставить на очередь, на три года. Протекции у меня нет. Денег тоже. Вот я и уезжаю.

Лепестки фиолетовых цветков покрыли крышу стоящей под деревом моей машины. Я взял один из лепестков, понюхал его – не пахнет. Подумал: "Хорошо бы выяснить, как называется это дерево", и поехал домой.

Где-то на полпути я вспомнил, что мне уже рассказывали о желании Сашки стать немцем, вспомнил, что нет в мире ничего случайного, что евреев запустили в этот мир ничтожными жертвами, и они, в своём большинстве, смирились с этой ролью и не хотят её менять…

возврат к началу.