|
Если бы
Совпадения имён, фамилий и всего остального невозможно, потому что всё ниже написанное не имеет никакого отношения к прекрасной и прочей действительностям.
Пурим того, 2006 года запомнился внезапно налетевшим, упакованным низкими, грязноватого цвета облаками суховеем – ветром из пустыми, несущим жаркую сухость. Температура за несколько часов подскочила градусов на 10 выше обычной. -Как жалко, что вчера не отдыхал, - подумал я, входя в кабинет, - Нормальные люди заняты этим и сегодня. Если ещё и сегодня мне устроят такую же свистопляску, то… как быть с пуримскими чудесами… Прервав мои пустые размышления, в кабинет вошла социальный работник Татьяна: «Как будто бы и не уходили с работы…» -Я о том же. Лучше бы и не приходили, как и сделали мудрые… -Вы не посмотрите вашу больную Перл Рахель: она только что чуть не попала под машину. С ней вроде бы всё в порядке, но, сами знаете… -Конечно, конечно, - кивнул я, с раздражением подумав, - Знаю, знаю. Продолжаются пуримские безобразия - опять не удастся написать даже одно из ждущих своего часа писем, из-за которых я и приезжал так рано. Дёрнул её черт в такую рань тащиться сюда… Перл Рахель – была вторым поколением переживших Шоа (Катастрофу). Многие психиатры рассматривают второе поколение, если и не как диагноз, то, как что-то требующее внимания и сразу же настораживающее. Её отец – польский еврей - смог пережить Освенцим и Войну за Независимость. Его старшая дочь, из двух, уже в молодости заболела шизофренией. Много раз госпитализировалась в состоянии острого психоза, но последние годы её болезнь затихла, оставив лишь изменения личности, прежде всего, сниженную работоспособность и не умение организовать свою жизнь. Отец смог оставить дочерям очень приличное наследство, которым Рахель могла пользоваться лишь с разрешения опекуна, потому что была неспособна тратить свои деньги правильно. Кстати, а что это такое «правильно тратить деньги»? Многие ли, нормальные, то есть, не состоящие на учёте у психиатра, правильно тратят деньги? -Только этого ей не хватало – и так полна страхов и тревоги, - подумал я, выискивая в круглом, заплывшем жиром лице пятидесятилетней, очень полной особы, признаки недавно пережитого её. -Я сегодня вышла раньше, потому что социальный работник меня пригласила. Я стояла возле дома, рядом с нашим подъездом и ждала перевозки, а тут такси, которое привезло кого-то в наш дом, стало разворачиваться и двинулось назад, – говорила Перл как всегда негромким, монотонным, почти без модуляций голосом – одно из проявлений её болезни и получаемого лечения -, который и сегодня ничем не отличался от хорошо знакомого мне, - Он меня почти задавил, - внезапно Рахель замолкла, неуклюже поправила положение в пространстве своего почти квадратного тела. За окнами утренняя серость суховея приобрела желтоватый оттенок пустынного песка. -Если бы я не заорала из-за всей мочи, то он бы меня задавил, - выдержав выбранную ей паузу, продолжила Рахель, - Сначала я очень испугалась, вся задрожала. И вдруг, после этого как озарение на меня напало. Я поняла: бояться нечего. Нет ничего, что мы должны были бы бояться: ни терактов, ни аварий. Ничего! Б-г меня спас. Какая бы страшная опасность мне не угрожала, пусть я попаду в самый центр во время теракта – я вам столько раз говорила, что так их боюсь, даже перестала ходить в торговый центр, - но, если надо Он меня спасёт, или если Он считает нужным – Он меня заберёт… -Здорово. Вот тебе и старая, как мы называем их «дефектная шизофреничка». -Я даже не знаю, зачем Татьяна хотела, чтобы вы меня увидели. Я сейчас совершенно спокойна и совсем ничего не боюсь, даже, страхи, которые у меня всё время были, исчезли. Всё прояснилось. Эту угрозу послал мне Всевышний, чтобы я прозрела. Он посылает нам всё. Ни один волос не упадёт с головы человека без Его воли… -Очень хорошо, что вы пришли, - закивал я, подумав, - Для меня хорошо: здорово слышать такие вещи. Мы учимся у больных. Не имеем права не учиться. Хотя не только учимся. Я вспомнил, как один психиатр любил говаривать: «Когда я слушаю всякие страдания больных, то понимаю, насколько мои дела очень даже неплохи». Честь ему и хвала. А в карточках это психиатр пишет мелким, никому не понятным почерком: если что, если суд, то можно маневрировать… С умом живёт человек. Я слышал, что он уже завотделением… Почти столкнувшись в дверях с медленно выползающей из кабинета Рахелью, вошла невысокая, поджарая медсестра Ольга: «Вы помните, что сегодня мы должны посетить больного на дому». -У меня есть выбор не помнить? -Нет, - засмеялась Ольга. -Как же неохота, - подумал я и сказал, - Я очень надеюсь на благоразумие наших сограждан, которые сегодня продолжат праздновать пуримское чудо, а не припрутся к психиатру. Поэтому давайте выскочим в моё время, отведённое на первичных, то есть, с часу до двух. -Ладно, - вышла из кабинета Ольга. Телефонный звонок. Я поднял трубку: «Доктор Нер, нам позвонили из поликлиники, и срочно посылают молодую женщину после родов, которая угрожает убить ребёнка. Вы увидите её с часу до двух», - обрадовала меня регистратор Геула. -Разумеется, - проскрипел я в ответ. Послеродовые депрессии, да ещё с такими угрозами – одно из наименее любимых мной состояний. Вот тебе и свободное время. А в кабинете уже сидела новая пациентка. Вишневская Лариса – хорошо сохранившаяся женщина лет 45: «Принимаю я ваши таблетки, доктор, но, как не было, так и нет у меня солнца в душе…» -Здорово, такого описания я тоже не припомню, - подумал я. -Вся обрюзгла. Жру как свинья. Прибавила четыре килограмма. Скоро меня муж перестанет любить, хотя, если честно, то сейчас мне плевать на это…» -Несколько фраз, лучше про депрессию не скажешь, - подумал я и продолжил, - К сожалению, наши таблетки начинают помогать недели через две. Это – самое трудное время, его надо вынести, но выбора нет. -Нет, - кисло скривилась в подобии улыбки Лариса. Не люблю я такие гримасы, да усмешки: «У вас иной раз бывают плохие мысли?» -Вы имеет в виду покончить с собой? -Да, - кивнул я. -Бывают, но я трусиха. Я боюсь, что меня спасут и в дополнение к гадости в груди прибавятся ещё физические страдания… -Вы обещаете, что в случае усиления плохих мыслей ничего с собой не сделаете, не переговорив со мной или с другим психиатром, например, в приёмном покое? - это называется договором и считается, что он может остановить потенциального самоубийцу. -Не волнуйтесь, я не сделаю, я вас не подведу. У вас ведь тоже есть своя статистика: столько-то покончили с собой, столько-то… А что, есть и выздоровевшие? -Есть и очень много, - соврал я – сколько, на самом деле выздоровели? Раз, два и обчёлся… Лариса поморщилась. -Я понимаю, что вам трудно поверить мне, но просто послушайте: депрессия хорошо лечится. Я не сомневаюсь, что ваше состояние станет хорошим… - сказал я и подумал, - Скорее всего, будут ещё приступы депрессии. Я хотел позволить войти следующему больному, как позвонил заведующий: «Илья, зайди ко мне». -Тут надо срочно посмотреть первичного, - сходу встретил меня доктор Векслер. -Я в некотором прорыве… -В чём дело? Ты обязан принимать первичных с часу до двух, - недовольно скривился заведующий. -Нет проблем. Только должна прийти женщина после родов с мыслями убить ребёнка и на мне висит посещение на дому. Как ты скажешь, так и сделаем. -Ладно, - доктор Векслер снял трубку и набрал номер доктор Кофман, - Людмила, ты сейчас очень занята? Посмотри, пожалуйста, послеродовую… Я представил себе выражение лица доктор Кофман и внутренне усмехнулся. Она мне это ещё припомнит – не забывается такое никогда. -Тогда начни с дома, а потом примешь нового – похоже, психоз, но опасности вроде бы нет. По дороге в кабинет, я заглянул в сестринскую: «Ольга, вызывайте такси, едем. Только возьмите собранный на него компромат». Чем больше я вчитывался в карточку больного, тем противнее себя чувствовал. В который уж раз я пришёл к выводу, которым не просто не имел права пренебрегать, но только на основании его и должен жить, чтобы выживать: «Ни на кого полагаться нельзя!» Именно с мгновения, как только заведующий сбросил это дело на меня – лишь я отвечаю за всё. Его слова, как будто бы можно подождать с посещением на дому несколько дней, тем более, переданные сестрой, не имеют никакого значения. Я обязан был в тоже мгновение изучить материал и выехать. Ладно, никому не докажешь, что не хватает времени сбегать в туалет, но, на самом деле, речь идёт о пороховой бочке, которую выставили подожжённой. «Сейчас приедем, а там…» - почувствовал я отвратительный холодок внутри… Речь шла о тяжёлом шизофренике, который несколько месяцев тому назад уже был принудительно госпитализирован после нападения на мать. Освободила его психиатрическая комиссия-тройка, состоящая из судьи и двух психиатров. Эта замечательная тройка, главенствует в которой, разумеется, работник юридической службы, несмотря на возражения лечащих врачей, сочла больного неопасным. Правильно, если он под влиянием лекарств в отделении несколько дней вёл себя тихо. Оклемался настолько, что обратиться к одному из жаждущих бабок адвокатов, который и представлял его высокой комиссии. Потому-то для тройки он может быть свободен, так как в их присутствии способен сдержать себя. Они совершенно сошли с ума, во всех сферах, главное – это защита преступника, не важно, сумасшедший он или просто антисоциальный психопат. Последнее о чём они думают, если вообще какую бы то ни было разумную мысль способны породить их извращённые мозги, – это защита невинных. Разумеется, спустя несколько недель после выписки, недолеченный больной перестал приходить на уколы и состояние его ухудшилось. Он закрылся дома, стал угрожать матери. Несчастные родители жаловались в диспансер. Так как врач больного доктор Зельдович, заболела, то заведующий выбрал меня. «Сейчас приедем, а там… Нет, нельзя позволять таким глупостям бесчинствовать в голове, чтобы не накликать», - подумал я, когда мы вылезли из машины. Одна из небольших улочек центра городка, образованная безобразными творениями архитектурного бесмыслия Израиля 80-х годов, изгибалась почти под прямым углом, в самом изгибе которого и поставили нужный нам дом. Как обещают сейсмологи, в случае очень возможных землетрясений, все эти несчастно-безобразные построечки в одно мгновение сложатся как карточные домики. Мы поднялись на второе этаж. На звонок открыла дверь красивая блондинка начала пятого десятка с жалко-тревожной, кислой улыбкой, обнажившей дырку на месте верхних резцов: «Спасибо большое, что пришли». Я пожал плечами. -Проходите, пожалуйста. Это меня Вадик, - указала молодая женщина на место отсутствующих зубов, - Но вы не волнуйтесь, это не сейчас, - робко и, оправдываясь, улыбнулась она, - Это в тот раз. Просто у нас нет денег - вставить зубы. С закрытым ртом она выглядела настолько моложавой и симпатичной, что большинство мужчин на улице не могли не провожать её взглядом, а некоторые пытались приударить. Мы прошли в прямоугольную, почти пустую столовую, одна из стен которой представляла собой окно, и сели на единственного представителя мебели - диван. Женщина пристроилась рядом на стуле, который принесла с кухни. -Вадик отказался ходить на уколы. Он обвиняет меня во всём. Сейчас у него появились мысли, что ему вставили какое-то устройство в голову, которое вызывает у него очень сильные головные боли и как-то связано с передачами по телевизору. Когда телевизор включён, ему посылают какие-то сигналы, дают приказы и у него страшно болит голова. Он обвиняет меня, что я как-то замешана в установке аппарата в его голове, и требует, чтобы я этот аппарат из его головы убрала. Он вчера разбил телевизор, - расположенная прямо напротив нас жертва этого причудливого бреда страшно зияла своей пустой глазницей, в которой угрожающего торчали провода вместо экрана. -Как она живёт с ним? - подумал я. -Если бы муж не вернулся раньше с работы, то может быть, у меня осталось бы ещё меньше зубов, - опять робко-застенчивой, жалкой улыбкой завершила свою фразу женщина. -Я – доктор Нер, а как вас зовут? -Валентина. -Валентина, что вы ещё можете нам рассказать? В этот момент резко распахнулась дверь комнаты метрах в двух за нашей спиной и справа, в коридорчик выскочил молодой человек и тут же влетел в совмещённую ванную. Вздрогнув, Ольга вскочила и встала спиной к искорёженному телевизору. -Он не спит ночами, курит по 3 пачки в день – у меня уже денег не хватает, ничего не ест, - опять улыбнулась хозяйка, на этот раз, прикрыв левой рукой свой пострадавший рот. -Он согласен разговаривать с нами? – спросил я. -Нет, но давайте спросим. Вадик, тут пришли, выйди, пожалуйста. -Не хера. Это ты во всём виновата. Они всё и так знают – всё по телевизору передают. Кой хуй, - с этими словами пронёсся молодой человек из туалета в свою комнату, дверь которой хрястнула, как выстрелила. Оправдываясь, Валентина развела руки, подняв их вверх, а затем резко бросив вниз, одёргивая короткую юбку. -Тем лучше. Тут двух мнений быть не может, а то пришлось бы терять время, - подумал я, встал, сделал несколько шагов в сторону закрытой, опасной двери, - Вадим, давайте поговорим несколько минут. -Пошёл на хуй. Я знаю, кто тебя послал, - зазвучало из-за двери. -Кто? -Не прикидывайся, пидар. -Вадик, мальчик мой, доктор, хочет тебе помочь. Не надо ругаться, ты ведь – хороший мальчик, - жалобно попросила мать. -Ты должна мне помочь, а не хочешь, сука, потому что ты с ними заодно. Валентина тряхнула головой, выдавливая из неё улыбку: «Вы, уж извините…» -Ну, о чём вы, - пошёл я в сторону двери. Ольга быстро и радостно последовала за мной. -Валентина, - прошептал я возле входной двери, - Я немедленно обращаюсь к районному психиатру, чтобы прислали санитаров и забрали его. Но, к сожалению, это занимает время. Хорошо бы, чтобы муж был с вами… -Ну, что вы, он работает. -Есть кто-то из мужчин, кто мог бы побыть с вами? -Никого. Я всё время держу дверь открытой – если что, то сразу же выскочу на улицу, а там уже люди помогут. -Немедленно вызывайте полицию, - передёрнул я плечами. -Это совершенно бессмысленно: как только они узнают, что Вадик лечится у психиатра, то ничего делать не хотят, говорят: «Обращайтесь к вашему врачу и районному психиатру». -Вот уроды, хорошо пристроились, - подумал я и сказал, - Напишите им жалобу. Никаких слов. Я хочу увидеть, что они вам ответят на письменную жалобу. Мгновенная опасность – это, прежде всего, дело полиции, и не играет никакой роли, что опасен человек, имеющий психиатрический диагноз. -Мы попробуем, - всё той же своей улыбкой проводила нас Валентина. -В юности её называли русской красавицей, - сказала Ольга на улице. -С мгновения получения задания от начальника ответственность за жизнь Валентины на мне, - поёжился я непонятно лишь, толи от налетевшего холодного ветра, который резко и внезапно оборвал жаркий суховей, толи от представления возможного развития событий. Ольга позвонила регистратору, чтобы та вызвала нам такси. Я вспомнил изуродованный труп телевизора, опять поёжился, сделал шаг в сторону: «Ну, что, всё-таки будем считать пуримское чудо состоявшимся. Этот безумный молодой человек, обращенный болезнью в неуправляемого, страшного зверя, мог сделать с головой матери, что он сделал…» -Страшно подумать, - оборвала меня Ольга. -А надо было бы, желательно думать, хоть изредка, и никому не доверять, - пробурчал я только для себя, мысленно добавив, - Всё хорошо, что хорошо кончается. А говорят ещё что-то про пуримские чудеса… -Всё хорошо, что хорошо кончается, - поёжилась Ольга, будто бы прочитавшая мои мысли, а на самом деле, это было столь очевидно. -Ещё не кончилось. -Смелая женщина, - передёрнула плечами Ольга. -У неё нет выбора – это её сын. Хотя, выбор есть всегда. Но, что это за женщина, которая отказывается от своего ребёнка, пусть даже такого? Сразу же по возвращении в диспансер, я тут же напечатал письмо районному психиатру и попросил регистратора Ирину немедленно отправить его по факсу. -Ты ещё не знаешь – тебя Б-г пока миловал -, что у нас сейчас новые районные психиатры: доктор Красмана сменили. Вместо неё стали два совершенно припизднутых – Ирина не стесняется говорить мне, что думает; я - тоже. Они всё время заставляют нас посещать на дому. Доктора Купермана довели до белого каления, я его ещё таким и не видела, он ведь всегда выдержанный. Они нам устраивают такие трудности. Вот, увидишь, они прицепятся и к твоему факсу, - набирала Ирина номер. -В бывшем Союзе нерушимом говорили: «Маразм крепчал, и танки наши быстры». В Израиле обходятся одним крепчающим маразмом, зато стараются из-за всех сил, ещё как, в Союзе такое крепчание даже не снилось, - спешил я к себе в кабинет, потому что меня уже ожидало человек 6, в том числе первичный. -Ну, скажи, что я не права, - радостно выпалила Ирина минут через 10, - Доктор Таль на проводе. -Не весит, надеюсь. Смеясь, Ирина соединила меня с районным психиатром. -Я получил от вас факс, но вы ведь его не интервьюировали… -Верно. Он отказался. -То есть, вы не можете писать, что он в психозе. -Речь идёт о тяжёлом шизофренике, который всего лишь несколько месяцев назад был принудительно госпитализирован, так как избил мать – у неё до сих пор нет зубов. Он разбил телевизор по бредовым соображениям… -Это вы пишите, но это со слов матери, - оборвал меня доктор Таль. -Но я описываю и его состояние: у меня нет ни малейшего сомнения, что речь идёт об остром психозе. Он – очень опасен. Каждое мгновение может произойти трагедия… -Но формального обследования не было. -Боже мой, наша жизнь зависит от таких идиотов, - разумеется, лишь подумал я, очень сожалея, что нет у меня смелости высказать это предложение вслух, - Но речь идёт о совершенно безумном и очень опасном. Жизнь его матери висит на волоске, - почувствовав нарастающее напряжение, тут же начал дышать животом и расслабляться, - Я вам описал посещение на дому во всех подробностях, - выдохнул я, расслабил лицо и подумал, - Кто из вас двоих безумнее и опаснее? Какие же мудаки водятся среди районных психиатров. -Хорошо, я буду думать, - выразил явное недовольство доктор Таль и повесил трубку. -Зачем он мне звонил? Ему бы выбили зубы… Вадима всё-таки госпитализировали через несколько часов. Он не успел никого искалечить и даже ничего не разбил.
1 – ПУРИ`М (פּוּרִים), праздник, согласно библейской книге Эсфири (9:20–32), учрежденный Мордехаем и Эсфирью в память о чудесном избавлении евреев Персии от гибели, которую им уготовил царский сановник Хаман. Название праздника происходит от слова пур (аккадское пуру – `жребий`), который бросал Хаман, чтобы назначить месяц истребления евреев (Эсф. 3:7).
возврат к началу. |