|
|
Поликар
Совпадения имён, фамилий и всего остального невозможно, потому что всё ниже написанное не имеет никакого отношения к прекрасной и прочей действительностям.
Как обычно утром до начала приёма я печатал одно из писем, пытаясь освободиться от увеличивающей день ото дня и давящей кучи не отвеченного. Сколько раз я упоминал об этом, всё мало, потому что эта писанина отнимала время и вгоняла в цейтнот. В дверь постучали и тут же вошли. Я недовольно поднял голову и обрадовался - я всегда радуюсь, когда вижу его – жив. В тот раз меня особенно резанули худоба Виталия и поразительная старость лица, сплошь исчерченного глубокими морщинами – совсем старик, намного старше своих 45-48 лет. Как всегда Шлонский пришёл без очереди, и у меня не было карточки, чтобы уточнить его календарный возраст. "Как сильно он сдал за годы нашего знакомства – шесть лет назад ко мне пришёл молодой человек, - подумал я, без сожаления отрываясь от недописанного, - Как дела? -Нормально. Переношу хорошо. Похудел, так у меня были лишние килограммы. -Хорошо бы от интерферона, - подумал я и спросил, - Вы сами себе делаете уколы? -Да. Научился. Никаких проблем. Только там прописано побочных действий – только волосы на стопах не растут, всё остальное имеется. Меня, правда, пока Бог миловал. -Будем хорошо, - кивнул я. Какой огромный запас жизненных сил вложили в эту жизнь, как будто бы и поставили перед ней задачу испытания на прочность. Чего у него только нет. Ранение в Афганистане. Наркоман. Больной СПИДом. Больной туберкулёзом. Больной циррозом печени. Намного более джентльменского набора. Сейчас ещё эти совсем небезопасные уколы, недавно предложенные для лечения гепатита С – спутника почти всех наркоманов, добивающихся кайфа внутривенным введением дури. -Всё бы ничего, но знаете, иной раз такой страх смерти охватывает – ну, сколько меня ещё смогут спасать от СПИДа – я ведь подцепил его в 90 году? Когда-то я не боялся ничего, вообще не знал, что такое страх. -В Афгане не боялись? -Боялся, конечно, но не так, каким-то совсем другим страхом. Страх он тоже бывает разный. Меня ранило, когда мы брали высотку голыми руками. Когда рвал наверх, то не только страха не было – ничего не было. Почти ничего и не помню, только, как ветер свистел в ушах. Потом штыковой бой – как во сне, нет, как в кино, которое смотришь, не с тобой. Страх приходит потом. Ко мне пришёл уже в госпитале после пулевого ранения. Кто мог знать, что так всё повернётся? Попал я в Афган в составе дшб – десантноштурмовой бригады. После спецучёбки приехали к нам и спрашивают: "Хотите побывать заграницей?" Какой вопрос – одним из первых - два шага вперёд. Но из-за 5 параграфа первый отдел сначала заартачился. Только приехавшие сказали: "Ничего. Там ему это не помешает, тем более, он - комсорг отделения, занимался прыжками в воду, боксом", - Виталий усмехнулся, - Не помешало, уж это точно. -Сколько времени вы были в учёбке? - решил я сравнить с израильской армией. -Четыре месяца в общей учёбке, а затем два месяца в спецучёбка. Послали меня в спецгруппу. За два месяца натаскали нас всем премудростям специального боя. Потом распределили по частям, только не успели, так как приехали те духи-зазывалы в Афган, о чём мы, вызвавшиеся, понятия не имели. Отобранных привезли в Ташкент. Как-то вечером построили и приказали: "Знаки различия снять". Затем всем выдали общевойсковую одежду. Даже полковнику нацепили погоны лейтенанта. До сих пор запомнил позывные: "ель и Москва". Ночью нас без выкладки погрузили в "Антеи". И там уже сказали: "С сегодняшнего дня вы - строители по наведению каналов". Прилетели в Кандагар, и уже оттуда с полной выкладкой машинами развозили по частям. Мы не знали ничего. Никто и предположить не мог, что начинается настоящая война. Альфа уже отработала в Кабуле. Мы вошли сразу же за ней… Я хорошо помнил сообщение тех лет: "По просьбе афганского руководства введён ограниченный контингент советских войск". Мы шутили, что вся советская армия - ограниченна, отнюдь не бесконечна. И президент Афганистана Амин вызвал "ограниченный контингент", чтобы его грохнули. Потом мне рассказали, что за несколько дней до того, Амина отравили, но из-за несогласованности советское посольство не знало, что "так ему и надо", а послало советских врачей спасать президента дружественной страны. Врачи так хорошо его отмыли, что вырвали из лап неминуемой смерти. Тогда-то и пришлось посылать спецназ, чтобы он исправил врачебную ошибку. Вроде бы во время "работы" спецназа один из бойцов заскочил в комнату и полил всё очередью, которая разрезала напополам одного из бедолаг-докторов, выбравшего такое неудачное место, ранила другого и лишь насыпала извёстку со стен на голову третьего – автомат двигался по дуге слева направо. Так мне рассказали. Кто знает, как было на самом деле. Что оно такое – это на "самом деле"? Афганской войной начался последний период советской власти и Советского Союза. Кстати, и Брежнев доживал свои последние дни. Но, конечно, же, никто и предположить не мог, что 10 лет спустя начнётся совсем новая эпоха. Может и пал Союз из-за Афганистана, так как Саудовская Аравия, вроде бы по просьбе американцев, сбила цены на нефть, отчего полетела в тартарары вся советская экономика, построенная на нефтедолларах. -Во время первого огневого контакта мы потеряли 40 процентов. Люди мочились от страха. Страшно. Месиво. Противно. Жуткий грохот. Ничего не слышно. Никто ничего не понимает. Смотришь, стоял человек и вдруг отваливается, полголовы у него нет, а один из его зубов торчит у меня в подбородке. Потом уже привыкаешь ко всему. Психологи поработали. Через год и месяц меня ранило под Пешаваром, километрах в 50 от него. Мы должны были взять одну высотку, а у нас кончились боекомплекты. Наш капитан попытался объяснить, но ему начальство по рации орёт: "Брать любой ценой! Работайте руками и головой – для того они вам и даны". Командир заглотнул стакан, выскочил и заорал: "Вперёд". Мы взлетели вверх, как сумасшедшие – это было наше единственное спасение, кому оно в том бою полагалось, и давай махаться. Тут-то меня очередью зацепило, потом возле меня что-то рвануло, и я потерял сознание. Фамилию спасшего меня хирурга – Оборин – я по гроб не забуду, потому что он – моя вторая мама. Потом была Москва - госпиталь Бурденко, затем меня послали в санаторий и опять в Афган. Месяца через три меня контузило. Рядом со мной взорвалась итальянская прыгающая мина. Меня кидануло, потемнело в глазах, и я отключился. Пришёл в себя, но не мог говорить, и не чувствовал никакого вкуса. Меня в Кабул, потом в Ташкент и опять в Афган, но уже не на передовую, а на непыльную работёнку – перевозку убитых. Из шести подлеченных раненных солдат создали похоронную команду – мы перевозили гробы в Ташкент. После нескольких рейсов мы обратили внимание на один странный гроб – все они были цинковые, запаянные, а этот на каких-то болтах. Ну, мужики и говорят: "Давай, посмотрим". Открыли, а там, мама, родная, наркотики. Нам бы закрыть и никому, так нет, сказали об этом майору. Он аж посерел и говорит: "Мужики, вы совсем охуели! Если вы хотите жить, то навсегда забудьте об этом, чтобы и во сне вам этот гроб не приснился". Из той команды в живых остался лишь я. Погибли все. Как-то странно гибли. Про одного парня сказали, что он покончил с собой, выпрыгнув с шестого этажа. Я-то его знал, весь Афган с ним прошёл, в одном бою ранило – никогда бы он не сделал такого. Ещё на одного два раза покушались в Союзе, но он выжил, а в Германии вдруг повесился. Он тоже никогда на себя руки не наложил бы. Не те люди. Другой сгорел. Третий утонул. Чётвёртый пропал, а потом нашли его труп. Наверное, я остался жив, потому что вернулся не в мой город Львов, а поехал в Одессу. Мне передали, что в Львове меня искали какие-то люди … -Как в фильмах, - подумал я. -Хотите, верьте, хотите – нет, но меня и в Израиле хотели достать. -Бред преследования: Виталий приехал в Израиль по бредовым соображениям, спасаясь от преследования, - подумал я и сказал, - Напомните мне, к наркотикам вы пристрастились в Афгане? -До того был чист, как стёклышко. Там без этого было нереально. Боялись каждого шороха, движения, всё против тебя, всё твой враг и грозит убить. Офицеры пили водку и спирт. Полковника по фамилии Смола – командира батальонной разведки - я за год ни разу трезвым не видел, а солдаты кололись, а потом курили. Каждый получал индивидуальный пакет, а там были 2-3 шприца с промедолом – обезболивающее в случае ранения и амфетамины. Некоторые предпочитали спирт и потому выменивали в санчасти его на промедол. Служил с нами прапорщик Черновцов, так он наоборот, любил морфинчик и выменивал спирт на него. Каждый шаг мог быть последним. Ты не знаешь, кто есть кто. "Шурави" – товарищ по-афгански, - усмехнулся Виталий, - Вроде бы простой дыкханин, а под халатом автомат. Ты не знаешь, что на тебя наводят, потому сразу же бьёшь на поражение. Я тут сцепился с одним фраером. Передали, что американцы в Ираке грохнули какого-то корреспондента, не помню откуда. Мне говорят, они это сделали специально. Глупости. На войне нервы у всех на пределе. Ты не знаешь и знать не можешь, это - журналюга, который хочет схватить снимок, чтобы заработать хороший рейтинг и бабки, наводит на тебя камеру или муджахед наводит на тебя рпг. Секунда и танка нет вместе со всем экипажем. Там думать нельзя – работают только инстинкты и выживают лишь те, у кого они лучше. После работы артиллерии и танков по кишлаку, мы влетали в кишлак на бэтээрах. Когда два твоих друга уже погибли, а третий валяется где-то по госпиталям без ног и рук, то выбиваешь дверь ногой – тут же две гранаты вовнутрь, а потом поливаешь из автомата по тому, что после всего ещё могло остаться – не разбираешься: дети, женщины, старики. Боялись, не знаешь, кто в тебя выстрелит – пули летели из-за каждого куста. Потому, убей ты – или тебя. Поливали свинцом каждый куст. Был кишлак – нет кишлака. Но всё равно, со временем, не можешь заснуть – закрываешь глаза, и куски тел лезут в голову. Недаром, немцы тоже вызывали психологов, чтобы те работали с расстрельными командами. Это в кабинетах легко писать приказы, а когда ты должен выстрелить в человека… Выстрелить в голову человека и его мозги разлетаются и часть из них попадает на тебя. Чтобы немцам не говорили о евреях, без водки они не обходились. В бою – это одно, там горячка, там всё понятно, а против мирного населения крыша поедет, если, конечно, речь не идёт о каком-то совсем отмороженном садисте. Мне дед рассказывал, что когда они ловили немца – он был в партизанах – то почти всегда в рюкзаке находили коньяк. Гитлер, кстати, был ангел для своих по сравнению со Сталиным. Гитлер не мог додуматься поставить заградотряды из кэгэбэшников – кто побежит назад получит пулю от своих. -Похоже, что так, - кивнул я, подумав, - Правда, в отличие от Сталина, Гитлер своих не трогал, кроме Рема и покушавшихся на него генералов. А всё-таки, мышление у него нарушено, соскальзывает с темы на тему. -Советы просто закидали немцев телами. Когда Сталин понял, что на коммунистической идеологии далеко не уедешь, то он и стал поощрять русский национализм и веру. Приказал открыть церкви. А где священники, когда всех перестреляли? - Виталий помолчал, - Целые медчасти не слазили с морфина. Наши потери занижены в 4-5 раз, а то и больше. Мы все были простым пушечным мясом. При мне только в Афгане погибло больше 50 тысяч. Младший офицерский состав к войне готов не был. Особенно страшно было вначале, пока привыкаешь к этой крови и не понимаешь, что ты просто – кусок мяса, который в любой момент могут разорвать на кусочки. Сначала сама эта мысль ужасна, а потом привыкаешь к ней и только думаешь: "А, хуй с ним, уж если грохнут, то лишь бы сразу, чтобы не мучаться". Больше всего я не хотел остаться чайником без рук и без ног. Афганцы, кстати, в любом кишлаке жрали опиум все без исключения. После ликвидации немирных кишлаков мы раскидывали там свиные головы, чтобы мусульмане не вернулись в кишлак на это проклятое для них место, - он опять помолчал, - Любая война - это большая кровь и большие деньги. Басаев тоже кому-то нужен. Если выпускают винтовки, то они должны стрелять. Придумали войну и способ зарабатывать на ней, потому-то никогда и не успокоятся. Давит их всех, тварей, жаба обогащения. Огромный, страшный бизнес. Лучше не лезть в эти деньги - чуть высунулся и сразу же - готов. Как-то со склада пропало 11 игл. Ну, и что? Понятно, что не солдаты их спёрли и продали. Кстати, советское оружие, на самом деле – лучшее. Не сравнить с американским – небо и земля. М-16 – говно. Калаш и в болоте, и в песке, и везде. Накалялся только после трёх рожков. В дверь уже заглядывали. Я мог бы ещё болтать с Виталием. Можно ли было называть наши разговоры психиатрическими? Хотя, что значит психиатрические? Он приходил ко мне за снотворными и успокаивающими – я выписывал ему просимое им количество - сколько ему и осталось-то? Но Виталий всегда хотел и высказаться, выплеснуть хотя бы часть своих мыслей, очень часто вспоминая своё бурное прошлое. Значит, это ему было надо. -Спасибо, - встал Виталий, взяв рецепт. -Счастливо, - пожал я протянутую руку, подумал, - Не все так уверенно это делают с рукой больного СПИДом. Пусть приходит ещё много раз, и сказал, - Очередь вам не даю, так как это совершенно бессмысленно. -Хорошо. Заскочу к вам через месяц, - улыбаясь, лихо двинул Виталий на выход. Несмотря ни на что, Виталий излучал лёгкость и бесшабашность. Хотя наркоманы обычно теряют человеческий облик, мне казалось, что в нём он сохранился, я даже полагался на его правдивость, что совершенно недопустимо с наркоманами, тем более, перенесшими психоз. Кто знает, может, и ошибался. Отношения врача с пациентом - это не математика, но создаваемое двумя личностями поле, в котором огромную роль играет и бессознательное обоих. Я симпатизировал ему, стараясь по возможности скрасить его совсем непростое существование. Была в Виталии какая-то лёгкость, живучесть, оптимизм, юмор. Он являл собой тип еврея-бандита, авантюриста, флибустьера. Такие становились пиратами, (евреи работали и пиратами), Бенями Криками, Мишками Япончиками. После Афгана Виталий отсидел несколько лет в тюрьме за мошенничество. Было всё, кроме инстинкта размножения – на нём закончится ещё один еврейский род, а жалко… Вместе с больным в кабинет вошла начальница регистраторов Геула: "Я не считаю, что вы должны его принимать," – протянула она мне направительное письмо от семейного врача более, чем месячной давности, где красовалось лишь одно слово, "Тревога". -Нет, я в эти игры не играю – должен, так должен: я его приму, - вернул я ей направление, подумав, - Если хотела, чтобы я его не принимал, то не показала бы мне письмо от врача, а сразу же дала ему очередь на другой день. А так - ответственность только на мне. Но всё верно, зачем ей брать ответственность на себя? Для этого и держат врачей. На моё счастье несколько человек не пришло. Вошедший же вместе с Геулой больной был старым шизофреником, который аккуратно принимал лекарства и на все вопросы отвечал: "нет или нормально". Хорошо-то как: ни тебе голосов не слышит, ни тебе бреда, ни тебе мыслей о самоубийстве или об убийстве. Всё завершилось за пять минут вместе с рецептом и новой очередью. -Какая противная харя, - подумал я, увидев новенького посланного семейным врачом с единственным словом: "Тревога" - высокий, худой, чуть сутулящийся, лет 38, с перебитым, кривым носом, резкими скулами и злыми глазками. -Битон Аврахам, - сел вошедший на стул напротив. -Очень приятно. Меня зовут доктор Нер. Что заставило вас прийти в психиатрический диспансер? -Я отсидел в тюрьме 16 лет за убийство. -Меня ты этим не удивил. Хорошее, однако, начало – визитная карточка. Сейчас будет клянчить какое-нибудь лекарство, - подумал я. -С 13 лет я начал курить план. С 16 - героин и персидский кок, что одно и то же. Я чуть приоткрыл рот, прикоснулся языком к верхнему нёбу за зубами, расслабил все не задействованные мышцы лица и остального тела, стал плавно дышать животом. Лицо расслабилось и перестало выражать, что бы то ни было. Так много лет тому назад учил меня мой первый тренер по каратэ Виталий Пак: "При опасности надень маску – ни страха, ни ненависти, ничего. Морда – кирпич. Чем опасность больше и серьёзнее, тем лицо должно быть бесстрастнее". -Месяц назад возник скандал на пункте раздачи метадона 1. Я в нём не участвовал вообще, но выгнали именно меня. Мне полагается 100 миллилитров в день. Сейчас я не получаю ничего. У меня начинается криз. Я могу, мне сказали, что психиатр должен дать мне субатекс 2. . -Я очень хочу вам помочь, не знаю, кто вам сказал, но психиатры не имеют дела с субатексом, и вообще не имеют дело с наркотиками, - про себя я добавил, - И с наркоманами. Во всяком случае, делают всё, чтобы не пускать наркоманов и на порог. К сожалению, не всегда это получается. -Мне так сказали. У меня криз, - заорал Битон. В добавление к использованному расслаблению, я начал дзен буддийскую медитацию - счёт от 1 до 10, раз – вдох, два – выдох, три – вдох, четыре – выдох… так до 10, и по новой. -Если вы не дадите мне субатекс, то я, - наркоман полез в карман и… достал бритву. -Вот тебе и охранник – проверка на металлы, - подумал я и посмотрел на кнопку тревоги, которая находилась на расстоянии вытянутой руки от… пациента и не менее, чем в полутора метрах от меня. Мы шутили: "Следует просить опасного больного самому нажать на кнопку вызова охранника". Но даже если нажать, то появляется он не раньше, чем минут через пять. Неожиданно, я с удовольствием почувствовал, что не испытываю и тени страха. -Если вы не дадите мне субатекст, то я покончу с собой, - наркоман закатил рукава, показав мне покрытые шрамами предплечья, - И вы будете отвечать. Вы обязаны дать мне субатекст иначе вы будет отвечать, - он смотрел на битву, игрался её, начав продвижение холодного оружия в моём направлении. -Аврахам, к сожалению, это не в моей компетенции. Я хочу вам помочь, но не могу – выписка мною субатекста – это преступление,- врал я, но дай я ему хоть что-то, не только он придёт завтра с ещё большими требованиями, но приведёт с собой не меньше 100 друзей-наркоманов. По всему городу в мгновение ока разнесётся весть – доктор Нер, даёт. Некоторое время спустя, оказалось, что я и не врал: считанные психиатры, получившие на то специальное разрешение Минздрава, имеют право выписывать субатекс, даже выпиши я его, ни одна аптека мой рецепт не отоварила бы. -Тогда я убью себя, - бритва вновь приблизилась ко мне. -Не зря он начал с бурного прошлого убийцы. Ещё немного продвинет бритву, и я со всей силы пну стул, чтобы опрокинуть его или хотя бы ошарашить и оттолкнуть, ударю его по башке телефоном и прорвусь. Если он проведёт бритвой по глазу, то можно заказывать стеклянный глазик. Проведёт два раза или один, но длинный – и следует позаботиться о собаке-поводыре, - пронеслось почти без слов в мозгу, и я сказал, - Жаль, если вы совершите нечто непоправимое, - тут же в мозгу блеснуло, - Жаль, что не дорезал себя, тварь. -Вы обязаны выписать мне субатекс или вернуть меня на пункт раздачи метанода. У меня депрессия. Я не сплю. Я не знаю, что сделаю через мгновение. Я даже сам себя боюсь. Если у меня разовьётся настоящий криз, то… -У вас есть телефон пункта? -Откуда? Выясните по справочной. Узнав телефон, я набрал станцию раздачи метанода и попросил врача. -Здравствуйте, доктор Нер. Это говорит доктор Штейн, - приветствовали меня по-русски – мы уже общались как-то по поводу другого наркомана. -Шалом, доктор Штейн, - перешёл я на иврит – этот урод должен знать, о чём я говорю, - Вы помните Битона Аврахама? -Ещё бы, такого забудешь – преступник, он убил кого-то, отсидел лет 15, у нас не очень давно. Нарушал режим – употреблял запрещённые вещества – героин и, если не ошибаюсь, ещё что-то; покупал на чёрном рынке. Угрожал бритвой сотруднику. Затеял драку. Поэтому заведующая его и отвадила. -А где она сейчас? -Взяла отпуск до следующей недели. -Спасибо, доктор, Штейн. -Вы мне выпишите суботекс – именно психиатр должен это сделать или… - сказать, что прозвучала угроза, ничего не сказать. -Я бы с радостью, но не могу. У меня есть для вас другое решение, - пронзила меня мысль, - Чтобы не дай Б-г, вы не совершили непоправимое, я предлагаю вам поехать в больницу. -В дурдом что ли? -В психиатрическую больницу. Другого места я предложить вам не могу. -Они дадут мне субатекс? -Не знаю, не уверен, но они сделают всё, чтобы помочь вам, - врать, что дадут, было нельзя со всех точек зрения. -У меня нет денег. -Прикупать наркоту находишь, тварь, - подумал я и сказал, - Вы поедете за наш счёт на такси. -Что я там буду делать? -Вам там помогут, и, самое главное, не дадут совершить плохо поправимое. Аврахам откинулся на спинку стула. Несколько минут в кабинете царила тишина. "Ладно", - махнул он рукой. -Тогда пошли вниз – мы тут же вызовем для вас такси, - сказал я, подумав, - Куй железо, пока горячо. -Ирина, тачку и немедленно, - вошёл я в регистратуру. -Ты посылаешь его в больницу? -Не, на концерт тель-авивского симфонического оркестра – он давно не слушал Равеля. -За наш счёт, – начала набирать номер регистратор. -Да, и ещё дадим ему торт, чтобы сладко было вояжировать. Через несколько минут Битон уехал. Зачем-то подошёл к окошку регистратуры охранник - дежурил молодой парень по имени Сергей. -Он пронёс бритву, - сказал я по-русски. -Не может быть, - помрачнел Сергей, услышав о своём столь серьёзном проколе. -Не волнуйся, заведующему не донесу, чтобы не передали твоему начальству, - подумал я и сказал, - Всё может быть. Однажды по дежурству в общей больнице я видел, как привезённый полицией урод достал при полицейском из своего рта языком бритву, да ещё бахвалился: "Они меня обыскивать не имеют права". Полицейский лишь выражал своё согласие, киванием – права человека, мать их. -Вы послали его в больницу – я позвоню ребятам, чтобы устроили ему шмон (обыск) с пристрастием. -Таких гадов следует раздевать догола, - бросил я, начав подъём по лестнице на второй этаж и подумал, - Я ведь не скажу начальнику ещё и потому что не хочу заполнять противный, длинный и нудный бланк "чрезвычайных происшествий". До больницы Битон не доехал. -Илья, ты знаешь, что такое поликар? - спросила меня регистратор Ирина. -Не исключено, но сейчас не помню.
1 – Метадон — наркотик группы опиатов, полученный синтетическим путем.
(Одно из названий Адолан).
Именно эта особенность и сделала возможным его использование для заместительной терапии опиатных, в частности героиновой, зависимостей.
Суть заместительной терапии состоит в том, что наркоман переходит с нелегального употребления героина, которое сопровождается различными известными проблемами со здоровьем и преступлениями, на легальное употребление метадона. Заместительная терапия применима к наиболее тяжелым опиатным наркоманам, плохо удерживающихся в терапевтических программах иных типов. (http://narcozona.ru/metadon.html)
2 – субатекс - синтетическое вещество, обладающее подобными опиоидам свойствами (называется частичным агонистом). Применяют в случаях, когда решают перевести наркомана на легальное вещество, к тому же вызывающее меньше побочных действий.
возврат к началу. |