Встречи.
Главная страница

Записки психиатра.

Совпадения имён, фамилий и всего остального невозможно, потому что всё ниже написанное не имеет никакого отношения к прекрасной и прочей действительностям.
Иногда и только в силу крайней необходимости используется ненормативная лексика!

Ташкент был особым городом, - в который уж раз вспоминала свою счастливую молодость социальный работник Татьяна: мы пришли раньше и имели возможность поболтать, - Минимум 80% населения было русскоязычным. Я не знаю ни одного узбекского слова. Это был очень интересный город, либеральный, со своей особенной культурой, очень приятными особенностями. По сути дела, он не имел никакого отношения к Узбекистану. У нас был знакомый министр-узбек, я училась с его сыном. Отношения были настолько хорошими, что когда даже сына не было – он какое-то время учился в Москве – то мы приходили к ним отмечать Новый Год, разумеется, 31 декабря. Этот человек прошёл всю войну, дошёл до Берлина. Конечно, был членом партии. Я ни разу не слышала, чтобы он говорил по-узбекски.

-Я помню как-то давным-давно, в самый расцвет застоя разговорился с одним молодым человеком – это был аспирант-математик, еврей, житель Ташкента, интересно, говорят ташкентович?

-Не уверена, сейчас-то уж точно нет, - засмеялась Татьяна.

-Так, вот как большую заслугу, точнее достоинство великого узбекского народа этот аспирант отмечал, что на первом месте у них, разумеется, узбеки, а дальше, они не делают никаких различий: будь ты хоть – русский, хоть – еврей, хоть алеут.

-Согласна. Разумеется, вся верхушка, кроме второго секретаря компартии Узбекистана были узбеками, но, на самом деле, дальше они не делили.

-За что их все, а особенно евреи, очень даже уважали и, не побоюсь этого слова, любили. Я кстати, вспомнил не очень приличный анекдот…

-Расскажите. Это хорошо, что неприличный, - кокетливо улыбнулась Татьяна и показалась мне красивой: чуть портили её полнота, и время от времени какой-то пронзительно-писклявый голос, не вяжущийся с её достаточно серьёзной комплекцией.

-Подобная классификация народонаселения была и у армян, уверен, что не только в армянском радио. Однажды простые советские люди спросила «Армянское радио»: «Расскажите нам, пожалуйста, про армянскую классификацию советского народа». Ответ был прост, по-узбекски: «А – армяне. Б – бляди. В – военный. Г – все остальные».

-Может, узбеки тоже так делили, но мы этого не чувствовали, потому что с настоящими узбеками и не общались. Хорошо нам там было. И вот началась вся эта перестройка…

-Недаром, сразу же пошёл анекдот: «Чем кончиться перестройка?» «Перестрелкой».

-Верно. Помню, узбеки потихоньку начали выступать. Одна из первых их демонстраций против русских была настолько неожиданна и непонятно, что никто просто не понял. Русские потихоньку начали чувствовать, что их предали. Повисло ощущение крутых перемен. Я ехала в трамвае, и мы видели людей с какими-то плакатами. Никто не мог прочитать, что же там написано – там уже были призывы к изгнанию русских – и спрашивали: «Это, что подготовка к какому-то празднику». Но узбеки тихо-тихо, вроде бы и не против русских, а начали вырезать мусульман, как например турок-месхетинцев. Причина была самая банальная - экономическая. В области, где жили эти турки, они смогли захватить все важные места в торговле. Вот их и вырезали. Потом была резня киргизов. Там уже были требования территориальные. Наш знакомый министр поехал попытаться умиротворить. Вернулся он с сердечным приступом. Он сказал, что всё, что он делал всю жизнь, включая войну, изменилось. Он сказал .что прошёл всю войну до Берлина, но такого ужаса не видел: красные от крови реки, расчленённые грудные дети. Перед нашим отъездом, мы зашли к нему попрощаться. Он опять сказал, что вся его жизнь изменилась. То, что он увидел в последнее время, изменило всё. Он уже не знал, как дальше. Он сказал: «Мой дом мог бы быть для вас убежищем, для меня это личный крах – ваш отъезд, но я думаю, что вам, на самом деле, лучше уехать, потому что может наступить такое положение, что я вас не смогу и защитить». Уже после нашего отъезда, нам стало известно, что он совершил хадж. Сейчас Ташкент – совсем другой город. Русских, точнее, русскоязычных, оттуда выдавили, если их и осталось там процентов 20, то это хорошо.

-Перестроился.

-Со мной там произошло два мистических случая. Однажды группа участвовала в сеансе спиритизма. Я знала из них двоих. Одна - немка. Она была совершенно обрусевшим человеком, советским. Она всё время говорила, что не может понять уехавших и уезжающих, ни немцев, ни евреев. И вот, во время сеанса ей сказали, что она уедет в Германию. Для неё это было совершенной чепухой. Короче, она в 90 году уехала в Германию. Мы с ней виделись в 2000 году. Она не может объяснить, как это произошло, но говорит, что только сейчас она на месте. Второй человек незадолго до этого развёлся с женой. Он был полукровка – отец - еврей, мать - русская, полностью советский человек, все знали, что он сотрудничает с КГБ – он пошёл в местное ТАСС, на такую должность, что другого быть не могло.

-Стучал даже?

-Может быть, и стучал, но самое главное, на эту должность назначали только с согласия органов. И вот, ему сказали, на сеансе спиритизма, вышло, что он женится на сестре своей жены. Он побледнел, как смерть: «Она умерла лет 20 назад». Прошло какое-то время, и он внезапно умер, хотя до того ничем не болел и очень следил за собой. Его бывшая жена вышла замуж за чисто русского и когда началась вся эта перестройка и события, то она приобрела какую-то патетику и стала говорить, что очень виновата перед русским народом и хочет искупить свою вину перед ним. Поэтому они собрали все деньги, какие только могли и купили дом в какой-то центральной русской глубинке: толи тульской, толи брянской губернии. Она решила пойти учить детей в школу русскому языку, как журналист. Пришла в районо с такими идеями и её бесцеремонно, скорее всего, даже матерно, послали куда подальше. Короче, они вынуждены в полном смысле этого слова, перебиваться с хлеба на воду. Другой случай такой. Я работала в детской газете. У нас была одна корректор. Теперь я понимаю, что она всё время была в депрессии. Она всё время говорила, что скоро умрёт. Её дедушка обладал каким-то взглядом, его все боялись, и он её сглазил. Она настолько была погружена в это, что стало просто невыносимо. Никто уже не мог её слушать. Всегда и везде она говорила об этом. Она даже как-то высчитала, что погибнет, когда её сын кончит школу. Все попытки отговорить её ни к чему не приводили. Сын кончил школу и поехал учиться в мединститут в Одессе, так как он не набрал нужных баллов для обучения в Ташкенте. Она стала говорить, что не увидит его врачом. Мужа своего она почему-то не переваривала, хотя внешне он был очень приятный человек, да и так, я с ним пару раз разговаривала, и он произвёл на меня очень приятное впечатление. Она же всё время говорила: «Не хочу, чтобы дети остались с ним». Однажды они поехали с мужем и дочкой на машине. Он совершил какое-то совершенно нелепое и странное нарушение, просто въехал в грузовик. Никто не мог понять, как он совершил такую аварию. Она погибла на месте. Он попал в больницу и вскоре умер. Девочка осталась жива, мальчика в то время в Ташкенте не было. Прошло пару лет, я как-то случайно увидела девочку и поразилась, насколько она напоминает мать, хотя до этого она была совсем на неё не похожа…

-Мы просто не замечаем, что с нами, на самом деле, происходит. Вся наша жизнь – это сплошная мистика. К тому же, мы с вами попали в государство, возникновение и, ещё больше, продолжение существования которого - одна большая загадка природы, которую так хотят исправить, особенно, правители. И все молчат, даже подлежащие искоренению, по этому поводу. Поражает интеллектуальная несостоятельность ближневосточных евреев. Хотя, если честно, то не только ближневосточных. С некоторых пор, количество лауреатов нобелевских премий среди евреев меня не радует – лучше их было бы поменьше, а у простых евреев набралось бы мозгов побольше. Разумеется, лауреатов премии мира я не имею в виду, это просто, по-моему, выдаваемое по спецзаказу ксиво.

-Вы знаете, интересно, по приезде, в Израиле я больше года не могла ничего писать, хотя в Ташкенте много лет проработала в газетах. Сначала я не понимала, а потом мне помогли, и меня озарило: нет цензуры. Я боялась. В Союзе я всегда знала: есть кто-то проверяющий всё написанное мной и ничего недозволенного не пропустит. Здесь я осознала, что только я отвечаю за каждое написанное мной слово, и мне стало страшно. Сначала я не осознавала этого страха, но потом поняла.

-«Трусость – худший порок», - вспомнил я про себя Булгакова, и добавил, - Особенно в Израиле.

-Когда-то я была секретарём комитета комсомола факультета, - покачала головой Татьяна.

-Меня это не удивляет, - подумал я и сказал, - Но и коррупция там цвела и пахла.

-Уж это можете не сомневаться.

-Близкий друг моих родителей - бухарский еврей любил анекдот: «Приговорили Гитлера к расстрелу. Он попросил исполнить его последнее желание: «Пусть приговор приводят в исполнение в Ташкенте». Жил бы до сих пор».

В это время позвонили из регистратуры и сказали, что пришли больные. А жалко.

возврат к началу.