|
|
Эстер
Совпадения имён, фамилий и всего остального невозможно, потому что всё ниже написанное не имеет никакого отношения к прекрасной и прочей действительностям. В начале 2000-х годов в диспансере появился невысокий, неполный но и не худой, лысоватый мужчина плохо говорящий на иврите. Лет за 10 до того Кадош Гаври ухитрился сбежать из хоменаисткого Ирана. В Израиле он смог продолжить своё иранское занятие - продажу ковров персидского происхождения. Сначала всё шло ни шатко, ни валко, но затем положение выправилось, и он стал хорошо зарабатывать. Мечта открыть второй магазин в Тель-Авиве уже начала обрастать плотью и кровью да тут случилось столь обычное в совместных делах. Партнёр Гаври украл все деньги, ухитрился раздать подписанные им чеки и ушёл по-английски. Вместо него пришли судебные преследования разъяренных заимодавцев, стали возвращаться непокрытые чеки, кредиторы осаждали дом без вины виноватого. Судья постановил: или вернуть долг, или сесть в тюрьму. Никого не интересовала подоплёка финансовой катастрофы постигшей семью Кадош. Никто ничего не слышал и не хотел слышать. Сколькие из попавших в подобные переделки способны сохранять хладнокровие и выдержку? Гаври мгновенно оказался в рядах этого робкого, неспособного держать удары судьбы десятка. Он с плачем ломал руки, не спал, не ел, убегал из дому, скрываясь от судебных приставов. В конце концов, очередной суд постановил объединить его долги и назначил более-менее приемлемый способ выплат. Кроме того, стали помогать лекарства. Прошли довольно спокойные полгода. Гаври устроился продавцом в магазин с очень неплохой зарплатой. И тут однажды утром на организованном пляже при ярком свете дня утонул старший сын Гаври. Удар оказался такой силы, что Гаври попал в больницу и больше к нам не вернулся. Лет пять спустя в диспансер пришла полная женщина лет под 55. Эстер жаловалась на мужа, который после разорения и смерти старшего сына перестал работать и стал употреблять наркотики. -Он и раньше так делал ещё в Персии. Он мне всё врёт, и врал... Неожиданно я понял что Эстер - жена оставившего нас пациента Кадоша Гаври, но показывать виду не стал. В диспансере существовало правило - родственники у одного врача не лечатся. Но мне не захотелось отфутболивать женщину: было в её лицо что-то трагическое, горестное, страдательное, тем более, что она категорически отказалась от лекарственного лечения и просила только психотерапию, то есть наши контакты должны были завершиться первой встречей. В отличие от врачей, которые не могут заявить: «Всё, у меня больше мест нет», психологи и социальные работники защищаются этой фразой без малейших колебаний. Потому в очереди на психотерапию пациенты стоят по нескольку месяцев, иной раз более полугода. При этом ожидание групповой терапии было несравненно короче, чем индивидуальной. Другое дело, что большинство не соглашалось на групповщину из многих соображений. Следует обладать определенными чертами характера, чтобы с лёгкостью согласиться открывать свою душу не просто перед одним человеком профессионалом, но перед несколькими посторонними людьми и кто знает, как они ещё используют эту информацию. Очень многих не устраивает и необходимость выслушивать чужие беды - мало мне своих. Хотя некоторым помогал и облегчал состояние факт, иной раз открытие, что они не одиноки в своих душевных муках. Общение в группе, групповая динами способны оказаться мощными лечебными воздействиями, но, разумеется, не для всех. А что для всех? Панацея ещё не изобретена. Так как Эстер согласилась на групповую терапию, то её время ожидания начала лечение должно было бы быть совсем коротким. Но не тут-то было. Одна из групп оказалась уже заполненной. Другая, не началась, так как не набрали достаточного количества пациентов. Третью не открыли, потому что заболела психолог. Эстер обращалась ко мне: «Ну, когда же?» -Извините, к сожалению, вам везёт - обычно групповой терапии ждут несколько недель. Я буду выяснять. Время летело. Эстер так и не дождалась вызова на лечение, хотя прошло уже более полугода. Состояние её становилось всё хуже и хуже. С самого начала я сомневался в достаточности для неё только психотерапии. Со временем я уже стал уверен, что Эстер совершенно необходимы антидепрессанты. Только она всё отказывалась, возлагая все свои надежды на психотерапию. Как-то вечером я услышал в новостях, что в Тель-Авиве погиб молодой человек - очередная ссора в ночном клубе, закончившаяся поножовщиной. -Израильское общество разлагается на глазах, - подумал я. На следующий день лишь только я вошёл в диспансер, как старший регистратор Геула встретила меня: «Вы знаете, что вчера в Тель-Авиве убили сына вашей больной Кадош?» -Чёрт подери, - в сердцах вырвалось у меня, - Это её второй сын. Первый утонул несколько лет тому назад. -Не может быть! - всплеснули руками регистраторы Геула и Мазаль. -К сожалению, у нас всё может быть, - ещё в больших сердцах бросил я, начав подъем на второй этаж. Но Эстер не появилась. Прошло пару месяцев. Неожиданно в один из напряжённейших дней, когда я в полном смысле этого слова с трудом успевал поднять голову между непрерывным потоком идущих пациентов, в кабинет заглянула Кадош Эстер. Выражение «лица нет» была создана кем-то именно для таких, как она. С тех пор мне не приходится утруждаться, представляя воплощение фразы на чьём-то лица: я просто вспоминаю вошедшую в то мгновение в мой кабинет Эстер. Вы примите меня? - робко топталась на пороге потерявшая двух сыновей мать. -Ну, разумеется, - кивнул я и подумал - Она не плачет. -Вы верите в приход Машияха (Мессии), - чуть ошарашила меня своим первым предложением Эстер. Я не думал, не искал, ответ, не притворялся, не подстраивался: «Да». -Столько страданий везде. Позавчера мальчику оторвало касамом (арабская самодельная ракета) ногу. Столько гибнет на дорогах. Такие беззакония. Такие безобразия... Я вспомнил свой ответ и почувствовал полное согласие с ним. Пусть я никогда не думал о приходе Машияха, у меня просто не было никакого мнения по этому поводу, но иначе ответить я не мог – мой ответ прозвучал сам собой из каких-то глубин подсознания или чего ещё, не ведомого мне самому. -Убившие Шимона - известные бандиты. Их все знают в Тель-Авиве, и все боятся. Их уже отпустили, потому что свидетелей не нашлось. Все боятся. Я верю, что Машиях совсем рядом - так долго продолжаться не может, - и только с этими словами Эстер заплакала. Но недолго. Внезапно несчастная мать замолчала и затем несколько минут застыли в тишине. Я не хотел прерывать её молчания. -У меня остался только один сын. Муж берёт наркотик по несколько раз в день. Потерять двух сыновей… Я взрываюсь. Я часто говорю с Б-гом. Я не понимаю Его. Чего Он от меня хочет? Зачем Он меня так? Я не важна. Я была готова отдать две руки, два глаза за моих сыновей, но Б-г не захотел кусочки меня – Он захотел целиком взять моих сыновей. Я жду Машияха... Все страдают, не только я. Наше время – это время страданий… -Эстер, других времён я не знаю. На этот раз Эстер согласилась принимать лекарство, и её мгновенно пригласили на психотерапию. В кабинет заглянул мужчина – тоже без очереди: «Можно?» -Входите, - кивнул я, потому что помнил, кто он. -Доктор я уже решил покончить с собой. -И ты туда же, Йосеф, - рассматривал я лысого, седого, толстого, обрюзгшего мужчину и молча ждал. -Я видел сон. И в этом сне я - мешаю приходу Машияха (Мессии) и освобождению еврейского народа. Значит, я должен убрать это препятствие. Йосеф начал баловаться гашишем лет в 12. Года через два перешёл на героин. Стал тяжёлым наркоманом. Удовольствие дорогое, о честном заработке даже не помышлял – пошёл воровать. Отсидел в тюрьме 5 лет. Освободился. Взялся за старое. Пока на его счастье лет в 35 не познакомился с женщиной сумевшей уговорить его лечиться от наркомании и вернуться к Богу. Женился. Родил ребёнка. Но изувеченный страшной отравой мозг время от времени, повинуясь каким-то неведомым нам законам впадал в безумие. Пытался покончить с собой. Лежал в больнице. Короче, один из героев нашего времени. -Неужели вы думаете, что только из-за вас не приходит Машиях? -Конечно, нет. Ну, кто я такой чтобы из-за меня задержался Машиях, - обрадовался Йосеф, - пропала необходимость сводить счёты с жизнью. -Разумеется, подумайте сами, - продолжал я развивать успех, радостно осознавая, что на этот раз Анкава не галлюцинирует, не бредит, то есть, психоза нет: потому-то столь легко удалось его разубедить. -Какая-то мания величия, но спасибо вам, как гора с плеч свалилась. -У меня тоже, - подумал я, в который раз понимая, что не могу не принимать даже пришедших без очереди. -Кстати, а хорошо бы на самом деле пришёл Машиях. А почему Он, на самом деле, не приходит? Никак не забредёт или не добредёт? Хотя кто его знает, чем нам всем грозит Его появление? возврат к началу. |