|
|
06.06.06 06.06.06
Совпадения имён, фамилий и всего остального невозможно, потому что всё ниже написанное не имеет никакого отношения к прекрасной и прочей действительностям.
-Они идиоты и создают идиотские законы. Вы понимаете меня? Мужчина кивнул. Я не был уверен, что он понимает иврит и знает значение слова идиот, но всё-таки повторил ещё раз: «Идиоты в кнессете пишут совершенно идиотские законы». Господин Гези опять закивал. Этот пожилой, невысокий, с высоким морщинистым лбом черный человек был мне симпатичен; даже его корявая, совершенно неправильная речь с ярко выраженным, не самым приятным образом звучащим эфиопским акцентом почти не резали ухо. Гези вместе с семьёй приехал в Израиль из Эфиопии в начале 90-х годов. Он и жена язык так и не освоили, возможно, потому что чуть не с первого дня пошли на работу. Старший сын из шести детей отслужил армию и заболел шизофренией. С тех пор, уже почти пять лет молодой человек почти безвылазно сидел дома. -Но что я делай? - спросил несчастный отец. -Я понимаю вас. Полностью с вами согласен, - медленно и максимально чётко произносил я каждое слово, прилагая все усилия быть правильно понятым, - Вы не должны убеждать меня, я знаю, что ваш сын болен и требует лечения. Но эти идиоты в кнессете наштамповали идиотских законов. Мы бессильны. У врача-психиатра нет никаких полномочий. Вы же помните, я даже был у вас дома, потом обратился к районному психиатру с просьбой о принудительной госпитализации. Приехали и взяли вашего сына, но через несколько дней освободили в соответствии с этими идиотскими законами, - на самом деле, интересно, знает он слово идиот? - подумал я и продолжил, - Хотя ваш сын больной и нуждается в лечении, об этом никто не спорит, но по закону он недостаточно опасен, чтобы его госпитализировали и лечили принудительно. Тяжело с идиотами, - про себя добавил, - уёбищами, которые губят страну, - У нас нет никакой власти. -Жена совсем не мог. Дети школа тяжело. Он не давай жить. Это не жизнь. Мы все измучался. Жена день и ночь плакал. -Сейчас я ему позвоню и опять приглашу. -Нет зачем? Он не пришёл. -Знаю, - поднял я трубу и набрал номер. Ответила дочь Гези - сестра больного, - Говорит доктор Нер. Позови, пожалуйста, Абаба. -Он не придёт, - зачастила девочка - с выросшими в Израиле эфиопами никаких языковых проблем нет. Ментальных, кстати, тоже. -Всё равно, позови его. Через несколько минут в трубке зазвучал тусклый голос больного: «Я устраиваюсь на работу». -Эту фразу я слышу пять лет. Почему вы не пришли? -Родители не дали мне денег на автобус. -Абаба говорит, что вы не дали ему денег, - повторил я услышанное. -Ух, - жалкая и беспомощная улыбка исказила круглое лицо пожилого человека. -Ваш папа обещает, что он даст вам денег, и вы должны приехать ко мне завтра в 11 часов… - отчеканил я, будучи совершенно уверенным, что ничего подобного не произойдёт. -Если деньги будут, но я завтра хочу устроиться на работу. -До завтра, - прекратил я совершенно бессмысленный разговор. -Не увидишь его, - покрутил головой Гези. -Я знаю. Сейчас я вам дам таблетку, которую можно принимать раз в неделю. Вы её растолчёте и подмешаете ему в еду. Другого выхода у нас нет, точнее не оставили. Вы всё поняли? Извините, но повторите, пожалуйста, что я вам сказал. -Растолочь и давать раз в неделю… -Здорово, - обрадовался я, подумав, - Он и слово идиот понимает. Он и сам знает, кто сидит в кнессете. Гези выходил, когда в кабинет заглянул доктор Слоним: «К вам можно?» -Разумеется. Вам всегда не только можно, но даже нужно. -Опять пришёл попросить у вас рецептов с печатями и подписями для Лепонекса. Несмотря на огромный психиатрический стаж, доктора Слонима в Израиле специалистом не признали - хорошо, хоть позволили работать психиатром. По израильскому положению не специалист-психиатр не мог подписывать рецепты на Лепонекс – самый эффективный препарат для лечения шизофрении, но и самый опасный – когда-то случилось несколько смертельных случаев из-за падения лейкоцитов, потому требующий ежемесячных проверок крови. -О чём речь. Рад, что заходите, хотя бы для рецептов. Как дела? -Нормально. Если в моём возрасте я ещё могу работать по 10 часов в день, то мои дела ещё не так плохи. -Здорово. -Но вы знаете, вчера за 10 часов я смог принять всего-то 10 человек: с каждым днём мои больные становятся всё тяжелее и тяжелее. Большая часть из них должна бы пожизненно находиться в больницах - в отделении для психохроников. В России таких отправляли в загородные больницы, которые называли "колониальными". -Очевидно, что Пинель 1, должен был разбить цепи не для всех. Не знаю, как на счёт цепей, но некоторым и до сих пор совершенно противопоказано гулять на свободе. Перед вами вышел отец шизофреника. Знаете, такой классический тяжелейший, которого Крепелин 2, назвал «деменция прекокс» - «раннее слабоумие». Ну, нет у него выраженного галлюцинации 4. Он совершенно дефектный 5. Жить с ним невозможно, но эти местные борцы за права человека считают, что пусть он и больной больше некуда, но раз не опасен, то имеет право. Никого не интересуют страдания невинных. Современные права человека – это, прежде всего, защита преступников, неважно кто они: террористы, уголовники или психические больные. Поветрие это добралось и до России. Я как-то прочитал в Интернете, что в одном из городов России, шизофреник завёл на балконе многоэтажного дома улей. Можете себе представить. Соседи начали жаловаться. Им ответили, что всё в рамках закона и защиты прав человека. Даже журналист написал: «Когда уже будут защищать права простых людей». -Это ужас. Они свели психиатрию к чисто полицейской специальности. Абсолютно отсутствует клиническое мышление. Они и не помышляют, что именно для самого больного важно лечение, важно нахождение в больнице, важна соответствующая атмосфера и обстановка. Когда же совершенно безумный, из-за своей нарушенной критики сидит дома, то он и сам не живёт, он мучается, страдает и семье жить не даёт. Это просто преступление, что единственное показание для госпитализации не понимающего своего состояния человека, так называемая, опасность. -Довели всё до абсурда. -Вы знаете, мне недавно рассказали, что один больной выбросился из окна и сломал обе ноги. Когда обсуждали его у районного психиатра, то тот и говорит: «Сейчас и подавно не надо издавать приказ о принудительном лечении – ноги-то он себе уже сломал, значит, не опасен, потому что до окна дойти не сможет". -Какая прелесть. Всё это, на самом деле, «было бы смешно…» -Они уничтожили психиатрию. Это началось с американских антипсихиатров 6 типа Лэйнга, которые утверждали, что никакой шизофрении нет, а просто у каждого есть свой взгляд на мир, и поэтому взгляд на мир шизофреника ничем не хуже любого другого. Дайте ему жить своей жизнью, не навязывайте ему своих взглядов. Каждый человек имеет право на сумасшествие. Сумасшествие - это не болезнь, не патология, это просто взгляд на мир ни чем не хуже всех остальных. Лечение шизофреника – это насилие над свободной личностью. -Правильно. Всё начинается с того, что никакой истины нет. Нет добра, нет зла. Всё относительно. У каждого своя правда, она же матка. -В Америке мне рассказали анекдот. Лежит в канаве избитый до полусмерти человек. Возле него останавливаются два социальных работника. Один говорит другому: «Как много мы должны сделать для того несчастного, который так его избил. Очевидно, что у него было очень тяжёлое детство. Он срочно нуждается в реабилитации». Неожиданно зазвонил мобильный. Номер не высветился. Если не известно от кого звонок, то я не отвечаю только в случае крайней невозможности: «Извините, доктор Слоним, - нажал я на кнопку ответа. -Илья, это говорит Мирьям из некоммерческой организации помощи солдатам, - частил женский голос на иврите, - Вы так хорошо помогли в прошлом году. У нас сейчас 9000 одиноких солдат. Им совершенно необходима помощь… -Врёт. В прошлом году, сразу же после шароновского погрома в Газе, я категорически отказался пожертвовать даже копейку - предыдущие годы давал по 1000 шекелей, выдав прямым текстом: «Не хочу иметь ничего общего с армией погрома Израиля. Пока погромщики: начальник генерального штаба, министр обороны и премьер-министр не на скамье подсудимых, я не хочу иметь никаких дел с этой армией погрома». Ничего не поменялось. Я совершенно не уверен, куда пойдут мои деньги. Солдатам бы дал, но начальник генштаба Дан Халуц - полицай-погромщик ломаного гроша не стоит. Только не нашлось у меня настроения отвечать в духе прошлого года: «Перезвоните мне, пожалуйста, в конце августа», - бесцеремонно нажал я кнопку отбоя. Утром следующего дня я проснулся усталым, тревожным и помнящим сон. Показался он мне длинным, изматывающим, противным. Я зачем-то оказался на своей старой работе в Москве. Удивительно, но никого не было. Я переходил из комнаты в комнату, чего-то или кого-то искал, не находил и продолжал… Прошло лет пять. За это время Абаба несколько раз принудительно госпитализировался на несколько дней по распоряжению районного психиатра и вновь его отпускала психиатрическая комиссия, которая не находила его достаточно опасным. Но вдруг он стал агрессивен: ударил сестру, сломал в комнате дверь, выскочил на улицу и стал бросать камни в машины соседей. Вызвали полицию. Его отвезли в суд. Судья написал странное распоряжение, без требуемого по закону обращения к районному психиатру, в котором требовал от Абабы лечения в диспансере. Абаба пару раз пришёл, получил укол, но в очередное посещение отказался от инъекции: «Я - здоров. Завтра я иду искать работу». Я написал письмо районному психиатру. Ни привета, ни ответа. Зато Абаба не только отказался от лечения, но и вновь перестал приходить, несмотря на приглашения. И об этом я сообщил районному психиатру. На этот раз доктор Каражан позвонила мне сама: «Я обратилась к судье, что она имела в виду. Так что ждите ответа». Не уверен, было ли это обещанным, но ждал я не три года. Как-то около пяти часов вечера ко мне в кабинет заглянул Гези: «Он опять, - уселся отец Абабы, - Сломала дверь. Угрожала жена, - он продолжал путать род, - Мы уже не можем». Годы знакомств научили меня, что ни Гези, ни его жена даром ко мне не обращаются, приходят только, когда состояние их сына ухудшается и он становится, по-настоящему опасным. Неожиданно я испытал тревогу: надвигалось, что-то очень неприятное – годы жизни научили меня, что это чувство не обманывает, оно предвестник. Я понял, что должен немедленно положить Абабу, иначе возможна трагедия. -Напишите всё, что вы мне сказали, ах, вы не можете. Тогда вот что, идите к сестре, расскажите ей всё, она запишет, и вы подпишите. Приём продолжался. Вскоре Ольга принесла мне жалобу отца. Я тут же написал письмо районному психиатру с просьбой о принудительном психиатрическом обследовании – больного я не видел - и отнёс его в регистратуру. «Ирина, отправь его, пожалуйста. Кто сегодня дежурит?» -Заместитель районного психиатра, доктор Слюсер, - нашла регистратор в списке имя ответственного за тот день. -Посылай факс, только потом прозвонись, чтобы быть уверенным, что факс прошёл. Как-то они мне говорили, что не получили посланный нами факс. Минут через 20 Ирина позвонила мне: «Факс я послал, но доктор Слюсер не отвечает. -Не отвечает, не отвечает, хотя должен быть доступен каждое мгновение, - бросил я, - Это его проблема. Илью Слюсера я знал лет 15. В начале 90 годов я увидел его на занятиях в тель-авивском университете, Во время общих лекций для всех психиатров страны, проходящих обучение в ординатуре, точнее, на американский манер – «резидентуре». Илья выделялся тем, что посещал все лекции, сидел на первом ряду, всегда задал вопросы, бросал реплики и при этом заикался. Мои знакомые психиатры немедленно прозвали его «Заикашкой» и добавили несколько мало лестных и ненормативных определений. Познакомились мы лет 8 спустя, какое-то время, посещая одну и ту же компанию. После начала им службы районным психиатром я сталкивался с ним по нескольким случаям. Мы мило беседовали, и он без лишних придирок издавал просимые мной распоряжения о принудительном психиатрическом осмотре или госпитализации, в случае моей личной беседы с больным. День завершился. Я уже ехал домой, как раздался телефонный звонок. На экране мобильного высветилось имя Слюсера. -Что же ты меня подставляешь? – истерически звучал голос заместителя районного психиатра, - Ты меня подставил… Я опешил. Много лет назад, ещё в Москве, психолог попросила попрактиковаться на мне в тесте Роршаха и затем сказала, что я теряюсь в новой и неожиданной ситуации. Это правда. За все годы моей жизни я так и не научился правильно отвечать на неожиданность. -В чём дело? – спросил я. -Ты меня подставил. Ты обратился с просьбой об обследовании на основании только жалобы родителей. А может быть это просто семейные разборки? Ты не предпринял никаких попыток пригласить его. Всё хуёво. Для меня всё хуёво, - голос Слюсер выдал неподдельный страх, - Если я издам распоряжение, то любой журналист раскопает, что я нарушил закон со всеми вытекающими отсюда последствиями. Если я не издам распоряжение, и ночью он грохнет кого-нибудь, то опять я в жопе. Ты меня подставил. Если ты хочешь, чтобы люди относились к тебе хорошо, то относишь и ты к ним по-человечески… Я растерялся: «Извини, у меня не было секунды. Я много лет знаю эту семью, родители ни разу не врали», - что может быть гнуснее оправдываний. Я вспоминаю своё предчувствие, но уж оно-то в психиатрическом законе не упомянуто. -Я позвонил доктору Юсиму и он сказал, что ты подставлял и его… Юсим был заместителем районного психиатра лет 6 назад. «Ну, и… что делать?» - промямлил я. -Я сейчас буду звонить Абабе и пытаться пригласить его, - истерически-трусливые звучания в голосе Слюсера нарастали крещендо, уж и не знаю, каких бы высот достигли, но он резко оборвал разговор. Несколько мгновений спустя я почувствовал, как наливаюсь злобой, скорее на себя? Опять не смог нормально ответить на агрессию: причём здесь Юсим? Это - один из гнуснейших типов, которого убрали с этой должности, как не справившегося. Сколько раз я зарекался оправдываться, уж лучше бы просто промолчал. Другие районные, а я столкнулся чуть не с десятком, просто говорили: «Нет и всё». Слюсер наделал в штаны. Следовало сказать ему: «Делать, что хочешь. Ты не имеешь права разговаривать со мной таким тоном». Нет, тоже плохо. Надо было спокойно и жёстко оборвать: «Я давно знаком и с больным и с его родителями. Я увидел опасность. Это приятно, что доктор Юсим 6 лет спустя помнит подробности… Подставлять не в моих правилах…» Всё равно плохо. Где он был, когда я послал факс? Позвонил бы сразу же, и у меня была бы возможность попытаться пригласить: я ещё был на работе. Объявился чёрт знает когда. В любом случае, следует позвонить, так оставить я не могу – главное настрой мой другой: я готов к агрессии. Я набрал номер Слюсера. Телефон его не отвечал, он не хотел со мной разговаривать… На следующий день на работе я выяснил, что Абаба госпитализирован… Я зашёл в сестринскую и сказал: «Ольга, вчера вышел прокол, потому давайте заведём протокол: в случае жалоб родственников типа вчерашней немедленно вызываем больного телеграммой и связываемся с ним по телефону. У меня вчера состоялся неприятный разговор с доктором Слюсером. Форма была возмутительна, но по существу, с точки зрения закона он справедливо обвинил меня в невыполнении необходимых требований…»
1 – Пинель (Philippe Pinel) — знаменитый французский психиатр (1755—1826). Первоначально готовился к профессии священника и лишь на 30-м году жизни занялся изучением медицины. В 1792 г. он поступил врачом в парижское заведение для умалишенных Бисетр (Bicêtre), и здесь он стяжал себе неувядаемую славу тем, что выхлопотал у революционного конвента разрешение снять цепи с душевнобольных.
2 – Крепелин - (Kraepelin, Emil) (1856–1926), немецкий психиатр. Родился 15 февраля 1856 в Нойштрелице. Изучал медицину в Вюрцбурге. Работал в клиниках Мюнхена и Лейпцига, был главным психологом Силезского института в Лебусе и муниципальной больницы в Дрездене. С 1885 – профессор психиатрии Дерптского университета (ныне Тарту, Эстония). С 1891 – профессор Гейдельбергского университета, а с 1903 – Мюнхенского университета. С 1922 работал в Мюнхенском институте психиатрии.
3 – бред - некоррегируемое установление связей и отношений между явлениями, событиями, людьми и т. д. без реальных оснований, бред сопровождается непоколебимым убеждением, несмотря на порой очевидное расхождение с действительностью, нарушением логических связей (кривой логикой), полным овладением сознанием.
5 – дефектный. Шизофрения – это группа заболеваний сопровождающихся дисгармонией и утратой единства психических функций, таких как моторика, эмоции, мышление, и характеризующаяся длительным непрерывным или приступообразным течением.
6 – Антипсихиатрия (от греч. anti – против + psyche – душа + iatreia – лечение) — общественное и научное движение, связанное с движением „новых левых“, ставящее перед собой задачу устранения психиатрических институтов, как форм социального принуждения „инакомыслящих“. Основными тезисами являются следующие: общество само безумно, оно подавляет попытки выйти из рамок привычных способов мышления и восприятия. Основными представителями этого движения являются Р. Лайнг, Д. Купер, Ф. Базальо.
возврат к началу. |