|
Синее и Белое. Первая страница |
Синее и Белое -9-Порыв ветра бросил в лица молодых людей горсть снежной пыли. Аркадий кашлянул, сплюнул и продолжил чтение: "Скажу честно, хотя дураком я себя не считаю, но в душе я не могу понять образ мыслей таких людей, которые прыгают с места на место, а то и вовсе большую часть времени нигде не трудятся, болтаются чёрте где и как. Володя, к сожалению, именно таков. Вообще-то, человек он - интересный, но от работы всегда отлынивает. Он ещё в школе был известен как суперсачок. Его розовая мечта - филонить и загребать большие денежки. При этом, хотя почти всегда он без копейки за душой, но незнакомым, не знающим какой же он жуткий хвастун, он обожает заливать о своих больших заработках. Заливает он так же о своих любовных похождениях. Первому встречному он обожает читать свои стихи. На самом деле – это один набор слов и завывание. Раньше он всегда трепался, что любит рисовать. Несмотря на то, что диплома об окончании хоть какого-нибудь художественного училища у него нет и в помине, несколько раз его мать помогала ему устроиться художником. Но только удержаться больше 2-3 месяцев на одном месте он, конечно же, не мог: или уходил сам, часто - в запой, или его выгоняли за прогулы и пьянку. -«Говорят Мамыкина снимают за разбой, за пьянку, за грабёж», - вставил Леонид. -«Однако, пожалуй, и Володя почти что нашёл свою работу. Однажды он больше года пробыл на одном и том же месте. Он прямо-таки полюбил это дело: проводник на железной дороге. Ещё бы, ведь какой барыш и без особых хлопот. Ну, где ещё найти дающих деньги "зайцев", сбор пустых бутылок в рабочее время, всякие другие гешефты. Я думаю, что будь его воля, он до самой пенсии катался бы себе по рельсам. Жаль только, что он очень быстро женился на своей напарнице по вагону и когда она пошла в декретный отпуск, то уже успела узнать его как облупленного, в особенности его слабость к презренному металлу и огненной воде. Ясное дело, что она не позволила ему оставаться без её чуткого присмотра на такой скользкой дорожке. Аркадий опять замолк, погрузившись в свои мысли, иной раз далёкие от переживаемой в то мгновение действительности. Но через некоторое время он обернулся к Леониду: "Светка уволила его с железной дороги и устроила в черниговские реставрационные мастерские. Знаешь, любому дураку, пусть мало-мальски знавшему Володю, наперёд было понятно, что он не сможет удержаться там более своего обычного срока. Так оно и вышло. Несколько месяцев, до отъезда на заработки, Володя шлялся без всякого дела. Лишь для жены он делал вид, что по-прежнему хорошо пристроен: исправно к 8 часам утра уходил на "работу", к 5 часам вечера регулярно возвращался с "работы". В дни аванса и получки просил деньги у меня, чтобы отдать их жене под видом честно заработанных. Мне же обещал вернуть, как только устроится на работу. Уж и не знаю, сколько могла тянуться эта афера. Лишь как-то раз в самый разгар рабочего дня Володя выкатился из пивной под самый нос своей жены, чёрт её дёрнул в этот момент проходить мимо. Знаешь, был он под мухой, распевал песенки, из карманов у него торчали учебник древнееврейского языка и "Шестидневная война". (Несколько вечеров в неделю мы всё-таки вместе читали еврейские книжки, слушали израильские песни, пробовали учить наш древнееврейский язык.) Светка застукала его и испугалась, что Володю могут посадить... -В этом она, наверное, права: чёрт его знает, что будет дальше со всей этой "Перестройкой и Гласностью" вместе взятыми, - проронил Леонид. -Вот и отправила его подальше от моего влияния... -От греха подальше, хоть к чёрту на кулички. -В Архангельскую область на заработки, - вздохнул Аркадий, - Древнееврейского языка он там не нашёл, зато чуть вдрызг не спился... -Тот, кто водку пьёт и пиво - тот пособник Тель-Авива, - промурчал Леонид. -Он и на руку не чист, - продолжил Аркадий после некоторого раздумья, - Ворует при первом же удобном случае. После развода с первой женой нашёл себе интересный приработок: стал частенько захаживать к одиноким еврейкам средних лет, вроде бы свататься. Посидит, поговорит, а сам смотрит, чтобы стащить. Особенно любил золотые колечки, серёжки, брошки. Несколько раз его засекали, но до суда дело не доходило: через свою мать он всё возвращал. Я отлично знал некоторые его похождения. Многие знакомые на работе советовали мне отшить от себя такого хорошего афериста. Но в то же время мне было с Володей интересно: он ведь начал интересоваться еврейскими делами. -И древнееврейским языком, - ввернул Леонид. -Когда он со мной, он под моим влиянием. Нам с ним было приятно. Я рассказывал ему про Израиль всё, что знал. Во всём нашем Чернигове нет такого человека, кто хоть как-то интересовался бы Израилем. Только Володе было интересно спрашивать, а мне - приятно объяснять. Когда он просил, довольно часто, я давал ему денег. Я всё надеялся, покамест он не найдёт своё место. Но потом я подумал, что, наверное, он всё это делает лишь постольку поскольку. Он просто здесь жить не хочет, мечтает о шикарной жизни. Его вторая жена, как и первая - русская, обожает иностранные тряпки и ради них готова из шкуры вылезти, рвётся туда, где их много... -Что в этом плохого? -Ничего он в Архангельске не заработал: лентяй и больной. Лишь почти пропал со всеми своими потрохами в холоде около Белого моря. Однако скажу честно, какой бы Володя не был, после его отъезда мне стало очень грустно. Опять я остался совсем один. Вот почему, когда Люба позвонила мне на работу и завела свою обычную пластинку: давай, дескать, встретимся, давай поговорим о жизни, о сынишке - он всё время плачет, то я ответил ей: "Ладно". И подумал: "Вернусь". Понимаешь, смешно сказать, но у нас с ней были, ну, чисто дипломатические переговоры. Да ещё как пишут в газетах: "длительные и трудные". За отделение от тёщи, понятно, она и слушать не стала. Зато в обмен на моё согласие жить вместе я выторговал её согласие учить древнееврейский язык. -Люба согласилась учить иврит? - удивился Леонид. -Да, нет, что ты. Она согласилась, что не будет мне ставить палки в колёса. Правда, будто бы в шпионском детективе, она дала своё согласие лишь на условиях строжайшей конспирации: чтобы мамочка, мол, ни в коем случае ничего не разнюхала. И Юрика я, значит, обязан изолировать от всего опасного и ни во что не впутывать. Я опять подумал и опять решил: "А чёрт с вами! В доме буду плясать под ихнюю дудку, а вне - под свою. Буду учить древнееврейский язык. Буду блядовать. Вот сейчас я - с первой женой Володи. Хлопцы мне ещё обещали найти девку, та говорят, на всё согласна. Я с такими пока ни разу не был. Эх, будь жена нормальная, чтобы с ней можно было бы поговорить, я бы, конечно, ни с кем, а то она лишь: "Зачем тебе это надо? Будь как все. Живи как все. И деньги, деньги, деньги". Тяжело мне одному, Но сына учил и буду учить. Он уже слов 15 знает: шалом, лайла тов (спокойной ночи) и моё любимое слово "бе-вакаша" (пожалуйста). Видишь вон тот дом, - Аркадий указал на массивное, приземистое ничем не примечательное строение в 3 этажа, - Там до войны был еврейский клуб. А сейчас - на первом этаже столовая, а на остальных - какая-то контора. -Столовая, очевидно, что не кошерная, а про контору и говорить не приходится. -В прошлом году в программе "Время" показали кооперативное кафе. И я немедленно в мыслях начал мечтать о таком кафе. Там можно было бы кушать вкусные еврейские блюда, слушать израильскую музыку, встречаться с приехавшими до нас туристами с Израиля, провожать наших, черниговцев до Израиля. Одним словом, я хотел, чтобы это кафе стало израильским культурным центром в Чернигове. -Вот так - израильским культурным центром! Простой ты человек, до тошноты простой. Я уж и не ожидал таких встретить, полагал, что все перевелись, ан, нет, - Леонид похлопал попутчика по спине. -Не знаю. Но это было бы действительное дело по сближению советского и израильского народов, не то, что раздача пустых бутылок. -Чего их сближать, народы-то, - чуть отстранился Леонид от своего спутника. -Знаешь, честно сказать, я не знаю. Говорят, что это хорошо, чтобы войны не было. -Израильско-советской что ли? Наши танки и так уже были в Синае. Сейчас, надеюсь, это не самая актуальная тема для советского руководства. А народы? -Я буду думать об этом... -Думай, думай, только не забывай про индюка. -Но всё равно, денег на открытие кафе в одиночку у меня не хватит. Компаньона не найдёшь. Да и продавцом за прилавок я никогда в жизни не встану. Значит, пришлось бы нанимать человека, то есть дополнительный расход. И что ещё хуже - прогоришь: евреи побоятся ходить в такое кафе, а русским плевать, их просто не наберёшь. -Продавай там водку, пусть хоть пейсаховку, и дешёвую закуску и отбою не будет. -Где деньги взять для начала? - пожал плечами Аркадий, - Потому покамест я решил закрутить другое дело: перезапись израильской музыки. Для начала у меня было несколько кассет (подарок Михаила) и кое-что я ещё раньше списал с радио. Оставалось лишь получить патент и с его помощью дать объявление в местной газете, чтобы люди знали к кому им идти. Сначала я обслуживал бы только наш город, потом - область, а там, кто знает, может быть, по всей Украине прославилась бы моя фирма перезаписи израильской музыки на льготных условиях, со всеми удобствами и с доставкой на дом. -Ну, и? -Райфинотдел мне отказал. Нельзя и всё тут. Тогда Володя (это было ещё до его отъезда на север) и я ухватились за идею Михаила: делать формы из гипса на еврейскую тематику. Мы уже мечтали, что с помощью Михаила наши семисвечники на фоне щита Давида будут висеть не только в Москве, Ленинграде или Новосибирске, но будут украшать стены еврейских домов США, Канады, Англии, других стран и, говорить нечего, Израиля. Но только финотдел опять ответил: "Нет. Такой патент выдать нельзя, так как делать формы на еврейскую тематику - это проявление национализма". Развернуть же производство без разрешения мы побоялись. Без патента нас очень легко упрятать: повод налицо, особенно, если пронюхает моя тёща. Уезжать-то может, я и не хочу, а может, пока не хочу. Ну, куда я там, простой слесарь нужен? Вот и живу совсем один. Лет мне уже много: 34 исполнилось. Голова наполовину седая, наполовину лысая. Мне сейчас решиться надо: или развестись, или второго ребёнка сделать. -Вот это проблемище! Куда там. Гамлет-то, наверное, от зависти в гробу перевернулся. -Еврейские праздники она не справляет. Свечи на шабат не зажигает... Я худеньких люблю, а моя, - Аркадий широко, насколько только мог, развёл руки, отчего его пальто скрипнуло по швам, а рукава убежали на середину предплечий. Для того, чтобы Леонид получил ещё более полное представление о его жене, он свесил голову на бок и скорчился, напомнив старое, потасканное и загаженное птицами и жизнью огородное чучело. Вернувшись в исходное положение, он продолжил: " Да и папа о разводе и слышать не хочет, всегда скажет: "У тебя сын". Лишь у меня жизни как никакой не было, так и нет. Перед твоим приездом я решил: "Поставлю жене условие: или она принимает тебя у нас дома, или я ухожу насовсем". -Что ж так резко-то? Да ещё из-за меня, что совсем не годится. -А как испытание. Прямо так и решил, А потом подумал: "Ну, куда уходить, если нет ничего? Нельзя так". Почти квартал они прошли молча. Аркадий поёжился, скосив голову, взглянул на попутчика и спросил: "А ты не читал про нашу историю с КГБ, про которую писал "Еврейский информационный бюллетень"?" -Нет, видимо мне не попался этот номер. Что за история-то? -Я уже думал, что опять попаду в зону. Когда Володя вернулся с Архангельска, то он окончательно решил подавать документы на выезд в Израиль, и жену уговорил. Получил вызов. Отнёс его в ОВИР. На следующий день в центре города к нему подошёл парень, сказал, что работает в лётном училище и предложил, если Володя сможет, как-то переправить заграницу схему расположения противовоздушной обороны города Москвы... -Не слабо! Видел его впервые в жизни и так прямо и предложил ни много, ни мало, а такой пустячок! Аркадий пожал плечами: "Володя сразу же смекнул эту плёнку за границей загнать: на такие дела у него нюх». -Я бы дал другое определение.
-На следующий день к нему пришли домой, когда он был на работе. Жене сказали, что пришли искать наркотики. Одели какие-то наушники, услышали сигнал. Изъяли то, что искали: плёнку, учебники древнееврейского языка, записки московской синагоги. Дождались его и забрали паспорт. Выдвинули ему три обвинения: антисоветская агитация, антисоветская пропаганда и соучастие в шпионаже против СССР. Пришли с обыском, и ко мне, и к папе. В КГБ Володе сказали, что если он напишет отказ от выезда, то его будут судить всё равно, но уже совсем по-другому. Ему объяснили, что не судить нельзя, поскольку уже с Киева приезжал какой-то следователь насчёт шпионажа. Я тут же связался с Москвой, с парнями, которые издают "Еврейский информационный бюллетень" и в ближайшем же номере появилась статья о нашем деле. Кроме того, по их предложению я написал жалобу в Украинскую прокуратуру. Говорят, о нашем деле даже иностранная радиостанция передавала. Не знаю только "Голос ли Израиля" или какая-то другая". Аркадий замолк, покрутил головой и достал из внутреннего кармана пальто небольшую тоненькую книжечку - "Информационный бюллетень по проблемам еврейской репатриации и культуры", полистал её, нашёл нужное место. Вот что они напечатали:
"Преследование сотрудниками КГБ евреев Чернигова. -Ага, конкурирующая организация из города на Неве, - выпалил Леонид, - ГБ живёт по принципу: хочу всё знать. Мы все под колпаком Мюллера из их еврейского отдела. Скоро тебя и по моему поводу вызовут. Ох, и быть беде. Ну, и что там дальше нам пишут? -Мне были также заданы вопросы, связанные с Владимиром Орловым. Затем другой сотрудник КГБ Анатолий Викторович поехал вместе со мной в дом моего отца, инвалида Великой Отечественной Войны 2-й группы и без всяких законных оснований, без предъявления санкции на обыск изъял у меня: 15 магнитофонных кассет с записями еврейских песен и уроками еврейского языка, 4 книги по еврейской тематике, мой личный дневник, две общие тетради с записями, справку об освобождении из заключения... -А это-то зачем? -... фотографии еврейских памятников Чернигова, фотографии памятников братских могил, 4 гипсовые формы с еврейской символикой. На следующий день я был вынужден принести в областное управление КГБ штамп для отливки гипсовых форм. После этого незаконного обыска я был вновь доставлен в ОВИР, где Леонид Николаевич обвинил меня в преступлении перед Родиной и спросил меня, чем же я буду искупать свою вину... возврат к началу. |