Встречи.
Главная страница

Синее и Белое. Первая страница

-4-

-Против таких доводов устоять было совершенно невозможно, и кто знает, может быть, портреты двух молодых людей с Украины, действительно, и до сих пор украшают чьи-то заокеанские коллекции.

Неожиданно Аркадий вспомнил, что директор черниговского камвольно-суконного комбината - Монастырский - еврей. Это большой комбинат, где работает около 10 тысяч человек. Аркадию стало очень неудобно: получается, можно подумать, что он утаивает факты и сгущает краски. Он несколько раз начинал говорить об этом, но Крелин недоумённо пожимал плечами, отмахивался: "Да, о чём ты? При чём здесь это? - и продолжал трещать по-иностранному что-то своё, неважное Аркадию. "Эх, дурак я набитый, права тёща, почему не учил в школе английский?" - думал Аркадий. Так продолжалось до тех пор, пока американцы не ушли. Аркадий ещё немного попереживал, а потом успокоился: "В конце концов, на Западе знают, что евреи в СССР работают и директо`рами, и профессо`рами".

Только редким баловням судьбы удаётся вкушать из бочки мёда не подпорченной хотя бы одной ложкой дёгтя. Как на редкость удачно всё складывалось у черниговцев, такое радостно-приподнятое настроение овладело ими после незабываемого вечера, и оно было так испорчено неожиданным вмешательством милиционера. Лицо при исполнении остановило растерявшихся провинциалов под козырьком подъезда Крелина. Не объясняя причин, страж законности потребовал у задержанных паспорта, просмотрел их самым тщательнейшим образом, особенно прописку, спросил: "Вы были в гостях у гражданина Крелина? - и, не интересуясь ответом, приказал, - Пройдёмте-ка, граждане, в ближайший опорный пункт охраны общественного порядка!"

Не задав ни одного вопроса, опустив головы, как будто бы, вправду, было чего стыдиться, конвоируемые милиционером, друзья покорно прошествовали в указанное место, где молодой, но очень строго вида старший лейтенант списал с их документов все данные. Затем, поигрывая шариковой ручкой, офицер в упор уставился на то багровеющих, то сереющих, то белеющих от гнетущей неизвестности молодых людей, робко прячущих бегающие глазки от его гипнотизирующего, устрашающе-стального взгляда.

-Ишь ты, мент, уставился, как удав на живого кролика, - мелькнуло в мозгу Аркадия.

-Резануть бы тебя по буркалам, - подумал Володя.

Минут через 15, какой уж их длительность показалась друзьям способны понять лишь хоть однажды допрашиваемые, видимо вдоволь насладившись состоянием задержанных и сочтя, что следует переходить к следующему действию, лейтенант положил ручку в сторону и ледяным тоном, чеканя каждое слово, вопрошал: "Зачем вы приехали в Москву?"

-Мы хотели познакомиться с людьми, живущими хоть как-то еврейской жизнью и записать красивые еврейские и, - Аркадий поколебался мгновение, - Израильские песни, - чуть заикаясь, но, уже почти успокоившись и даже осмелившись взглянуть невинным взором прямо в сверляще-леденящие глаза лейтенанта, ответил Аркадий, взявший на себя роль ведущего.

-Гм, еврейской жизнью... Израильские песни... Ну, допустим. А к кому вы ходили?

-Ни к кому...

-Как так ни к кому, - грозно привстал молодой человек в форме, оказавшийся совсем коротышкой.

-Ну да, мы прямым ходом отправились к Михаилу Крелину, - не задумываясь, выпалил Аркадий.

-Откуда вы его знаете? - свирепо-радостным рыком дал понять следователь, что взял след и, не жалея стул, плюхнулся на своё место.

-Так его ж вся страна знает. Ведь хотя бы раз в неделю про него центральные газеты фельетоны пишут, - даже чуть улыбнулся непонятной неосведомлённости столичного офицера Аркадий.

-Так вы узнали его по фельетонам? - неловко заёрзал на оказавшемся скрипучим стуле лейтенант, слегка распуская галстук и потирая лоб.

-А то откуда ж.

-Ладно, а как вы узнали его адрес, уж он-то в фельетонах не фигурирует? - обрадовался офицер своему вовремя сказанному столь удачному вопросу.

-Всё очень просто: спросили в Мосгорсправке, заплатили 50 копеек, получили адрес и пошли за этой-то самой еврейской жизнью...

-И красивыми еврейскими и израильскими песнями, - перебил Аркадия следователь, - Это я уже слышал. О чём вы там говорили?

Аркадий сверподробнейше и чистосердечно описал только-только минувший вечер, не забыв упомянуть ни одной детали, включая, разумеется, и американцев, и их подарок.

-Как вы там назвали эту... штуку?

-Талес. Он должен быть в доме у каждого еврея. Ну, как например, сейчас в домах у многих русских есть иконы, и даже неважно верят они или нет. У нас в Чернигове я бывал в гостях у секретарши директора и видел там стоячие и висячие иконы. Одна стенка её столовой почти вся сплошь завешана ими. А у евреев икон нет, зато есть талес. Вот, посмотрите, пожалуйста, - по своей инициативе Аркадий открыл чемодан, достал похожий на небольшую подушечку, украшенный золотыми еврейскими буквами, обозначающими одно из имён Всевышнего, синий мешочек с молнией, раскрыл его, вынул аккуратно сложенный свёрточек и положил его перед офицером.

Озадаченно потрогав белую материю с синими полосами, от краёв которой отходили кисточки, лейтенант лишь пробормотал: "Гм... Предмет культа", окинул допрашиваемых оловянно-осоловелым взглядом и махнул рукой.

В заключение допроса, слегка очумелый следователь приказал гражданам Когану и Орлову подписать протокол. Покраснев сильнее, чем стоящий в углу кумачовый стяг с суровым золотым профилем В. И. Ленина, без всякой проверки написанного крутым офицером, друзья приложили свои дрожащие руки, куда им велели и были отпущены на все 4 стороны. Вдогонку молодым людям, лейтенант выдохнул: «В следующий раз пусть сами и допрашивают… Еврейская жизнь… Израильские песни».

Очевидным следствием этого происшествия стал совершенно неожиданный для домочадцев Аркадия исторический визит участкового милиционера. Увидев человека в форме, жена и тёща, оцепенев от ужаса, примёрзли к стульям и, затаив дыхание, широко раскрытыми, округлившимися глазами наблюдали за страшной, всё более и более ужасающей сценой.

-Почему вы уже 8 лет живёте здесь, а все ещё прописаны у отца? - после тщательнейшего изучения всех записей в паспорте Аркадия, начал разговор незваный гость.

-У меня такое чувство, что тёща меня когда-нибудь посадит в тюрьму, - в присутствии всей семьи чистосердечно объяснил своё поведение "виновник торжества", - Мы с ней друг друга не перевариваем, и если дать ей малейший повод, то она заявит. Но не прописанный я в безопасности: поругаюсь, уйду до папы, и она очень довольна и всё говорит: "Лучше с умным потерять, чем с дураком найти". Это она имеет в виду, что я - дурак. Потому, если я пропишусь здесь, уйду, то она побоится, что я захочу забрать себе одну из её комнат, и уж точно что-нибудь придумает, чтобы посадить меня. И, кроме того, уж если одна судимость у меня есть, то вторая к ней сама липнет.

Слушая объяснение гражданина Когана, участковый с видимым сочувствием покачивал головой и одновременно намётанным взглядом окидывал помещение. Обнаружив искомое, он прямым ходом подошёл к одной из стен и стал задумчиво рассматривать подаренный Крелиным настенный календарь еврейских праздников, и когда наступила тишина, спросил: "А это что такое?"

Аркадий объяснил, как мог или что знал сам о еврейском летоисчислении. Терпеливо прослушав импровизированную минилекцию-введение в иудаизм, милиционер загадочно улыбнулся и подвёл итог: "Ну, ладно, живите на здоровье! Живите как все, - он сделал особое ударение на последнем слове, помолчал и ещё раз повторил, - Живите как все. Вам ведь теперь никто не мешает. У вас ведь всё есть: мебель, жена, квартира, работа, тёплый туалет в доме. Воспитывайте сына, он такой хороший мальчик, а мальчикам так нужен отец. И не надо никуда ездить. Что вам дома-то не сидится? По-дружески вам советую. Лучше уж в Сочи езжайте. Отдыхайте культурно по профсоюзной путёвке. Это будет здорово, дёшево и... сердито".

Не успела ещё за охранником общественного порядка захлопнуться дверь, как Жанна Моисеевна, сломя голову, ринулась в органы спасать себя и дочь от смертельной опасности.

Вернувшись спустя несколько часов, она истошно заорала на весь многоэтажный дом: "Аркадий, фашист ты несчастный! Сионист недобитый! Забирай куда угодно свой фашистский листок, - так-то она определила календарь еврейских праздников, - Грязную сионистскую, человеконенавистническую стряпню враждебную нашим самым светлым идеалам, - это, конечно, о книгах по истории евреев и иудаизму, - И свою зловонную стеклотару, - это, разумеется, про бутылки из-под израильских вин, - Иначе я разобью её о твою пустую, неблагодарную голову, а мерзкие книжонки и листочки разорву на мелкие кусочки. Я не хочу быть арестованной. Я не хочу, чтобы в моём доме сделали обыск. Я хочу спокойно дожить мой век. Я хочу спокойно дожить мои последние денёчки. Не отравляй мне последние дни жизни! Не ломай жизнь жене и ребёнку! Живи как все!"

Затем в тот же и многие-многие последующие дни она со всеми подробностями пересказывала всем знакомым, малознакомым, а то и совсем незнакомым людям свою беседу с высоким чином.

Допустив Жанну Моисеевну в свой кабинет, чин благосклонно позволил челобитчице "изложить существо дела". И пока Жанна Моисеевна выговаривалась, раскрывая всю подноготную "отвратительного, безнравственного типа опасного для советской морали, семьи и общества" - так-то она припечатала своего зятя, чин деревенел всё больше и больше, сурово насупливался и пощёлкивал прокуренными зубами.

Затем было сделано следующее заявление, пока не для печати: "Не волнуйтесь, гражданочка Гольд...

-Васер, - судорожно взвизгнула Жанна Моисеевна.

-Вот, вот васер, - не смогло хотя бы чуть не скривиться, выдыхая, начальственное лицо, - Хотя, есть оп чём волноваться, ох как есть...

-Готэню (Боже мой, идиш), - от испуга Жанна Моисеевна даже забыла, где она находится, побелела как смерть, закатила переполненные слезами глаза, ещё немного и рухнула бы в обморок... Но высокий чин понял, что чуть переборщил.

- Ну, ну, ну, - в его деревянном голосе зазвучали даже какие-то обертона, которые, при большом желании, можно было бы принять и за сочувствие, - Если вы ни в чём не замешаны, то живите ... спокойно. У нас пока что вроде бы другие времена и вы за него как будто бы не в ответе. Но! - грозно попёр вверх жирный указующий начальственный перст, отчего по спине Жанны Моисеевны забегали мелкие и отвратительные мурашки, во рту пересохло и сердце затрепыхалось как в самом страшном сне ужасов. "Но!!!» - повторило злое хрипатое кабинетное эхо ещё ужаснее и непристойнее. "Но вы должны понимать, что дурное влияние очень опасно! Особенно губительно оно действует на молодое, политически несозревшее поколение. У вас, ведь, насколько мне известно, растёт внук. Да и трудно быть по-настоящему благонадёжным советским гражданином нашей великой Родины», - начальственные плечи развернулись, солидный животик исчез где-то среди складок мундира, а плешивая макушка судорожно качнулась в сторону огромного портрета основоположника, чей лик тоже помрачился и стал грозно-беспощадным. Жанна Моисеевна вскочила, застыла на полусогнутых, хотела сотворить ещё нечто, но была остановлена небрежным мановением волосистой, мясистой руки, милостиво позволившей ей вновь присесть.

Жанна Моисеевна уместилась на самом краешке стула, скукожилась, состроила страдальческое выражение лица, готового на всё, лишь бы простили.

-Так вот, очень трудно быть по-настоящему достойным советским гражданином, проживая в одной квартире с... кх-кх... антисоветской, националистической литературой. Вы это должны понимать!

Жанна Моисеевна всё больше и больше чувствовала свою слабость, ничтожность и какую-то затерянность на ставшем громадным для неё стуле, как в сказочном кинофильме уменьшаясь до размеров крошечного лилипутика. Соответственно хозяин кабинета принимал в её глазах всё более и более исполинские, гулливеровские размеры. Она даже вздрогнула, как от раската внезапного грома средь ясного неба, когда её важный хозяин кабинета достал огромный носовой платок и звучно, смачно, с видимым и слышимым удовольствием высморкался.

-Но всё-таки без вины вас сейчас не заберут. Как я уже сказал в определённом смысле слова, к сожалению, у нас не те времена, как бы нынче. Нынче утверждают, что каждый отвечает за себя и свои преступления сам. Но когда наступит время, то гражданин Коган, как и каждый нарушивший и преступивший, - его начальственно-чугунный голос полез вверх неумолимым крещендо и убийственной автоматной очередью высыпались из разверзшегося ставшего гигантским зева последние слова, - Получит по заслугам своим...

-По-о-лу-у-чит по зас-с-лу-у-га-ам сво-о-им, - раскатами жуткого грома пробухало в мозгу Жанны Моисеевны страшное речение.

Чин замолк, смачно пожевал губами: "Другое дело, что невозможно будет не учитывать общей атмосферы и тех кто, как бы это выразиться, не то чтобы покрывал злоу... мышление, но и активно не боролся за все наши самые светлые идеалы человеколюбия и прочее".

-Я боролась, борюсь и буду бороться за все наши самые светлые идеалы человеколюбия и прочее, - кликушески заверещала Жанна Моисеевна, судорожно и хрустко ломая руки.

-Знаю. Знаю, - по-отечески даже, с некоторой, теперь уже действительно при совсем небольшом желании, обнаруживаемой теплотой в голосе произнёс чин, - Знаю и потому учитываю.

-Учитывайте, ради Бога! Учитывайте, - запричитала, всхлипывая, тёща Аркадия-злоумышленника.

возврат к началу.