Синее и Белое. Первая страница |
Синее и Белое -12--Точно, есть такие. А вот я своей нации не стесняюсь и, если надо, на любого так рявкну, будет знать. И дочь мою я еврейкой записала. Правда она тоже вышла замуж за хохла-таксиста. У него сегодня получка. Ушёл с утра, и до сих пор нет. Дочь волнуется. Опять придёт домой пьяный... Евреи тоже разные бывают: есть хорошие - это евреи, а есть жмоты - это жиды. -Жид - это просто одно из названий евреев. У поляков, кажется, другого и нет. Просто в русском языке слово "жид" превратилось в ругательство (в польском, я думаю, тоже) и либеральная императрица Екатерина II заменила его словом "еврей". Сейчас, впрочем, и слово "еврей" тоже стало ругательством. Может кто-то и для него ищет очередную замену, а вдруг в России появится ещё одна либеральная императрица. Интересно, что Евтушенко в одной из своих поэм немножко помечтал: "Чтоб навек исчезло слово жид, не позоря слово человек". Наверное, он просто не понимал, о чём пишет, и, очень надеюсь, что не подразумевал исчезновения этого слова вместе с его носителями. Чёрт его знает, но ни про кого другого такого не накропают, - сказал Леонид. -Да? - удивилась Анджела, - А я других языков не знаю, только русский и украинский. Не учёная я, но читать очень люблю. Все книжки с городской библиотеки перечитала. Ну, разве это жизнь? 50-60 рублей в месяц платим только за свет, а у меня пенсия по инвалидности и то не с детства как мне положено. Мужик работает мусорщиком, целыми днями пашет, а всё еле-еле сводим концы с концами и живём в этом погребе. А кто у тебя жена? - обернулась Анджела к Аркадию. -Еврейка. -Еврейка?! Не может быть. Чего же она такая противная? Я-то думала, она - русская. Вот уж не врут люди, что евреи очень разные бывают. Твоя жена, например. Ну, приходите к нам ещё раз, - засуетилась Анджела по окончании программы "Время", увидев на экране мелькание титров следующей серии, - Я бы вас с удовольствием оставила у себя, но сами видите какие у нас условия. Я гостей очень люблю, но разве здесь можно кого-нибудь принимать? Уж извините, что мы так живём. -Леонид уже был у папы: его теперь трудно чем-нибудь удивить, - встал Аркадий. Под первые звуки увертюры начинающегося фильма Аркадий и Леонид покинули запрещённый для проживания полуподвал и, сопровождаемые подзаборным лаем собак, передающих их одна другой по эстафете, одинокими путниками пустынной улочки пошли к троллейбусной остановке. Для этого времени года тёплый вечер умиротворённо затихал, бесшумно стекая с узеньких, старых переулков и улочек на широкие, современные проспекты древнего города. -Зайдём к Сашке. Я с ним договорился пофотографировать синагогу и кладбище. Не отказался бы. Это его мать приходила к папе. Запретит, как пить дать, - сплюнул Аркадий. Деревянная лестница на второй и последний этаж упиралась в небольшую веранду. На стук Аркадия в окне рядом мелькнуло женское лицо, потом - мужское, затем - старушечье и всё стихло. -Похоже, заснули или золото прячут, - предположил Леонид. Выждав время, сверхдостаточное, чтобы не только открыть дверь, но и наполовину сделать её, Аркадий постучал ещё раз. Последовательность появления картин повторилась с увеличенной скоростью, что, однако не помешало, даже при недостатке света, заметить испуг на выглядывающих лицах. Вслед за тем, давая безбилетным зрителям понять, что представление окончено и пора расходиться по домам, чья-то рука судорожным движением задёрнула окно ширмой, за которой вдруг зазвучали голоса. Приятный баритон сказал: "Сейчас". Скрипучее, дрожащее меццо-сопрано испуганно взвизгнуло: "Дурак! Зачем?" И опять всё стихло. -Боятся обыска и осложнений с очень компетентными органами, - усмехнулся Леонид. -Что за чёрт?! - воскликнул Аркадий и почти со всей силы ударил кулаком по перилам крыльца. После нескольких минут абсолютной тишины на веранде вдруг вспыхнул свет, дверь широко распахнулась, Аркадий решительно шагнул внутрь и, с завораживающе-интригующим стуком поймавшего жертву капкана, дверь захлопнулась. Будто в театре теней два склонившихся друг к другу силуэта на экране-занавеске горячо зашептали дуэтом, оборвавшимся новым трагическим молчанием. Затем, как от сработавшего фотоэлемента, вход раскрылся и перед Леонидом и гробовой голос утробно произнёс: "Проходите". Не пропущенные дальше холодной веранды, стеснённые столом и холодильником, молодые люди образовали треугольник, в основании которого стояли Аркадий и Леонид, а в вершине - высокий, крепко сбитый, плечистый до косой сажени молодой человек со светло-русыми, слегка вьющимися волосами и маленьким, узеньким носиком, вздыбленным небольшой горбинкой. Его бледность, пляска огоньков беспокойства в серых, бегающих глазках, суета рук, ищущих место, куда бы им приткнуться, переминание с ноги на ногу обращали на себя внимание даже освещённые маломощной лампочкой. Он напоминал окончательно теряющего самообладание слабонервного абитуриента перед решающим экзаменом, успешное прохождение которого открывало заветные, долгожданно-судьбоносные двери, а очень вероятная неудача - вдребезги разбивала годами лелеянные чаяния. -А зачем вам снимать еврейское кладбище? - резко и агрессивно атаковал Леонида прикрывающий всем своим могучим телом дверь в жилое помещение Саша. -Я собираю фотографии мест, имеющих отношение к евреям; не только кладбища, но и всего остального связанного с евреями. Кроме того, я не уверен, не исчезнет ли в достаточно близком будущем это кладбище с лица земли. Потому пусть останутся хотя бы фотографии, всё-таки память, в старом значении этого слова… -Ты приехал в Чернигов только для этого? - скептически осклабившись, переходя на "ты" и строя всё понимающее выражение лица, перебил гостя хозяин. -Нет, главное моё задание завербовать всех в Мосад (одна из израильских разведок), ЦРУ, ФБР и Сигуранцу, - очень захотел ответить Леонид, но сдержался, - Нет, я так же разговариваю с пережившими Катастрофу или свидетелями её, которые могут хоть что-то рассказать об уничтожении немцами евреев. -Ну, как же, как же, сочиняй. Это мы, видать, можем. Только и мы пусть и провинция, да тоже не совсем лыком шиты и... - вальяжно подбоченившись, усмехнулся Саша, несколько успокаиваясь. -Его мать ходила к моему папе, - помешав хозяину сказать ещё что-то, насмешливо зачастил Аркадий, - Саша рассказал ей, что мы хотим пофотографировать еврейские места, вот она и засуетилась. В этот момент дверь приоткрылась, в щель выглянуло бледное лицо женщины средних лет в обрамлении копны седых волос, и вырвались слова, простой смысл которых не имел ничего общего с эмоциональностью их звучания: "Саша! Ну, ты будешь смотреть фильм?" -Да, ладно, сейчас, - отмахнулся сын от матери, как от назойливой мухи. Испуганные женские глазки шмыгнули по Леониду и дверь шумно хрястнула. -Не хочешь, не говори. Да тебе, ведь, и нельзя говорить, зачем ты сюда приехал. Но я боюсь, что это можно будет использовать в клеветнических, провокационных, антисоветских целях, - чуть подрагивающим голосом провозгласил молодой человек. -В каких, каких целях? - запрокинул голову Леонид. -Да! Фотографии старого еврейского кладбища можно использовать в клеветнических, провокационных и значит антисоветских целях, - уже спокойнее, твёрже, с вырастающим откуда-то из глубин мозга осознанием своей правоты, повторил Саша, чеканя последние слова. -В таком случае, объясни мне, пожалуйста, тёмному, каким это таким хитрым образом? Саша радостно ухмыльнулся: «Всё очень просто. Фотографии можно отдать кому надо, - он сделал резкое ударение на последнем слове, - На капиталистический Запад и они поднимут вой об антисемитизме в СССР. -А ты считаешь, что антисемитизма в СССР нет? - спросил Аркадий. -Конечно, есть бытовой, естественно, - легко и даже с некоторым облегчением закивал головой Саша, всем своим видом показывая, что теперь он попал в хорошо знакомый ему мир, - Об этом и говорить нечего. Но я считаю, что - это личное дело каждого, а не Запада. Лично я сам разбираюсь с антисемитами, - в подтверждение своих слов молодой человек сжал кулаки и расправил могучие плечи. -Со всеми не разберёшься, устанешь, - насмешливо бросил Аркадий. -Не так-то их и много,- буркнул хозяин, - Ко мне, лично, все очень хорошо относятся: и на работе, и во Дворце пионеров, где я веду фото-кружок и в армии хорошо относились. Встречаются отдельные негодяи... -То, что ты так боишься сфотографировать еврейское кладбище тоже показатель, - бросил Леонид. -Боишься, - насупился Саша, - И, кроме того, там часть разрушена. Скажут, что в Советском Союзе разбивают еврейские кладбища... -Но оно же, и впрямь, здорово разрушено, - прервал его Аркадий. -А откуда ты знаешь, какое оно? Ходишь туда что ли? - оживился Леонид. Саша нервно передёрнул плечами. -А нехорошо, получается, ой, как нехорошо-то, как бы чего не вышло. Хоть и кладбище, а еврейское всё же... -Еврейского я ничего не знаю, - перебил хозяин Леонида и покрутил головой. - Живём как все. -Только всё равно не как все, они - русские или украинцы, а мы - евреи, - ввернул Аркадий. -Саша, ну, ты будешь смотреть кино! Фильм ведь кончится, - истошно закричали за дверью. -Откуда ты всё-таки знаешь, что кладбище разрушено? Уж не интересуешься ли тайно? - чуть усмехнулся Леонид. -Я не делаю ничего тайного, - сердито пробурчал Саша, - Я всё-таки, действительно, не понимаю, ну, зачем нужно фотографировать старое еврейское кладбище? Кому оно нужно? Какая от этого польза? - молодой человек пожал плечами и глубоко засунул руки в карманы брюк, как бы спрятав их от гостей. -Какая польза? Пользительная польза, в рублях измеряется. А какой вред? Что за криминал, если евреи снимают еврейское кладбище, где наверняка, лежат кости и их предков? - спросил Леонид. Саша угрюмо насупился. -В конце концов, если ты так обеспокоен, то можешь фотографировать лишь целые памятники, - Леонид внимательно взглянул на хозяина, -Знаешь, чего греха таить, наверное тебе, на самом деле, лучше не фотографировать ничего связанного с евреями, если ты так боишься. -Нет, я не боюсь, но у меня реальное жизненное направление. Я живу реальной жизнью, а вас, - Саша кивнул головой в сторону Аркадия и Леонида, - Я просто не понимаю. -В Москве открыли еврейский музей и еврейскую библиотеку. Возможно, подойдут фотографии и нашего кладбища. Может быть, когда-нибудь устроят выставку. Кроме того, в Израиле есть музей диаспоры, где собирают материалы про все еврейские общины стран рассеяния и музей Катастрофы... - сказал Аркадий, но был остановлен на полуслове. Резко распахнув дверь, из комнаты вырвалась взлохмаченная, седая старушка с трясущейся головой и конечностями. -Ненавижу! Ненавижу этих фашистов! Они есть фашисты, эти ваши жиды израильские! Они детей убивают арабских! Ненавижу! Из-за них нам плохо здесь. Из-за них относятся к нам тут так плохо. Пока их не было, к нам относились все хорошо. Говорили, что среди евреев нет бандитов. Есть! В 23 году чекисты взяли еврея-бандита, который убивал и грабил евреев. И так же ваши сионисты проклятые! Не отравляйте нам жизнь. Это есть наша Родина, и мы любим её очень, - с неистребимым акцентом человека, родной язык которого идиш, не переводя дух, выпалила старая женщина. -Уйди, баба Сара, - поморщился внук и довольно бесцеремонно затолкал возбуждённую старушку назад в комнату. Наступило неловкое молчание. Почти одновременно хозяин и гости переступили с ноги на ногу. -Я не одобряю политику Израиля ни в Ливане, ни на оккупированных арабских территориях, а так же внутреннюю политику нарушения прав человека и подавления арабской культуры... – сосредоточенно серьёзно, видимо вспомнив одно из выступлений на политзанятиях, произнёс, как прочитал тезисы доклада молодой человек. -Про подавление арабской культуры - это здорово, - не выдержал Леонид, прерывая монолог Саши, - А здесь нет нарушений прав человека? Хотя бы еврея, который боится произнести это признанное мало приличным и не одобряемое власть предержащими слово? -Ох, ты, Боже мой! Да что же это! – подняв визготню, взвыли за дверью. -Это и есть провокация, - опять гордо распрямил свои и так не узкие плечи Саша. -Провокация, провокация, получаешь ассигнация, - тихонько пропел Леонид. -Ну, ты прав - живи, как все. У тебя первая жена была русская и ребёнок - русский и вторая - будет русская. Живи как все, то есть не евреем, - вставил Аркадий. -Если позволят, конечно - ввернул Леонид. -Откуда ты знаешь, кто будет моя вторая жена? - буркнул Саша. -Ну, на худой конец, украинка. И верно, чего тебе не хватает, - зачастил Аркадий. -Я придерживаюсь реальной жизненной линии. Я одобряю политику партии... -А правительства? - ввернул Леонид. -Ничего смешного я здесь не вижу. Я работаю, учу детей в фото-кружке. Я учу их, что есть вещи, которые фотографировать нельзя. -Какие, например? - спросил Леонид. -Нельзя фотографировать порнографию, секретные объекты... -Еврейское кладбище и бывшая синагога - это порнография или секретные объекты? – хмыкнул Леонид. Саша кисло улыбнулся. -А если бы это было русское или армянское, или татарское кладбище - их можно? Только еврейское нельзя? – передёрнул плечами Леонид. возврат к началу. |