Встречи.
Главная страница

Синее и Белое. Первая страница

-11-

Кончался один из первых дней последнего зимнего месяца. Почти по-весеннему яркое солнце перетопило скудный уличный снег в мелкие лужицы. Но лишь стемнело, мороз ожил, полетели колючие снежинки и заскользили ноги прохожих по слегка припорошённому гололёду.

Аркадий и Леонид ждали троллейбус на центральной улице. Неожиданно Аркадия окликнула невысокая, в 2,5 - 3 его объёма женщина, по мнению Леонида, одетая безвкусно. Она подошла к нему и, по-хозяйски поправляя воротник его пальто, заботливо спросила: "Что же ты, горе моё луковое, без шарфа?"

-Да я думал тепло, - как нашкодивший и на месте преступления схваченный школьник суматошно задёргался Аркадий, взглянув на свою тощую, голую грудь в разрезе пальто, пиджака и расстёгнутой рубашки.

-Хоть пуговицы застегни, чудо ты моё водяное, - любовно-покровительственно произнесла Люба, немедленно принимаясь за дело. Ловкими, быстрыми движениями пытаясь привести в порядок весьма растрёпанное одеяние супруга, она, как бы, между прочим, спросила: "Ты почему вчера и сегодня на работе не был?"

-Это мой знакомый, Леонид, - представил попутчика Аркадий, пропуская вопрос жены мимо ушей, - Про которого я тебе говорил.

-Из Москвы, - даже не скосила Люба глаза в сторону столичного гостя, но в упор, глядя на мужа, продолжила, - К тебе вчера ещё один приходил.

-А ты откуда знаешь? - испуганно всполошился Аркадий.

-Я всё знаю. Он с утра с мамой говорил, а потом к твоему отцу пошёл, - на этот раз Люба чуть повела глазами в сторону Леонида.

-Да, да, - зачастил Аркадий, - Вчера Борис приезжал, потому я и взял отгул, а сегодня Леонид приехал.

-Ну, ты деятель. А для чего тот приезжал?

-Борис мне марки продал.

-Какие ещё марки?

Аркадий понял, что сболтнул лишнее: "Ну, хорошие. Я хоть и не люблю таких дел, но потом продам их за те же деньги".

-Это ты-то!? Известный купец, - усмехнулась Люба.

-Ну, человеку нужны были, - суетился Аркадий, - Я пойду к Семёну и поменяюсь. Я в накладе не останусь.

-Ты хоть знаешь, кто это был?

-Он меня знает. Он от общих знакомых.

-Ну, ты, деловой, сил нет. У нас на работе такой анекдот рассказали. Звонят в дверь: "Вам гречка нужна?" "Да". "Дайте 30 рублей и мешок". Дали. Ждут, ждут ни того, ни другого, ни третьего. Так и ты. Ну, и находят же они, - на этот раз Люба опасливо вызывающе посмотрела на одного из "них", закончив осмотр неодобрительным покачиванием головы.

-Ладно тебе, не убудет, - насупился Аркадий. - Конечно, я не люблю, но еврею помочь, приехал ведь.

-Да уж. А сейчас куда?

-К Анджеле. Леонид собирает, ну, я говорил тебе, сведения о войне, как евреев убивали, а её немцы жгли. Она о войне расскажет.

-Когда тебя ждать?

-Завтра. С утра мы к Вале сходим: её муж тоже кое-что знает. Потом к Гончару. Потом Леонид уезжает, а я с хлопцами - в парную.

-Вечером. В девять. Может - в полдесятого. А может - в десять. Как и следовало ожидать: "До свидания" Леонида осталось безответным, тем более, что перед длительной разлукой, вновь приглаживая ладонями воротник пальто мужа, Люба приговаривала: "Что же ты все-таки, недотёпа, без шарфа ходишь, и пуговицы не пришиты".

-Ладно, - вздохнул Аркадий, когда они остались одни, - Чёрт с ними, с деньгами, может быть и не жалко. Обидно, если, правда, будут смеяться: "Вот, дурачка нашли". Хотя марки, наверное, стоят эту цену. Ну, может быть, чуть меньше.

Узенькая, тёмненькая, кривенькая, одноэтажненькая улочка - одни заборы и выглядывающие над ними крыши - привела Аркадия и Леонида к строению с наполовину утопленными в землю, забитыми щитами окнами полуподвала и с колоннообразными столбами, поддерживающими лестницу, ведущую на первый этаж, вырастающий до уровня соседских труб.

На стук в дверь под лестницей выглянула высокая, полная особа в очках и со словами: "Быстрее, быстрее - тепло выходит", - увлекла гостей через пустой коридорчик и заваленную различным хламом кладовку в прямоугольную комнатку с глубокой нишей для окна, освещённую одной лампочкой, свисающей с потолка на изогнутом проводе.

На кровати, заполняющей один из тупиков этого чулана, лежал врастяжку мужчина в тёплом, полинявшем нижнем белье белёсо-голубоватого цвета. К противоположной стенке прислонялся старомодный буфет. В центре стояло несколько стульев, заваленных разнообразнейшими вещами: от детских ползунков до интимных предметов женского туалета.

Хозяйка - женщина лет 50, с изуродованной послеожоговым рубцом левой половиной лица села рядом с мужем и жадно прильнула взором к цветному телевизору, занимавшему почётное, возвышенное положение на длинном столе, примыкавшем к двери. Не отрываясь от экрана, она попросила гостей подождать несколько минут до конца очередной серии героически-детективной эпопеи.

Лишь подаренный программой "Время" антракт смог на полчаса отвлечь Анжелу от дарующего радость экрана.

-Я очень люблю людей, - заявила она, встала с кровати, перелила воду из ведра в кастрюлю и опустила в неё кипятильник, - Ну, как здесь принимать гостей? Горсовет запретил жить в подвальных и полуподвальных помещениях, поэтому во время ремонта дома отсюда выбросили отопление, газовую плитку и отрезали электричество. Спасибо, зять провод провёл. Ведь мы должны всё время держать включённым обогреватель. Сейчас хорошо, не холодно, но в нашем погребе всё равно без тёплой одежды не обойтись, а когда были морозы - страшно вспомнить. А где принимает Горбачёв? - неожиданным вопросом закончила она свой монолог.

-Я у него ни разу не был. Если он вообще принимает простых граждан, то это можно выяснить в приёмной ЦК, - ответил Леонид.

-Я уже была в Комитете защиты женщин, у Громыко была. Все заявления переслали для решения местным органам.

Неужели вас принял сам Громыко? - удивился Леонид.

-Нет, в тот день он был занят, его заместитель принял. Но уж сейчас я дойду до самого Михаила Сергеевича. Должен же кто-то решить. Ну, разве можно так жить? Я по 50-60 рублей в месяц плачу за электричество. Уже полгода мучаемся. У нас комната наверху, но там прописано пять человек: дочь, её муж, ребёнок и мы с мужем.

Анджела заварила чай, разлила его по кружкам, предложила гостям и вновь заняла своё место на кровати.

-Спать на полу я не могу. Дети взрослые: мы стесняемся, они стесняются, - с этими словами Анджела ударила локтём лежащего за ней мужчину и повернулась к нему, - Ну-ка, Сашка, перестань! Совсем обалдел что-ли?

В лице Сашки - человека лет 55 - не дрогнула ни одна жилочка, лишь руки с пышных форм жены соскользнули на полинявшие кальсоны. Зато Анджела тяжело вздохнула: "Разве это жизнь? Плитки нет. Должны ходить в столовую. Тоже в копеечку выходит, а я - инвалид с детства, хотя и работала. Потом всё-таки получила инвалидность по нервам, а с детства - не признали... "

Уловив удобный момент, Аркадий заметил; "Анджела, мы, собственно, пришли послушать про оккупацию".

-Ну, что я могу рассказать, ведь родилась я в 40? О первых двух годах знаю лишь с чужих слов. Но с трёх лет я уже многое помню. В 41 году, когда немцы заняли Чернигов, всю нашу семью спрятали в подвале своего дома украинцы Шестак. Мою бабушку тоже спрятали какие-то украинцы. Очень жаль, что я не знаю их фамилии. Так мы и жили вчетвером в подвале: мама, папа, моя сестра 37 года и я. Моё первое воспоминание 43 года - это гул канонады. Поначалу было очень страшно и противно, а потом ничего, привыкаешь и даже перестаёшь обращать внимание, как будто бы, так и надо. Человек ко всему привыкает. В 43 году мама была беременная третьим ребёнком. Однажды она, сестра и я вышли подышать воздухом. Если бы вы знали, как тяжело целыми днями сидеть в погребе! Как невыносимо скучно и противно! Зато когда выйдешь, так радостно от неба, от солнышка, от ветерка, от каждой травинки. Об этом и в книжках пишут. Вышли мы погулять и вдруг у мамы начались схватки. Её и старшую сестру куда-то отвели, наверное, в другой подвал, подальше, а про меня, в суматохе, все забыли. Я осталась одна и вышла со двора на улицу. В это время мимо нашего дома проходил немец. Он обратил внимание на чёрненькую, кучерявенькую девочку совершенно нерусской внешности. Немец схватил меня и как закричит по-русски: "Где твой мамка?" Я заплакала. Он ударил меня по голове и опять как закричит: "Где твой мамка?" Я заревела ещё сильнее. И тогда немец поднял меня на руки, поднёс к горящему костру (уж и не знаю, для чего его зажгли), начал совать меня в этот костёр и всё приговаривал: "Где твой мамка?"

Анджела замолчала и в подтверждение своих слов указала на изуродованную щеку, оттянула кофту вверх: кожа шеи и груди тоже хранила воспоминания о каких-то страшных, связанных с огнём событиях давно минувших дней.

-Он спалил бы меня совсем, если бы не партизаны: как раз в это время они напали на Чернигов. Началась стрельба, крики, гвалт. Немец меня не дожарил, а лишь покалечил и сам убежал. Партизаны устроили меня в госпиталь. Я выжила, а метка осталась на всю жизнь. Такой и в гроб положат.

Анджела сделала несколько глотков чая.

-Мама благополучно родила в подвале девочку, в 46 году - уже в роддоме - мальчика, а в 48 они с отцом разошлись. Он тогда работал извозчиком, возил хлеб. Зарабатывал хорошо, но маме ни копейки не отдавал: всё пропивал и тратил на блядей. Маме это надоело, и она решила: уж лучше быть одной с четырьмя детьми, чем с таким мужем. Так она нас одна и вырастила. Кроме меня все образованными людьми стали, институты покончали. А у меня после ожога - нервы. Мама то время вспоминать совсем не может, особенно при мне. Скажет два слова и заплачет. У неё сразу же начинает болеть сердце. Она себя обвиняет в том, что я такая. Если бы меня тогда не забыли, я была бы другая, нормальная, институт бы кончила, а то сижу как чумичка в этом противном подвале с этим вот... - Анджела махнула рукой на не реагирующее на внешние воздействия тело мужчины в кальсонах, чей невозмутимо-безучастный взгляд был устремлён в сторону телевизора. Хозяин полуподвала ничем не выдал, что обратил хоть какое-то внимание на появление поблизости двух посторонних субъектов, интересующихся не совсем обычными материями.

-И сестра не любит говорить о том времени. А если и вспомнит что, тоже тут же заплачет.

Анджела замолчала, внимательно посмотрела на Леонида и спросила: "А почему вы, собственно говоря, интересуетесь евреями?"

-Ну, должен же кто-то интересоваться и евреями, тем более, что они ещё остались, пусть и совсем немного. Кроме того, многие мои родственники были убиты немцами на Украине. Вот я и хочу узнать о том времени, пока ещё есть люди, которые могут хоть что-то рассказать...

-Да, евреями никто не интересуется, - перебила гостя Анджела, - Вы правы, сейчас и осталось-то их совсем мало. Я помню, после войны почти во всех магазинах работали евреи, а сейчас и нет никого. Куда подевались?

-Смешались, - ответил Аркадий, - Вот у тебя муж кто?

-Хохол. И у всех наших мужья и жена у брата не евреи: русские, украинцы, поляк. Интернационал. Лишь евреев нет, и не будет уже никогда, - повела головой Анджела.

-Конечно, если один из родителей не еврей, то уж ясно, что детей запишут не евреями. Как Ася, например, - выпалил Аркадий.

Анджела отпила из кружки: «А какая это Ася?»

-Да та, что живёт возле меня. Чуть что она кричит: "Моя дочь - украинка и никакого отношения к евреям не имеет".

возврат к началу.