Встречи.
Главная страница

Синее и Белое. Первая страница

-1-

Закрытое, никто точно и не помнил, сколько лет тому назад, поглощённое быстро растущим городом, окружившим его высоким бетонным забором, еврейское кладбище - последнее еврейское место ещё оставленное, по недосмотру, наверное, в городе Чернигове к началу эпохи "Перестройки и Гласности" - замерло в томительно-мучительном ожидании грядущих перемен.

Мутный день начала февраля. Гнетущая тишина раннего утра царства вечного покоя. Снег то идёт, то перестаёт, то лениво кружат одинокие жирные снежинки, не спеша планируя на землю. От холодных порывов влажного ветра разлапистые, голые скелеты старых деревьев потряхивают озябшими ветками и укоризненно покачивают головками верхушек.

Устрашающе неожиданно вырастая между могил, резким диссонансом режет глаз прикрытая снежным покрывалом, как саваном, громадная туша мощного экскаватора. Поджидая новый рабочий день, незваный гость неуклюже застыл над зияющей траншеей, которой уже успел вспороть самый древний угол города мёртвых, где, похоже, временем, разрушено несколько дореволюционных надгробий.

Сокращая расстояние между прилегающими к кладбищу улицами, протоптанная в снегу тропинка почти прямой линией пронзает безлюдное, обделённое человеческим теплом пространство. Равнодушно пробегая мимо чуждых могил, следы не сворачивают ни к одной из них.

Застывшие иврит и «Маген давиды» (шестиконечные звёзды Давида) "доисторических" памятников грустно-растерянно глядят через неширокую аллейку на странные обелиски, которых лишили "лашон койдеш" (святого языка – иврита, идиш), семисвечников (один из главных еврейских символ) и шестиконечных звёзд, наградив взамен русскими надписями. Последние материальные напоминания о черниговских евреях скрывают останки людей большинство потомков, которых, за некоторым исключением, покоятся в безымянных братских могилах 1941 года. Считанные же случайно уцелевшие далеко отброшены от своих корней и рассеиваются всё дальше и дальше, как яблоки от стёртой с лица земли испепеляющим ураганом яблони.

Исключения из этого правила в то время были так малочисленны, что, действительно, лишь подтверждали его. Один из последних могикан исчезнувшей черниговской еврейской общины - невысокий, узколицый, кареглазый, брюнет с первой сединой и намёком на лысину - Аркадий - говорит с лёгким украинским выговором. Его в основном плавное повествование время от времени прерывается выпускаемой сливающейся в единый поток очередью из плохо различимых звуков, среди которых, иной раз трудно уловить не только мысль, но и отдельные слова.

Спутник Аркадия - Леонид - невысокий человек лет 30 с небольшой каштановой бородкой клинышком в коричневом осеннем пальто и вязанной спортивной шапочке.

Показывая интересные памятники и пытаясь разобрать их полустёртые надписи, Аркадий рассказывает о себе: "О том, что я - еврей, а не русский и не украинец я узнал лет в шесть во время ссоры с соседом-первоклассником. Уж и не помню за что, но только он кричал мне во весь двор: "Жид пархатый”. Через некоторое время я узнал, что евреи от не евреев отличаются фамилиями, непонятным языком (папа и мама изредка говорили странные мне слова), мацой, которую привозили, наверное, из Киева, на пасху и вкусной "гефелте фиш" (фаршированная рыба). Было мне лет 12, когда папа купил "Спидолу", я начал ловить музыку, и нарвался на "Кол Исраэль" на русском языке.

-«Хевейну ша-а-лом алейхем» (еврейская песня) - пропел Леонид.

-Ага, - кивнул Аркадий, - Когда я услышал, что где-то есть еврейское государство, то сначала я просто-напросто не мог в это поверить, а потом загорелся желанием узнать о нём как можно больше. Но впустую, как говорится, везде и всюду меня отшивали. Спросил я, прежде всего, в школе...

-Ну, ты даёшь - из молодых, да ранний, - внимательнейшим образом окинул Леонид попутчика с ног до головы, - Ты хоть помнишь выражение лица учительницы, когда она услышала твой вопрос?

-Знаешь, если честно, то забыл, - склонил Аркадий голову набок.

-Зато я просто вижу и слышу эту картину соцсюрреалиэма: простой софейский школьник с не очень приличной фамилией Коган в школьной форме, правда, довольно помятой, но с пионерским красным галстуком, тоже давно не глаженным, спрашивает простую советскую училку про Изра'иль. Работник просвещения, как пить дать, скорчила такую физиомордию, как будто бы она села на гвоздь. Любой другой на твоём месте не забыл бы до гробовой доски её выражение лица. И затем строгим-строгим голосом, как умеют говорить только учителя, отчего у тебя должны были затрястись все поджилки, произнесла, как поскребла гвоздём по стеклу. Что советский человек, дескать, в детстве должен быть октябрёнком, потом пионером, в юности - комсомольцем, а когда станет взрослым и если будет достоин, то и членом... нашей любимой партии - организатора всех и всяческих наших побед. Отсюда, значит, следует, что по убеждениям советский человек обязан быть интер... националистом до мозга костей, а то и глыбже и активным борцом против всех человеконенавистнических теорий расизма, сионизма и фашизма. А сверх того, всегда помнить, что всякая религия, включая и выключая, в особенности иудаизм, есть опиум для любого народа безо всякого исключения, - тут она замолчала и, снизив голос до зловещего шёпота, добавила, - евреев. Кроме того, несмотря, мол, на национальность и народность (у нас, значит, все равны). Советский человек не должен иметь ничего общего с буржуазным, агрессивным, расистским государством, безжалостно угнетающим арабов. Чтобы понять, как жить и стать достойным гражданином нашего великого государства иди-ка лучше, дружок, учи домашние задания. Обрати, при этом, особое внимание на обществоведение и все поймёшь, что по чём. Странно всё-таки, почему ты всё забыл?

-Понимаешь, не знаю. Может быть, ты и прав, - зачастил Аркадий.

-А если и не прав, то тоже ничего страшного, Б-г простит, - усмехнулся Леонид.

-Ну, значит, получил я такой поворот от ворот, и оббежал все городские библиотеки. Там мне смогли дать...

-Лишь одни атеистические, антииудаистские и антисионистские книги - ввернул Леонид, - Из которых, и ежу понятно, следовало, что иудаизм, евреи и Израиль, в особенности, нечто чрезвычайно распаскудное.

Аркадий кивнул головой: "Я попытался спрашивать у взрослых - родственников и знакомых, но они все сходу обрывали разговор на эту тему и тоже советовали лучше учить уроки, а не приставать к ним с дурацкими и вредными вопросами. Только папа рассказывал всё, что знал сам, к сожалению, не очень-то много, а прямо сказать мало, как кот наплакал, да израильский эфир, он-то по большей части, и снабжал меня еврейскими знаниями.

-М-да, "разговор на эту тему портит нервную систему", даже самую крепкую, - проговорил Леонид.

-А правда, что песня "Кахоль вэ лаван" (Синее и Белое), которая стала как бы гимном советского еврейства, написана в СССР прямо-таки сразу же на древнееврейском языке? - обернулся Аркадий к попутчику.

-Говорят, что, правда. Много чудес происходит на нашей славной Родине.

Молодые люди медленно пробирались между занесёнными снегом могилами забытого всеми уголка иного мира. Время от времени под ногами жалобно и хрустко поскрипывали хрупкие, легко ломающиеся веточки.

-Как старые кости, - подумал Леонид.

-Вон - указал Аркадий на необычное надгробие в виде раскрытой книги.

-Сосуд скудельный. Кем-то написано, кем-то прочитано, и всё, и текст уже забыт и навсегда утерян. Прав Хайям: "И никто не сказал мне, зачем я рождён и зачем второпях моя жизнь уничтожена", - поправил шапочку Леонид.

Несколько минут они шли молча, рассматривая памятники по сторонам.

-Эх, - горько вздохнул Аркадий, - Наверное, один я такой урод уродился: не живётся спокойно, мешает что-то. Скажу честно, я даже не знаю, было ли мне плохо, что я - еврей?

-Каков вопрос - таков ответ, - хмыкнул Леонид.

-Может быть, когда после 8 класса я надумал поступать в 5 училище. Оно было недалеко от нашего дома. До войны его называли "Юный пролетарий" и учились там дети еврейской бедноты, конечно - на идиш. И финансировал его Джойнт (еврейская организация). Мой папа его закончил после 8 класса еврейской школы и потом всю жизнь до самой пенсии, с одним перерывом на войну, проработал слесарем...

--Что-то будет над нашими могилами? - проговорил Леонид.

Аркадий печально улыбнулся: "Жалко, что ушла молодость. Как далеко молодые годы, безмятежное время...

-"За мгновеньем мгновенье и жизнь", - опять вспомнил Леонид Хайяма.

-Да. То лето было хорошее. Вступительные экзамены в училище не сдают, поэтому почти всё время я проходил с друзьями на пляж и проторчал там с ними целыми днями до самого вечера. Так продолжалось аж до 2 сентября. Когда нужно было фотографироваться для поступления в училище, мама мне сказала, чтобы я пошёл сфотографироваться на базар: там работал в маленькой мастерской старый еврей, её бывший земляк. Фотограф меня сфотографировал и спросил: "Для чего?" Я ответил: "Буду поступать в 5 училище". Он и говорит: "Ты скажи твоему дяде, - мой дядя в то время был директором кирпичного завода, - пусть он поговорит о тебе с директором училища, чтобы тебя приняли". Я передал разговор маме. Мы подумали и решили дяде ничего не говорить: не об институте же речь.

Аркадий указал в сторону одного из старых надгробий: "Кто и прочитает у нас теперь эти древнееврейские надписи. А пройдёт ещё немного времени, что со всем этим будет? Никто и не узнает, что они древнееврейские".

-От нас зависит - узнают или не узнают, - бросил Леонид.

-Приятно всё-таки, что я теперь хоть буквы древнееврейские могу различить: это - алеф, это - тав... Не так уж много, совсем даже мало наших евреев смогут это.

-Ну, и что же с твоим училищем? - спросил Леонид.

-Я хотел поступить на специальность "помощник машиниста". Написал заявление. Но в приёмной комиссии, уж и не знаю почему, мне велели переписать его на слесаря промышленной вентиляции. Как приказали, так и безо всякой обиды сделал. Однако через несколько дней нам позвонили домой с училища и сказали, чтобы я срочно пришёл в учебную часть. Оказалось, что почему-то нельзя и на эту специальность. Папа посоветовал переписать заявление на сантехника. В училище меня всё равно не приняли. Уж и не помню точно, как они сказали, а я подумал, что из-за 4 по поведению: мне её поставили за разговоры на уроках. Но немного попозже моя мама случайно встретила того фотографа, и он объяснил ей, что в 5 училище евреев стараются не брать.

-"... Я другой такой страны не знаю"... Ну, кто бы мог подумать, что даже в училище, пусть и под нумером 5, тоже важен 5 параграф, - пожал плечами Леонид, - Вот где нам посчастливилось родиться.

-Правда, я не обратил на слова фотографа особого внимания, да может и поверить в это просто не мог, да оно и было мне как-то безразлично. Я уже работал тогда на заводе учеником слесаря, - равнодушно махнул рукой Аркадий и, неожиданно ускорив шаг, продолжил, - На днях я договорился с одним хлопцем всё пофотографировать: и здесь, и бывшую синагогу, и бывший еврейский клуб, и могилу, где евреев свалили в 41.

возврат к началу.