|
Встречи.
Короткие зарисовки. Первая страница.
|
Шошана Шошана по-еврейски роза. Не знаю, была ли Шошана в юности похожа на цветок, но в свои 56 лет она выглядит, мягко говоря, не самым лучшим образом. -Надо надеяться. Я должна сделать всё возможное. Я старюсь помогать детям, - поправила она тёплую шапочку на своей лысой голове - последствия химиотерапии, зачерпнула из кастрюли ложкой картофельное пюре, положила его в кружок теста и слепила нечто вытянутое, чуть похожее на кораблик, - Дети и внуки любят мои пирожки. Я должна помогать невестке – она тяжело работает санитаркой в доме престарелых. Но хорошо, что работает – сейчас так плохо с рабочими местами. Говорит Шошана на правильном русском языке, хотя в семье они всё время переходят на свой родной кавказско-еврейский. Три месяца назад семейный врач послал её на профилактическую маммографию, на которой обнаружили рак груди. Через неделю Шошану прооперировали, а, получив результаты гистологии, срочно начали химиотерапию. Не успела она прийти в себя от химиотерапии, как её тут же направили в Тель-Авив на облучение. Шошана положила пирожок на противень, и приступила к новому. Затем встала, достала из сумки пачку сигарет и закурила. Она затягивалась, клала сигарету в пепельницу и делала новый пирожок. В столовую вышел муж Шошана – худой, седой, обросший мужчина в майке – Симанду. В отличие от жены он очень плохо говорит по-русски, предпочитая кавказский. Мужчина тоже закурил, сел на покрытый ковром диван, включил телевизор и настроил его на один из российских каналов. -Выйди с Линдой, - обратилась Шошана к супругу, кивнув на маленькую рыженькую собачку, - А то она опять наделает на балконе. Симанду помолчал, поигрался пультом дистанционного управления, выискивая в телевизоре что-то интересное, щёлкнул последний раз, выключая, надел аэродромную кавказскую фуражку и пошёл гулять с собакой. -Папа так просил свою маму мою бабушку поехать вместе с ним, когда уже стало ясно, что немцы возьмут Крым. Но она ни в какую: никто и не узнает, что мы - евреи, мы из Азербайджана. Тогда папа просил, чтобы она отпустила хотя бы двух его сестёр с мужьями и детьми, но бабушка и этого не разрешила. Шошана встала, прошлась по комнате, разминая затёкшие ноги, опять села и продолжила изготовление пирожков: «Папина двоюродная сестра приехала в Евпаторию за год до этого. Она никак не могла забеременеть, а папу в Евпатории все знали, в том числе и врачи. Вот он её и пригласил. Через год она уже забеременела. Папа хотел её забрать, но мама и её не отпустила. Так и она легла рядом с ними, когда у неё уже был ребёночек в животе, которого она так ждала. Их всех закопали живыми. Всех евреев Евпатории закапали живыми. Живыми. Их знали там. Бабушка не понимала, что такое немцы». В столовую вышел молодой человек в майке с трудом покрывающей выпирающее пузо – сын Шошаны - Менашер. Он пришёл утром с ночной смены и потому только сейчас проснулся. Менашер сел на недавно оставленный отцом диван и тоже закурил. -Надо поехать за мясом в Ор Акиву, - сказала Шошана сыну, - Юда звонил – им привезли свежее мясо. Мы покупаем раз в неделю, но хорошее – на желудке мы не экономим. -Хорошо, - кивнул молодой человек. -Я веду все финансовые дела семьи – никто из моих за 8 лет жизни в Израиле так и не научился выписывать чеки. Я тоже пишу сумму по-русски, но ведь это не имеет никакого значения. Мы недавно ездили на Родину. На обратном пути из Баку меня проверили таможенники. Чего они из всех проходящих по зелёной дорожке остановили только меня? А у меня был целый чемодан американских сигарет – в Израиле они очень дороги, а мы все курим, кроме невестки, которой я не разрешаю. Как я им не доказывала, что не на продажу, но они меня оштрафовали, да на такую сумму – 40 тысяч долларов. Мы вынуждены были продать машину. -Я пойду за детьми, а потом поеду за мясом, - встал Менашер. -Хорошо, - кивнула Шошана. -Таису, - позвал Менашер жену. Из спальни вышла чёрненькая, невысокая женщина с полугодовалым ребёнком на руках, - Помоги маме, а я поеду за мясом. -Последи за пирожками, я их поставила. Дети вернутся со школы голодные. Отсутствием аппетита у нас в семье никто не страдает, чтоб только все были здоровы, - говорит Шошана как всегда не спеша, размеренно и спокойно. - Менашер женился ещё там, в Баку. Она простая, скромная наша женщина. В Израиле у него глаза разгорелись - столько женщин, да ещё полуодетых, доступных. Но я ему сказала: «Ты взял её, она твоя жена и мать твоих детей и моих внуков, слава Б-гу, уже четверо. Я другой женщине в наш дом войти не дам». Шошана прошлась по столовой, взяла тряпку, вытерла пыль; в квартире всё блестело и стояло на своём месте. -Наша семья переехала в Евпаторию из Баку в 22 году. Папа был на руководящей работе, член партии. Его и послали на раскулачивание. Он таких раскулачивал, что слёзы просто. Вместе с ними плакал, но что он мог поделать, если партия решила, а у партии тогда была вся сила? Тех из раскулаченных, кто выжил, а точнее их внуков я встретила в восьмидесятые годы в Иркутске. Они были все такие обозлённые. Злость их переходит из поколения в поколение. Особенно они озлились, когда узнали, что мы - евреи. Они нас обвиняли во всём. Я стала бояться – моя девочка только родилась. Когда люди такие озлобленные, кто знает, что они могут сделать. Даже страшно подумать, узнай они, что мой папа участвовал в раскулачивании. Потому-то мы и вернулись в Баку. Мои дети выросли в Азербайджане. Я сейчас уже жалею об этом – всё-таки было бы лучше для них, если бы мы жили в России. Ну, да что делать, не дал Б-г. Шошана слепила последний пирожок, зажгла духовку и поставила в неё противень. -Папа всё время просыпался и спрашивал маму: «Что они все родились в один день? Почему же они все в один день и час умерли? Зачем я не настоял?» У нас, у кавказских евреев, и сейчас уважают родителей не как у ашкеназов 1, а уж в те годы и подавно. Как можно было ослушаться бабушку: родительское слово было законом. Но папа всё равно всё время себя ругал и обвинял, что не смог уговорить маму. Он ночами не спал. Уже моя мама перестала выдерживать: ну, сколько так можно. Вот он и сорвал себе сердце, оно не вынесло. Потому-то папа и умер молодым. Я уже старше его – он не дожил и до 52 лет. Первый инфаркт у него был в 38 лет, второй в 45. Сердце стало совсем слабым, он весь отёк. Последний инфаркт его добил. Мы в Союзе никогда не отмечали 8 мая – День Победы. Папа запретил. «Это не наш праздник, - говорил он, - Вся наша семья погибла, как мы можем праздновать? Всех положили в один день, да ещё живыми закопали». Мы каждый День Победы сидели дома, никуда не выходили. Для нас – это был день траура по семье. Даже, когда папа умер, мы продолжали не отмечать День Победы. Для нас это были только «слёзы на глазах». Шошана докурила одну сигарету и тут же взяла другую. «Я знаю, что мне нельзя курить, но ничего не могу поделать, это сильнее меня. Да и поздно, наверное. Хотя я стараюсь не думать. Очень часто получается. Как будет, так будет. Евреи так и говорят: «Если Б-г захочет». Менашер мой не самостоятельный. Наверное, я виновата – уж очень его опекала, дрожала над мальчиком, вот он вышел несамостоятельным. Умирать я не хочу, но смерти не боюсь – я своё уже прожила, но я прошу Его, чтобы Он захотел, так как мне ещё не только внуков поднимать надо, но и дочку. Это просто чудо. Не даром меня так и называли: "Божий человек". Я и правда, никому никогда никакого зла не только не делала, но и не желала, даже обидевшим меня. Б-г с ними. Я всегда старалась быть честной и чистой с людьми. Если я кого и обидела в жизни, то по незнанию только, но никогда по злобе. Тут уж такая моя особенность: я – резус отрицательная, а мой муж Симанду – резус положительный. Вот после рождения моего Менашера у меня было 6 мальчиков, которые умерли один за одним от резус конфликта. Им сразу же после родов обменивали кровь, да не помогло. Доченька моя родилась и смогла выжить только через 12 лет после рождения Менашера – ей обмен крови помог. А в 44 года, короче, когда мне сказали, что я беременная, то был уже 3 месяц. Я никогда не знала, беременна или нет. Так и на этот раз. Но и в 44 года я твёрдо решила: "Раз уж получилось, раз уж ребёночек во мне, то я его не убью – недаром его мне Всевышний посылает". Пусть некоторые надо мной и посмеивались: "Бабушка-роженица", - меня только этим не испугаешь, я вообще ничего не боюсь, а тем более, косых взглядов, да людских уколов. Сейчас-то я понимаю, что послал мне её Б-г, чтобы было для чего жить. Когда я заболела раком груди, то одно лишь меня испугало: "Кто вырастит доченьку?" Сейчас и этого не боюсь – знаю: я её выращу. Вот Б-г и дал мне силы вынести. Меня и прооперировали, и химию сделали, и облучают. Вот и сейчас вся ещё лысая. Но у меня есть для чего жить и выжить. Печальная, гнетущая тишина заплясала по квартире. -Папа вернулся после войны в Евпаторию. Нам вернули дом – его все знали и уважали. Выдала бабушку и всех наших одна русская семья – они позарились на их вещи и квартиру. Они не только наших выдали немцам, но и других евреев и не только евреев – русских они выдавали, за то, что те были коммунистами и ответственными работниками. Потому, когда советская власть вернулась, то все их дела выплыли, их судили, и они пропали. Но другие встречали папу и говорили: «Менашер Давидович, ваших так и вели туда». Сколько можно. Папа не смог этого вынести и сказал маме: «Хватит, уезжаем в Баку. Я не могу здесь жить. Мне здесь всё напоминает. Меня здесь камни жгут». Так мы туда и вернулись. Его в Баку тоже хорошо встретили. Но училась на экономиста я в Ленинграде. Только выйти замуж приехала на Родину: так папа хотел. Это была его посмертная воля. Он очень хотел увидеть моих внуков, но не дожил. Они с мамой потеряли троих детей. У первого мальчика оказалось два сердца, но он жил и был здоров, пока его кормилица не уронила, и он умер. Профессор, который его лечил, всё говорил: «Как же вы допустили, чтобы его уронили?» Представляете, когда ребёнок умирает оттого, что его роняют. Второй была девочка. Третьей тоже девочка. Папа так хотел мальчика. Он родился только пятым – весной 41 года. Опять у него было что-то с сердцем, и этот мальчик тоже умер. Я родилась восьмой, и опять девочкой. Моего сына я назвала в честь папы – Менашер. Но папа узнал об этом только там», - указательный палец Шошаны повернулся вверх. Шошана проверила готовность пирожков, чуть уменьшила температуру в духовке: «Я должна пройти 30 облучений. Меня после химиотерапии доктор тут же послала в Тель-Авив в «Ихилов» 2, на облучение. «Немедленно, Шошана, немедленно», - сказала она, потому что я не очень хотела. А в «Ихилове» меня два месяца мусолили. Опять послали на все анализы, обследования. «Я же только что делала компьютерную томографию», - говорю я им, а они ни в какую. На той недели должны были сделать 5 процедур, но сделали только одну, так как аппарат сломался. Живу я в хостеле 3 в Гиватаиме. Так я и не понимаю – отдельный это город или район Тель-Авива, там так всё тесно, так переходит один в другое и сливается. Район очень хороший, богатый, вокруг одни вилы, цветы, чисто. Ездим в «Ихилов» мы на такси, когда вернёмся с процедуры, нам тут же деньги возвращают. Едим мы в четверг на облучение с одной русской женщиной - ей тоже грудь облучают – и шофёр подобрал одну пожилую пару до Тель-Авива. Они когда узнали, что мы из ракового хостеля, то так скривились, так были недовольны, как будто бы мы – заразные. Так обидно стало: разве мы не люди? Вот я и говорю той женщине: «Б-г с ними, пожилые люди. Нам ведь самое главное - вылечиться, чтобы помогать детям и внукам». У меня только грудь стала болеть, да не в том месте, где оперировали, а выше. С горлом тоже не всё в порядке: голос то пропадает, то появляется. Должны биопсию сделать. Здесь ведь не как в России - тут сразу же всё и говорят, как обухом по голове: «У вас метастазы. Будем облучать». Слабый человек, так и сломаться может. Но пусть они говорят – я верю – это не то. Вот пирожки и готовы». Шошана достала противень полный пахнущих, аппетитных пирожков и поставила остывать на кухонный стол. -Мы сюда приехали жить и умирать. Мой Менашер так и говорит. Всё бы ничего, но только эти взрывы. Я не разрешаю детям ездить на автобусах. Если нет выбора, то они берут такси. Мы влезем ещё больше в минус, но рисковать жизнью детей я не дам. Вы думаете, будет здесь мир? Нет. Я знаю мусульман, я среди них выросла - с мусульманами мира не будет и верить им нельзя. Прошёл года. -Вот и оказалось, что на голосовых связках у меня лейкоплакия – это самая начальная стадия рака. Потому меня быстренько соперировали и сказали, что всё хорошо, захватили вовремя, даже химии не надо. Мне мой хирург так и сказал: "Крепитесь Шошана. С горлом у вас всё хорошо. Это не имеет отношения к раку груди". Я и сама это знала – кто поднимет мою доченьку Рахель. Я только. Как хорошо, что Б-г дал мне перед моими болезнями её – она моя главная защитница и зацепка в жизни. Вот только с Менашером у нас всё разладилось. Атмосфера в Израиле, что ли такая, что дети перестают уважать родителей? Я не только мою доченьку поднимала, но и его внуков, а он мне и говорит: "Вы мне надоели". Это он имел в виду всю мою семью. Хорошо. В начале следующего месяца мы переходим в другое место – уже и квартиру сняли. Когда год назад у них стало в семье всё плохо, то я им всё и наладила – я спасла их семью от распада. Сейчас Менашер с женой дружат, они за одно, а я им теперь мешаю. Ладно, Б-г им судья – на новом месте нам будет только спокойнее. Там и квартира лучше, и дом с лифтом. Беспокоит меня только, что Менашер стал пить: завелись у него какие-то дружки на работе, и он частенько приходит домой выпившим, а давеча так даже совсем пьяным. Я попыталась поговорить с ним, но где там – он теперь уже настоящий израильтянин – на родителей ему наплевать, свободен делать, что заблагорассудится. Болит у меня душа за него и внуков, но что я могу сделать? Что могла - уже сделала, а мне надо поднимать мою маленькую. Она такая хорошая и здоровенькая. За годы после предыдущих родов все антитела из меня вышли, и Рахелечке моей даже обмен крови потребовался совсем небольшой. У пожилых матерей часто рождаются Дауны, а моя девочка такая умненькая, так хорошо развивается, что все об этом так и говорят. И старшую доченьку я уже обручила. Мы ещё соблюдаем какие-то наши, бакинских евреев обычаи. Таких ни у кого нет, даже у кавказских евреев из Дербента. У нас, по нашему обычаю, две свадьбы. Сначала, в первый день женим невесту. Собираемся все с нашей стороны, жених и его ближайшие родственники. Правильно это - тихо, спокойно, человек 100 своих, знакомых, не то, что обычные свадьбы, где сотни человек, и никто никого не знает. Потом, через пару дней женим уже жениха - со всеми с его стороны. Тогда и хупа 4. Тихо и неспешно затихал и этот зимний израильский вечер. Луч заходящего солнца осветил высокую пальму, соскочил на балкон, скользнул по ковру столовой, мигнул на прощание и погас. Подул ветер. Шошана поёжилась и закрыла дверь.
1 – АШКЕНА`З (אַשְׁכְּנַז), библейское название страны и народа, обитавшего в ней. Ашкеназ, по-видимому, граничил с Арменией и простирался до Верхнего Евфрата. В Библии (Быт. 10:3, I Хр. 1:6) Ашкеназ числится среди потомков Гомера, сына Яфета. Название Ашкеназ встречается и в книге пророка Иеремии, в отрывке, призывающем государства Арарат, Мини и Ашкеназ восстать и разрушить Вавилон (51:27). Упоминание Ашкеназа в одном ряду с государствами, соседствовашими с Арменией, позволяет полагать, что и Ашкеназ находился в этом районе. В средневековой еврейской литературе название Ашкеназ служило для обозначения областей Северо-Западной Европы: первоначально территории по берегам Рейна, густо заселенной евреями, а затем Германии в целом. Отсюда — АШКЕНАЗи — немецкий еврей или потомок немецких евреев
2 – «Ихилов» - одна из самых больших клиник Израиля, находится в Тель-Авиве.
3 – Хостел (англ. Hostel — общежитие) — заведение, предоставляющая на короткий срок жильё (как правило, спальное место без дополнительных удобств) путешественникам. Хостелы востребованы любителями недорогих путешествий, поэтому они ориентируются главным образом на молодёжь. К недостаткам хостелов относятся необходимость совместного проживания с незнакомыми людьми, опасность краж.
4 – хупа – свадебный балдахин, устанавливаемый на четырех шестах, (или талит - ритуальное одеяние, поднятый за четыре угла молодыми людьми), под которым происходит заключение брака между женихом и невестой – «кидушин». Хупа, как правило, устанавливается под открытым небом.
возврат к началу. |