Встречи.
Главная страница

Короткие зарисовки. Первая страница.

Ариэль

Чиновник откинулся на спинку стула, мягко потянулся, сладко зевнул, сочувственно почесал правой рукой левую щёчку: "Я готов понять ваше возмущение, но…"

Ариэль взорвался: "Вы соображаете, что вы говорите?! Какой-то идиот перепутал чипы. Или программа идентификации допустила ошибку. Сбой! Сбой! Сбой! Кто может быть уверен на 100%, значит, куда полетят электроны? Это может случиться с каждым. Так сделайте же что-нибудь, ради Бога", - крупный, стройный, мускулистый мужчина в расцвете лет покраснел, его высокий лоб покрылся каплями крупной испарины, руки задрожали.

-М-да, я-то вижу, - сомнение звучало в голосе толстого равнодушного, полулысого-полуседого чиновника в белой рубашке, повязанной синим галстуком, а мысли за черепной коробкой весело шебуршали, - Со мной такого случиться не может.

-Но я мечтаю ещё детей, - почти прошептал Ариэль.

Чиновник равнодушно пожал плечами, насмешливо подумав: "Моё-то какое дело?"

-Хотите, я сниму штаны, - хлопнул себя по бокам Ариэль, как птица, взмахнувшая крыльями, чтобы улететь далеко и навсегда.

Тревога и неприязнь проскочили в буро-равнодушных глазах чиновника: "А это ещё зачем? – и засвербила мозги мысль, - Эксбиционист. С какой дрянью, однако, приходится водиться".

Ариэль страстно захотел хряснуть по этим губам или хотя бы взреветь: "Идиот ты несчастный", но усилием воли перекрыл горло, чуть не задохнулся, лишь захрипел и застонал. Отдышавшись, затряс головой, инстинктивно заискал глазами в окружающем пространстве поддержку, но увидел лишь за спиной чиновника государственный флаг, окружённый портретами президента и премьер-министра. В нарисованных глазах последних неумолимо сверкало: "Государство наше демократическое и повейское. Государство наше право-вое. Управление исправное и ужасно легитимное. Для того мы и присутствуем и получаем исправно деньги налогоплательщиков. Твои, кстати, тоже. Чтобы порядок был. Демократия – это соблюдение прав меньшинств, прежде всего сексуальных. Они повылазили из своих шкафов и обратно их туда не загнать. Мы и Верховный суд Сраведливости защитим всех из меньшинств и всех извращенцев. А так же беззаконно прорвавшизся в страну иностранцев. Закон – есть закон. Прогрессивная общественность вся как один на нашей стороне".

Ариэль взмолился: "Ну, хорошо, отбросьте. Неужели вы не видите, кто перед вами стоит, сидит, находится, даже, если я не снимаю штаны? Да, нет штанов? Да какая разница. Я вас умоляю-ю-ю".

-Вопрос не во мне. Я лишь простой исполнитель. Винтик, так сказать, хорошо отлаженной государственной машины. Дело не во мне. Программа и идентификаторы… - эхом камнедробилки звучали в ушах Ариэля слова чиновника.

-Боже мой, ну не виноват же я, что перепутали эти проклятые чипы…

Организм чиновника стремительно приближался в его пространстве-времени к вкуснейшему оплаченному государством обеду, настоящему празднику гурманов всех мастей. Он не имел права порушить такое. Обнаружится ли большее святотатство: "Есть правила поведения. Недопустимы расистские идеи. Оскорбление чипа есть не что иное, как грубейший расизм, более того, фашизм и нацизм. Имейте в виду: мы этого не допустим. Искореним под корень заразу. Имейте в виду, что закон силён своей неукротимостью и неумолимостью. Я мог бы завести на вас уголовное дело, и лет так 15 вам обеспечено. Но я вхожу в ваше, как бы состояние, кто бы вы не были. Но предупреждаю, что повторного неуважения закона не допущу. Тем более расизма и шовинизма. Точка и восклицательный знак. Даже не один, а три, нет четыре. Так какое вы приняли решение?"

-Так что же, вот так, ни за что ни про что… ведь ещё молодой человек.

-Кто знает вообще человек ли, - грызнула начинающая беспокоиться физиология благородный, но голодный мозг, серое и белое вещество одновременно и зазвучали голосовые связки, - Это очень быстро проходит. Поверьте мне. Не заметите, - чиновник начал терять терпение, в чём ему прекрасно помогал желудочно-кишечный тракт, уже жаждущий вкусить дармового обеда. По экспоненте росла кислотность желудочного сока. А тут сидит этот. "Так какое решение вы принимаете?" Резко закисленный желудок завизжал: "Что ты с ним церемонишься? Вызови охранника и дело с концом. Взашей его. Сегодня такой вкусный суп. А десерт! А ты всё с этим цацкаешься. Подумай хоть когда-нибудь и о себе, правда".

Чиновник могучим усилием воли унял неуправляемое раздражение и возбуждение расходящейся не на шутку зарытой в нём природы, физиология она физиология, и считаться с ней совершенно необходимо. Хоть и было невозможно его уволить, но где-то там в самом нутре его гнездилось даже какое-то, как бы это помягче, состраданьице, какое-то, если хотите, человеколюбие, что ли. Другие бы на его месте давно бы вышнырнули этого. Он же славился по всем департаментам своим необычайным гуманизмом и терпеливостью: "Так каково ваше решение?! Спрашиваю в самый, самый последний раз".

-И если я отказываюсь?

-А вот этого вас, то есть вам не рекомендую, как члену семьи, - чиновник был совершенно одинок и не страдал от этого ничуть, наоборот, был счастлив и горд. - Если вы отказываетесь, то вы нарушаете законы, принятые нашим парламентом. То есть, рушится вся жизнь нашего демократического, повейского государства, правового, в котором действует закон. То вы подлежите уничтожению, а ваша или уж и не знаю… кто идёт под суд…

-И кто же напридумывал такие, извините за выражение, - хотел бросить в сердцах, - Идиотские, но вовремя одумался, и просто выдавил из себя, - Законы? – всё больше и больше сникал Ариэль.

-Нет, и не извиню за выражение, - чиновник оглянулся, чтобы набраться государственных чрезвычайно положительных энергий - Все законы приняты законно избранными. Верховный суд Сраведливости их не отменил, значит, они совершенно легитимны и законны и более того гуманны. Не нарушают права человека. Государство наше демократическое и… И вообще, опять вы за старое, расисткое. Где только вас учили? Куда смотрели ваши родители?" Чиновник погладил свою голову: "Эх, как хорошо сказано. Цицерон, честное слово. Как меня мало ценят и должным образом не продвигают. Такой талант пропадает сидя тут вот с этими… Зарыли придурки в землю… Не понимают, что творят…"

-А мои права? Я разве не человек? – вскричал Ариэль и осёкся.

Чиновник опустил глаза на какие-то бумаги позапрошлого года.

Ариэль брёл по улице. Все уже знали о нём и о его деле – блогеры писали статьи, каждый со своей политической точки зрения. Колумнисты интернет-изданий посвятили ему несколько строк. Ю-тьюб выпустил ролики, которые в общей сложности уже просмотрели более 10 миллионов; и дальше смотрели, некоторые по многу раз. Общество защиты прав человека финансировалось только на защиту арабских человеков страдающих от Израиля. Ничто другое правозащитников не интересовало, не интересует и не заинтересует. Общество защиты животных пришло в смятение и замешательство и благополучно пребывало в них. Население, за редчайшим исключением, осталось совершенно равнодушным – их это не касалось. Каждый крутился в своей тарелке. И что ему до какого-то, и что ему грозит, и что ему сделают. С ними такого никогда не случится. Считанные люди пытались вступиться, но их быстро заткнули. Праведники, правда, продолжали роптать, но кто на них обращает внимание; сколько их и набралось-то.

Нет, набрались. "И там, где нет людей" всегда находятся люди, пусть хотя бы несколько десятков, ну, например, 36. Они на самом деле боролись за Ариэля. В социальных сетях создали сообщество: "Не можем молчать!" Их нещадно банили. Выходили на неразрешённые демонстрации. Их разгоняли, травили газом и собаками, арестовывали, судили, сажали, увольняли с работы. Кто-то и в парламенте захотел защитить Ариэля, но ему быстро дали понять, что не надо, дело, дескать, не гламурное, и вообще, законы следует исполнять. Закон строг, но это – закон. И, вообще, скоро у нас выборы.

Ни один адвокат не брался за его дело в виду полной безнадёжности и негласного мнения: не связывайся, потом проблем не оберёшься. Один, правда, попробовал, но и он вскоре отказался, намекнули ему вежливо, что не надо и пресса, разумеется, возмутилась. Это ведь не террористов защищать.

Кому-то из правящей клики страстно захотелось любой ценой завершить дело Ариэля. На это были брошены совершенно несоразмерные силы. Не посвящённые не понимали зачем?

Мало кто из прохожих не оглядывался на Ариэля. Одни хихикали и шептались, другие бросали осуждающие взгляды, третьи недоумевающе поживали плечами. Но вон у тех блеснуло в глазах сочувствие, только они его быстро погасили.

По малом времени Ариэль неожиданно заметил, что всё больше и больше прохожих стало шарахаться от него, корчить рожи, затыкать носы. Вертлявая блондинка, чей загривок по-хозяйски сжимал локтевой сгиб длинного и прыщавого брюнета презрительно сморщилась, повела острым носиком, стрельнула глазками в Ариэля: "Как же от него гадко несёт псиной", - выкрикнула она, чтобы Арэль услышал каждое слово.

-Чего ты хочешь, мочалка, кобель он и есть кобель, и смердит кобелём, - равнодушно высморкался свободной рукой длинный и прыщавый, - Кирпичом бы его, гада, по зубам, чтобы неповадно, чтобы не шастал, где попало, где не положено. Полить бы керосином и поджечь, суку. Вот смеху-то, обхохочешься, - на этот раз освободил он содержимое ротовой полости на тротуар.

Ариэль отскочил в сторону и от ужаса похолодел: неожиданно ему почудилось, что, на самом деле, он смердит псиной.

И пронзила его мысль: "Вот и всё. Вот и я унюхал. А вдруг я и, на самом деле, собака? Не могут же все ошибаться и лишь только один я быть правым, белым и пушистым?" Ему даже показалось, что он поджал хвост.

К всеобщему удивлению Ариэль нервически расхохотался: "Я –вонючая собака…"

Тут-то к нему шустренько подскочила плотненькая старушка в сереньком почти салопе и со словами: "Тоже ведь живая тварь. Не грусти солдатик, вот тебе на ужин, - сердобольно подсунула под самый нос Ариэля завалявшиеся, протухшие, позеленевшие, смердящие шкурки и обрезки самой дешёвой колбасы , - Покушай, милок. На границу тебя возьмут, будешь нашу великую родину, собачка, охранять.

-Родину-уродину, - загоготал хлыщ в зелёной рубашке, - Фас!

-Сдохни, но врага не пропусти, цуцик. Да бери же ты, бери, бестолочь.

Отказаться Ариэль не посмел, хоть и почувствовал невыносимую тошноту и отвращение, зажал в кулаке зловонный подарок.

-Почесала бы тебя за ушком, да боюсь, страсть, блох набраться. Ну, ты покушай, покушай, кобелёк, от чистого сердца, чай.

Окончательно потеряв чувство реальности, Ариэль чуть не положил в рот отравленный гостинец, но что-то свистнуло, потому пусть и в последний момент, но он опомнился, отшвырнув от себя тухлятину.

-Да-а, на самом деле, совершенно неблагодарная тварь. Так тебе и надо, без яиц его", - гневно затряслась старушка.

Внезапно, как удар тока пронзил Ариэля. Кулаки сжались, все мышцы напряглись, сердце бешено загрохотало в груди, дыхание спёрло, во рту пересохло, в голове застучало: "Хватит! Иди! Взорвись! Беги! Несись! Лети! Разгроми всю эту мерзкую и подлую контору. Камня на камне не оставь. Портреты в клочья…" Он воочию представил задуманное. Давно забытые чувства человеческого достоинства и справедливости воскресли, заполнили всё его существо: "И чтобы неповадно было… Камня на камне не оставить… Всех чиновников-людоедов в клочья… Нет, только без крови, но в клочья их костюмы и голыми на улицу… чтобы все увидели всю их мерзость. Воздаяние…"

Он испытал почти неукротимый, страстный порыв: "Взрывать, рвать, метать, крушить всё и всех, плющить эти рожи! Камня на камне не оставить! Чтобы десятилетия все выжившие с ужасом и содроганием вспоминали как самый кошмарный сон своей жизни! Чтобы грязной утробой своей ощущали! Чтобы боялись даже помыслить свершить с кем-либо подобную мерзость! Чтобы своим детям и внукам передавали, а те дальше. И пусть меня разотрут в кровавое месиво, но я спасу десятки тысяч невинных и, значит, жизнь прошла недаром".

Ещё доля мгновения и Ариэль ринулся бы исполнять необходимое, и что могло бы остановить его. Но тут, на опережение, его схватил за рукав невыносимо воняющий какой-то жуткой дрянью, сильно поддатый или обкуренный, или ширнувший в вену: "Это… у нас правда?" – икнул он.

Вместо того, чтобы вырвать руку и помчать со скоростью света, Ариэль к своему же удивлению застыл, обмяк, мотнул головой: "Что правда? У кого у вас?"

-Н-не у н-нас, а у в-вас… Ну, что ты – генно-модифицированная, - как и слово-то такое произнёс, да на одном выдохе, - С-собака. С-сука, как есть, твоя мать. И-и с-сам ты с-сука вылитая. Хоть портрет м-малюй… - господин странно заикал, вытер чёрные руки о грязный свитер и дёрнул головой.

Ариэль засуетился: "Ну, вы понимаете, я-то – человек, вас обманули, нам просто перепутали чипы и…"

-Я-й, я-то всё понимаю, - бесцеремонно оборвал его господин, - Н-но ты у нар-рода прощ-щения проси. Покайся, ты… п-перед нашим н-народом д-добрым и с-справ-ведливым, с-сука… разоружись…

-Мне всадили чип собаки, а собаке мой. За что же мне каяться? Ариэль суетился, потел, старался из-за всех сил убедить этого случайного встречного, пусть и не совсем вменяемого, но где они вменяемые, как будто бы именно от этого зависело всё его будущее.

-Ну, вот, - вцепился в его руку, качал головой и покачивался всем телом толи пьяный, толи под наркотиками.

-Вы мне не верите, так я могу снять штаны и показать, что у меня нету хвоста. Хотите?

-Генно-модифицированный, тьфу ты. А ведь тоже под интеллигента косишь. Врут блогеры. И все врут и воруют, и строят из себя, тьфу, и ничего не понимают, ни на грош. А министры воруют больше всех. Нет, президент – самый большой ворюга, тьфу на него, - сплюнул встречный, качнулся, чуть не упал, выпустил руку Ариэля.

Всё показалось Ариэлю пустым, неважным, бессмысленным. Он махнул освободившейся рукой и захотел продолжить свой путь в никуда.

-Один б-блогер, мать его, раскрыл, мужик, твой секрет. Ты – это твоя собака, которой втюрили чип своего хозяина, а собаке наоборот и чипы произвели геннуюмодификацию, - полюбил он это слово, - Тьфу ты, какая гадость, и т-теперь т-тебе, как собаке должны отрезать яйца, то есть, ка-стри-ро-вать, а и-иначе прибить… камень на шею и буль-буль, у-утопить…

Ариэль нашёлся: "Но у меня-то человеческие…"

-Эх, ты, генно-модифицированный, а законов не уважаешь. Да от тебя невыносимо за 548, нет, 549 километров квадратных шибает в нюхалку псиной. Ф-фу, какая гадость – дышать человеку нечем, Блевотина ты, - собрав всю имеющеюся в его распоряжении слюну, опять с глубоким отвращением сплюнул господин и повернулся спиной к Ариэлю, выражая своё полное презрение, - Всё врут. Все врут и воруют. И парламент, и премьер, и президент, так больше всех. и геномодифицированная собака. Ли-це-ме-ры, - заорал он и сладострастно зачесав живот и пониже.

-Имя у тебя мерзкое. Даже собаку так стыдно кликать. Сам бы и оплатил. Почему с нас, честных законопослушных граждан, возьмут за твои яйца, если тебе это надо? - презрительно поджал губки с иголочки одетый господин в интеллигентных очёчках.

-Я понимаю, это полный беспредел. Честные люди все с вами, - украдкой пожал руку Ариэля морщинистый мужчина в плаще с поднятым воротником и добрыми глазами и мгновенно пропал; никто, ничего и не заметил.

Некое длинношеее женоподобное с ярко накрашенными губами, манерами и характерным голоском пассивного педераста, кокетливо поводило ручками, ножками губками: "Какая эти собаки гадость. Чистые стрейты. Я их всегда на дух не переношу. Псятина. Другое дело кошечки-мурлыкошки".

Так никогда, до последнего мгновения жизни Ариэль и не сможет понять, что же., на самом деле, остановило его? "Почему я сломался и оказался такой тряпкой?"

Голова гудела. Подташнивало. Всё вокруг казалось нереальным. И сам себе Ариэль представлялся непонятно даже кем или чем.

Он осязал себя совершенно опустошённым, сдутой ничтожной игрушкой не способной ни на что. Апатия и безразличие заполонили его. "Зачем это всё? Пусть все и всё летят в тартарары. Какое мне дело до всех остальных, да и до себя тоже? Всё настолько бессмысленно и нелепо, что какая разница, что эти выродки сделают с моим телом".

Чиновник тщательно следил за своим драгоценным здоровьем. Откушав с огромным удовольствием потрясающе вкусный, не генно-модифицированный обед, обмяк и резко подобрел, хотя куда уж больше-то, но таков был его неписаный обычай, при этом, только представьте себе, ещё и думал: "Всем бы так. Как славно было бы".

-А тут, фи, опять этот зануда. На какой, однако, износ мы работаем, - крутилось в голове, да одновременно говорилось, - Это не ваша забота – идентификатор яиц разберётся.

Ариэль махнул рукой, печально развернулся и побрёл.

На углу его остановил высокий, усатый полицейский с выпирающим животиком: "Вы обязаны носить ошейник и намордник иначе я оштрафую, - он повертел головой, - Кроме того, если вы ещё раз выйдите на улицу без кастрации, как того требует закон, то я отведу вас на живодёрню. Без хозяина вам тоже в общественных местах больше нельзя и без справки о прививке от бешенства. Кроме того, от вас несёт псиной, вас надо мыть, и ваш хозяин должен носить пакет для ваших испражнений". Помолчал, захотел добавить: "Передайте это всё вашему хозяину", но передумал.

-Но яйца у меня человечьи…

-Во первых, это наглость с вашей стороны. Во-вторых, мне плевать – моя обязанность стоять на страже закона и всех законов, которые вы так беспардонно попираете. Но имеёте в виду, со мной ваши левые номера не пройдут. Не на того попали. Так-то. Идентификатор яиц во всём разберётся. Не ваша печаль.

-И печаль моя. И яйца мои…

-Уже нет, закон не позволяет. Вы меня не выводите из себя, потому что, когда я выхожу из себя, то мне самому страшно, про других страшно и подумать, - потерял терпение полицейский и замахнулся огромной дубинкой, – За права человека я постою горой. За права человека я всех в порошок сотру.

Ариэль жалобно вильнул хвостом, в воображении смирился со всем, изобразил законопослушание всем своим видом, и побрёл дальше. Полицейский остался им доволен: "Так-то оно много лучше". Но больше всего полицейский остался доволен собой: "Так только и следует защищать законы и права человека, не зависимо от его расы, национальности, вероисповедания и вживлённого чипа", - буравчиком-журавчиком скребла его мозги мысль.

-Если я увижу вас ещё раз без хозяина, то заберу в … приёмник… и если увижу с яйцами, то тоже вам несдобровать, - прогромыхала сзади сводная дивизия стражей порядка. Закон есть. И судьи есть в нашем городке.

-Говорила я тебе, - броуновским движением мельтешила по квартире жена, собиравшаяся стать бывшей,- Так нет, не послушался. Умный больно. Эгоист. Пожалел эту тварь, а меня и сына тебе не жалко, - она злобно пнула ногой ничего не понимающего в делах людских, нелюдских и законах пса, который заскулил и отскочил в сторону, - Вот теперь и живи с ней. С меня достаточно. Люди проходу не дают. Обсмеяли всю: "Жена кобеля – значит сама - сука". Из-за тебя, идиота несчастного, стала сукой. Не бывать этому.

Она судорожно швыряла в чемоданы вещи свои и сына.

-Умнее всех. Говорила я тебе: "Эта тварь лишь гадость и грязь". Так нет, умнее всех, нужна была тебе эта чёртова собака, друг человаека, друг человека. Вот и дружи с другом человека. Жалостливый больно.

В дверь позвонили: "Такси вызывали?"

-Да, да, Арнольдушка. Вот мои чемоданчики.

Плотный мужчина с бегающими глазками и ядовитой улыбкой в обтёртых джинсах и синей рубашке навыпуск над выпирающим животиком шустренько подхватил багаж. Уже бывшая жена схватила за руку сына. "Папа!" – закричал мальчик. Ариэль рванулся к ребёнку, но женщина резко как куклу выбросила малыша из квартиры и мгновенно обернулась: "Стоп! Я – дама молодая, видная. На меня на улице мужчины заглядываются. На кой мне кастрат-жалостливый. Меня бы пожалел – женщину молодую и красивую. Вот и оставайся с хвостатой дрянью". С этими словами она безжалостно хрястнула дверью… И была такова.

Ариэль застыл на несколько мгновений. Пёс заскулил. Ариэль погладил его и дал поесть. Затем прошёл в комнату. Возле стола валялась игрушка сына. Он поднял её и положил на диван, над которым висела их свадебная фотография. Неожиданно откуда-то, из заднего плана, из далёкого уже прошло прозвучало: "Хорошо бы сука, так ведь стерва". Ариэль вздрогнул, вспомнил, как его отговаривали от этого шага…

Неожиданно в окоёме двери выросла фигура среднего роста, среднего возраста, среднего веса в сером в чёрных очках на пол-лица и молча ввалилась в комнату: "Можно войти, господин Ариэль?"

-Уже вошли.

Фигура оккупировала стул: "Можно сесть, господин Ариэль?"

-Уже сели.

-Всё для вашей же пользы, господин Ариэль, и только из самой чистосердечной заботы о вас, господин Ариэль. Вы знаете, что нам с вами повезло жить в правовом государстве.

-Уже догадываюсь.

-Вот этого не надо. Цинизм здеся неуместен. Я понимаю ваш, некоторый как бы это помягче, нигилизм, что ли. Но ладно, не надо судить человека в момент попадания в проблему. Короче, господин Ариэль, у курирующего вас чиновника по-настоящему доброе сердце. Он просто золотой человек. Самородок. Короче, он из-за всех сил, мягче сказать, борется, болеет и хочет помочь вам, господин Ариэль. Но вы понимаете, что всякий труд должен, как бы это помягче, оплачиваться…

-То есть, если я дам взятку, то плевать на все чипы и законы, - вскочил Ариэль.

Фигура оглянулась, пожала плечами, пожевала губами: "Зачем вы так сразу. Но допустим. Нет, не допустим. Закон будет соблюдён во всей своей силе, но ваши яйца останутся с вами".

-Сколько?

-100 000.

-Да вы что.

-Речь идёт о вас, молодой всё-таки человек ещё. Ваше здоровье, так сказать…

-Чёрт с вами. Это всё, что у меня есть.

-Известно.

-Чёрт с вами, мародеры, - Ариэль выскочил в другую комнату, открыл сейф, опорожнил его до последней монетки, вернулся и бросил все свои сбережения на стол.

Фигура медленно и неспеша пересчитала купюры, оставила несколько самых мелких монеток: "Нам лишнего не надо, - положила всю наличность в сумочку, оказалась пустой, встала, поправила чёрные очки на пол-лица - У вас есть счастье, господин Ариэль. Дальше будет хорошо". И была такова.

Ариэль упал на кресло и отключился.

Непонятно, сколько времени прошло, но Ариэль очнулся от того, что мужчина в чёрных очках на пол-лица и шляпе надвинутой на глаза тряс его за плечо, приговаривая: "Хорошо, что я. Можно было бы всё вынести".

-Уже вынесли, - потянулся Ариэль.

-Вот оно как, - сел новый незваный гость на всё тот же стул.

Они помолчали.

-Чем обязан? – совершенно пришёл в себя Ариэль.

-Вы помните, что государство наше соблюдает права человека. Более того, ставит их превыше всего.

Ариэль ужасно захотел плюнуть, но в своей квартире не стал: "А так же правовое".

-Я даже понимаю ваш цинизм, но не оправдываю его. Курирующий вас государственный служащий человек с большой буквы и обладатель золотого сердца. Он искренне хочет помочь вам, но вы сами понимаете, что всякий труд… Что с вами? Вы побелели, как смерть. Вот вам доказательство, - гость достал мобильный телефон и показал Ариэлю ролик. Именно тот самый чиновник говорил: "Полностью доверяйте моему человеку и делайте всё, что он вам скажет".

Ариэль затряс головой.

-Вы понимаете, что труд должен оплачиваться. Все ваши неприятности можно уладить за 100 тысяч.

-Но за час до вас сюда приходил точно такой же и я отдал ему все мои 100 тысяч.

-Вы что идиот? – заорал истошным голосом пришелец, - Вы проверили его полномочия? Он предоставил вам? – трясся незнакомец всеми членами и телесами.

-Я… я ничего… Как…

-Идиот. Край непуганых идиотов. -Видимо и правда перепутали чипы. Этот пёс такого бы никогда… - вновь взорвался гость, - Вас просто надули, как ребёнка. Идите и выполняйте решение… или найдите сумму. Ваша жизнь на кону. Иначе…

Только сейчас Ариэль осознал весь ужас происходящего. Отчаяние, стыд, ненависть, презрение к себе: "На самом деле идиот, безмозглое животное…" – забормотал он.

Гость переговорил с кем-то по телефону. Получил новые инструкции: "Вот что, хватит валять дурака. Одолжите у друзей. Возьмите в банке. Действуйте., чёрт вас подери".

Почти срау же по началу всей этой нелепой истории абсолютное большинство, которое Ариэль считал своими друзьями или хотя бы хорошими приятелями, порвали с ним все отношения. Он всё-таки решил попытать счастья. Набирал номер за номером. В ответ лишь длинные гудки. Но вот, хоть один ответил: "Извини, ты знаешь моё положение. Появилась возможность разрешить дело, но мне требуются 100 тысяч. Мы знакомы не первый год. Я всё верну. Не сомне…"

Сухой и хлёсткий голос резко оборвал Ариэля: "У меня нет. Возьми ссуду в банке", и тишина оглушительная, как звонкая пощёчина.

Последний звучал сочувственно: "Ариэль, у меня есть только 10000. Дам в любой момент".

Слёзы навернулись на глаза Ариэля: "Если бы ты только знал. Ты – единственный. Подожди минуту, - прикрыл трубку рукой, - 10 000. Умоляю вас. Я заработаю и всё восполню".

-Мало того, что вы – идиот, так вы и нас считаете идиотами, - холодная режущая сталь звучала в голосе незваного гостя. Всё же он вновь связался с пославшим. Минуту спустя жёстко, хлёстко, безжалостно бросил: "Нет".

Ариэль набрал номер банка.

-Ваш счёт до особых распоряжений закрыт, до полного разбирательства, прояснения положения, - ледяным голосом чеканила каждое слово чиновница.

-Переведите меня к директору банка.

-Нет, он не может с вами разговаривать. И всё та же разрывающая уши и душу тишина.

-10000, - бессильно откинулся на спинку кресла Ариэль.

-Вы издеваетесь над нами. Тема давно закрыта, - скривился пришелец, но всё же в третий раз вышел в приходую, вновь переговорил с кем надо и только затем покинул квартиру молча, по-английски, прихватив новенькую куртку Ариэля и недавно купленный, ещё не распакованный кухонный комбайн самой последней модели и потому самый дорогой.

Ариэль сидел за столом.

-Вы обязаны предстать, - зазвучал голос курирующего его чиновника; обидели человека, такое благородство проявил, и так наплевали в душу. Вот они, люди.

Ариэль вышел, забыв закрыть дверь.

Ссутулившись, свесив голову, Ариэль брёл, плохо понимая куда. "Вы только не подумайте утопиться, повеситься или чего там такое. Спасут и примерно накажут. Всю семью, кстати, тоже", - грозно прозвучал голос опекающего его чиновника". Ну, превысил он слегка свои должностные обязанности. Так, что не сделаешь для пользы дела и любимого всеми фибрами души государства и чтобы царили в нём законность и порядок, конечно. Цель-то ведь она того… оправдывает совсем любые средства.

-Да, да, да, - как китайский болванчик кивал Ариэль и покорно брёл навстречу неминуемому.

К концу рабочего дня чиновник стал нетерпелив и чрезвычайно зол: "Я так рассчитывал. С какой всё-таки дрянью приходится возиться".

-Вот и он – преступник, - впорхнула в кабинет начальника секретарша, пышная дама, выполняющая всегда беспрекословно и даже с большим удовольствием все его распоряжения. Чиновник кивнул. В кабинет вошёл Ариэль.

С огромным трудом предотвращая взрыв клокочущего в груди вулкана ненависти, мобилизовав все свои актёрские способности, чиновник скривил рот толи в оскал, толи в улыбку: "Я лично договорился для вас, в виде исключения, о наркозе. Вы ничего и не почувствуете. Укольчик, поверьте мне, даже приятный и всё кончено и начинается правильное всё, значит. . Я желаю вам большого, - он чуть не произнёс , - Человеческого, - но успел вовремя задержать слово, потом всё-таки передумал, - Человеческого счастья и начала новой, правильной жизни. По закону. И поверьте мне, законы у нас хорошие. Очень хорошие… и человеколюбивые". И на самом деле, человечным показался, однако. Просто на редкость, учитывая такую злую обиду, и не за что, главное. Хотя, пока ставшая лучезарной улыбка синим пламенем облучала Ариэля, не сходя с губ госслужащего, в его благородной черепной коробке копошилось и колошматилось, метались громы и молнии: "Я те покажу, ничтожество, как распоряжаться чужим имуществом, которое заработано, ой, как тяжело. Ворюга. Идиот. Коррупционер. Вообще без всякого обезболивания отрежут твои тухлые яйца. Будешь знать, вор, как глумиться над честными людьми, которые к тебе всей душой. Визжать будешь, как поросёнок недорезанный. Взяточник презренный. Взяткодаватель, который в миллиард раз хуже получателя. Вот из-за таких-то взяткодавателей у нас и имеет место быть коррупция. Замучила просто. Коррупция, которая угрожает нашей демократии. Таких щадить нельзя. Как жалко, что у нас мораторий на смертную казнь, Калёным железом вывести эту заразу из нашего общества... Подыхать будешь и помнить будешь. Тварь презренная. Прикажу ребятам помедленнее". Благородный рот же продолжал свою отдельную от мозгов партию: "Вы и комариного укусика не почувствуете. Лучшие и самые добрые силы мобилизую для вас. Лишь с комфортом и удовольствием, - а в мозгу от правого к левому полушарию шкваркнула мысль, - - Сдохни, шелудивый пёс".

Все СМИ с облегчением переходящим в полное удовлетворение отметили законопослушность, соблюдение прав человека и политкорректность, и сделали большие материалы, как и всегда совершенно бессмысленные, извините, совсем о другом, правда, всё равно бессмысленные. И блогеры что-то написали. В ю-тьюбе любой мог посмотреть в режиме реального времени всю процедуру. Затем выложили ролик, который просмотрели 4.5 миллиардов и продолжают смотреть. В фейсбуке все наставили "нравится", многие "лайкнули", да по много раз. И в чатах "початались" всласть. Общество защиты прав человека ещё более усилило борьбу за поруганные Израилем права арабского человека на Ближнем Востоке и везде. ООН приняло пакет из 613 осуждающих Израиль резолюций. Как и следовало ожидать, оппозиционная пресса обрушилась с нападками на правительство. Парламентарии радостно разводили руками – какие хорошие законы они напринимали. Оппозиция отметила полный провал правительства во всех сферах. Чиновники радовались тоже. Шустрые бизнесмены завалили рынок произведённой в Китае продукцией с фирменными наклейками. Все были счастливы, что никакого насилия. Государство правовое и оксейское.

Власти предержащие потирали радостно руки. Их окрылила такая совсем не очевидная законопослушность и почтение толпы к любым напридуманным законам. Достойно и госудрственически вели себя практически все и приговорённый, прежде всего. Потому-то уже вечером того же знаменательного дня были разосланы десятки тысяч повесток с требованием немедленно явиться для прохождения процедуры. Оказалось, что огромное большинство вызванных вообще не держало дома не только собак., но и вообще какой-либо живности. Хотя, кто-то разводил рыбок, которые по закону плавают без чипов. Только кого такие мелочи интересовали… Потирая радостно руки, окрылённые такой совсем не очевидной законопослушностью и почтением к любым напридуманным для них законам практически всех и приговоренного, прежде всего, власти предержащие уже вечером того же знаменательного дня разослали десятки тысяч повесток с требованием немедленно явиться для прохождения процедуры. Оказалось, что у огромного большинства вызванных дома вообще не было не только собак., но и вообще какой-либо живности. Правда, кто-то держал рыбок, которые вообще без чипа. Только кого такие мелочи уже интересовали.