|
Встречи.
Короткие зарисовки. Первая страница.
|
Разговор в путиПрошли последние зимние дожди, и вслед за ними внезапно и стремительно заполыхала сочными, юно-яркими красками израильская весна - краткое отдохновение перед жарой и засухой надвигающегося лета. Промелькнули мгновениями считанные дни и сладковато-дурманящий аромат цветущих цитрусовых напоил окрестности. Утренние, еще ласковые лучи солнца начали свой веселый оббег аккуратненьких, выглядящих как-то по-игрушечному, не “взаправду” железнодорожных платформ поселка Биньямина, уже заполненных ожидающими первых поездов. Прищелкнув, привычно ожил громкоговоритель: “Доброе утро, достопочтенная публика! Просьба ко всем направляющимся в Хайфу перейти на платформу номер два только по подземному переходу. Дамы и господа, берегите своё здоровье!” Немного погодя, несмотря на расклеенные повсюду объявления, предупреждающие о возможных нарушениях в расписании из-за ремонтных работ, появились и сами поезда: довольно потрепанные снаружи вагончики, предводительствуемые тепловозиками, похожими на используемые в России для маневровых работ. Противно проскрипев тормозами, поезд остановился. Неохотно поддаваясь усилию, дверная ручка полезла вниз, лениво вращаясь на петлях, прошипела дверь, и я вошёл в вагон. Его внешняя невзрачность вполне возмещалась внутренними удобствами, включающими кондиционированный воздух, самолетного типа мягкие кресла - по четыре вокруг столиков, подпирающие торцами вагонные стенки под окнами, туалеты в тамбурах. Кроме того, в одном из вагонов бойко торговал буфет и даже несколько телефонов-автоматов на состав позволяли срочно связываться с оставленными во внешнем мире. Как и всегда в это время вагон заполнен лишь наполовину. Положив руки на столики и уронив на них головы, или откинувшись на спинки, отбросив ноги в тяжеленных ботинках на противоположное сидение - напротив плакатов воспрещающих делать это, или устроившись каким-либо другим, иной раз совершенно удивительным способом, кто во что горазд, кемарят молодые люди в военных формах, поднятые ни свет ни заря нелегкой службой. Несколько постоянных пассажиров, кому удалось подстроиться под скудные израильские поезда, уже начали обсуждать текущие политические события, довольно миролюбиво высказывая прямо противоположные точки зрения. Как обычно, немного погодя к ним подсядет полноватый мужчина средних лет в ермолке, который не успевает вознести утреннюю молитву - на иврите называемую “шахарит” - дома и потому пока молится по молитвеннику - “сидуру”, уединившись, на время, посвященное Всевышнему, за свободным столиком. Если открываются двери в тамбур, то можно видеть некое существо лет 16-17, которое с первого взгляда нетрудно принять за молодого человека: очень короткая, почти под лысого стрижка, куцая косичка и окольцованное ухо. В те странные годы - это были одни из главных признаков некоторых лиц мужского пола, но тем не менее не единственные, так как при более тщательном рассмотрении приходилось признать, что всё-таки речь идёт о дочери Евы. Наряд её так же достаточно определённо характеризовал свою хозяйку: не зашнурованные красовки, коленки и ягодицы вызывающе-нагло выглядывающие сквозь разлохмаченные дырки в джинсах, затасканная, сероватая куртка с обтрёпанным подолом. Как только стало чуть потеплее, девица покинула салон и начала валяться на полу в тамбуре, подложив под голову сумку, покуривая, сплевывая сквозь зубы, поглядывая мутным взором в потолок. Так-то и коротала своё время до Хайфы. В тот день я сел возле двери и вдруг услышал от окна напротив: “Русит. Вы говорите по-русски”. -Иногда, - посмотрел я на обратившегося. Им оказался высокий мужчина с довольно морщинистым лицом, седыми усами и такого же цвета курчавыми волосами. Одет он был в сероватую рубашку, джинсы и полукеды. -А почему вы решили, что я говорю по-русски? -Интуиция. На 95% я с одного взгляда определяю “русских”. -Даже не слыша, - усмехнулся я. -Ну, уж это совсем просто, - скривился мужчина. - Тут интуиция не нужна, тут и дурак разберётся: достаточно произнести вам полсловечка, как ваше аканье слышно за километр. У “русских” ужасный акцент. Отнюдь. Я же сказал “с первого взгляда”. Есть что-то - я не могу это объяснить точнее, четко определить - в глазах, выражении лица, походке, посадке, ещё черт знает в чём. Вы ведь не произнесли ни звука, а я уже знал, что вы - “русский”, - говорил он быстро, каким-то весело-восторженным тоном. - Но если человек родился здесь или приехал ребенком, - на его живом лице промелькнула презрительная усмешка, - то всё, пиши, пропало: законченный сабра 1 со всеми ихними прелестями. Следует съесть там не один пуд соли, а она в каждой стране своя и по-своему “засаливает” человека. Извините, у вас есть спички? -Нет. -Не курите, значит. И правильно делаете - здоровье бережете. Я тоже бросал. Я уже 9 лет не курил, а как приехал сюда опять начал. Но скоро я опять брошу. Это у меня система такая. Я курил по две пачки в день, но больно накладно, да и здоровье. Вот я и спустил уже до пачки, а то и меньше. Я сейчас не беру с собой спичек. Израильтяне давать не любят, косятся как собаки, а у “русских”, как у вас, например, часто спичек нет. Вот я и не курю, - радостно закончил он. Разглядывая всех, не внушающих ему доверия, заглядывая во все подозрительные места, по вагону прошёл молодой человек с переговорным устройством - один из довольно многочисленной команды поездной безопасности. За ним, покрикивая: “Кто сел в Биньямине?” - прошествовал пожилой мужчина с сумкой - контролер. -Сколько времени вы в стране? - повернулся я в сторону попутчика. -Скоро полтора года. Не перевариваю я эту «нашу страну», «историческая Родина», мать их. -Вместе с газетой? -Причём здесь газета? А, газета, «Наша страна» 2. «Их страна» - так её зовут олимы 3 - такое же дерьмо. Она, кажется, уже и закрылась… Я ещё не во всём разобрался, но такого издевательства и безобразия как здесь там мне и не снилось. Недаром тут и законов не найдёшь. Они их прячут. -Можно попросить у адвокатов, - вставил я. -У адвокатов?! - прихрюкнул-присвистнул собеседник. - Вы что наивный такой или надо мной смеетесь? Эти-то - одни из главных воров. Тут - все воры, а уж адвокаты из воров воры. Тут действуют силы, направленные против нас. Они ведь, сабры эти, работать не умеют, на квиютах 4, только сидят, пни пнями - вот они нас и боятся. Я уже во многом стал разбираться, гадость несусветная, хуже не придумаешь. Только и умеют, что бастовать, как вчера, например, эти железнодорожники - несчастные. Выдрали своё, это они великие мастера, а остальное им хоть трава не расти. Такого похуизма, извините за выражение, я ещё нигде в своей жизни не встречал. Кстати, помните, в бывшем Союзе, был шутливый лозунг железнодорожников: “Каждому пассажиру - по мягкому месту”. Всем бы им, этим сабрам. Зато уж дороги-то там не чета этой - одноколейка начала 19 века. Израиловка, одним словом. -Вы приехали с паспортом? -Да, - кивнул он. -Почему же вы не вернетесь, если вам тут так всё не нравится? -Мне там стало скучно. С 85 года мне, действительно, “стало интересно жить”. Я сам вложил достаточно много для разрушения той системы, - загадочно ухмыльнулся мужчина, - но с 92 года мне там стало скучно, и я уехал. -Как же вы разрушали ту систему? - попытался сохранить я серьёзный вид. -Ничего смешного тут нет. Не всё и не всем можно говорить, - насупился собеседник, отчего многочисленные морщины его лица стали еще глубже, - Даже сейчас. Вы что думаете, мир перевернулся? Ничего подобного - он такой же. -Наверное, а то и значительно хуже, - поддакнул я. -Да. Особенно я уважаю Горбачева. Он сломал систему! Он уже в 85 году, как только пришёл к власти, знал, чем всё это закончится, но все-таки пошёл на это. -Он пришёл к власти в 84. -В 85, я точно помню. -Брежнев умер в 82, Андропов - в 83, Черненко - в 84. Даже анекдот был: “Какой любимый спорт генеральных секретарей? Гонки на лафетах”. -В 85! - твёрдо и безапелляционно отрезал мужчина. - Горбачев всё знал наперёд. У него была такая власть, какая ни одному русскому царю и не снилась, но он отказался от неё добровольно. Я ему много помог в этом, - на этот раз просто посуровел мой спутник, чуть выгибая спину и выпячивая грудь. -Словом, вы были рядовым Перестройки и Гласности. -Ну, нет. Может быть, маршалом Перестройки я и не был, но уж полковником точно. Я вам ещё раз говорю: я Горбачеву очень даже много помог! -А сам-то Михаил Сергеевич знает о вашей помощи? -То, что надо он знает, а лишнего и ему знать не положено. -Тоже верно: «умножающий знания – умножает печаль». -Это вы сами придумали? - Нет, Соломон мудрый. -Не перевариваю я этой религии. -А есть что-то вами «перевариваемое»? -Вы правы – очень мало. Самого себя, иной раз не перевариваешь, куда уж там других. “Разрушитель советской системы” затеял игру сигаретой, перекидывая её с руки на руку. -Откуда вы приехали? - прервал я молчание. -С Украины. Последние 20 лет я жил в Днепропетровске, во всяком случае, был там прописан. Так-то я изъездил весь Союз. Сын мой единственный остался в Томске. Он окончил технический вуз и сейчас управляющий какого-то предприятия. Я квартиру оставил на него. С его матерью я развёлся, когда ему было 9 лет, но у нас остались с ней очень хорошие отношения. Потому я и сказал ему, что если матери будет тяжело, то он должен квартиру продать и половину денег отдать ей. Мой случайный спутник вольготно развалился, упершись спиной в окно и откинув ноги на первое от прохода сидение. В руке он вертел так и не зажжённую сигарету, изредка прикладывал её к носу, пошмыгивал, а затем, отдалив от органа обоняния, принюхивался и прищуривался. -Хуже этой поганой страны поискать еще. Мне 58 лет, работы, конечно же, не найти, хотя физически я здоров и ещё многим мужикам намного младшим меня накостыляю без всяких проблем. Я окончил свердловский политех - это фирма, но последние годы работал слесарем во многих НИИ. Квалификация у меня высочайшая, им такая и не снилась, но разве им нужны люди умеющие работать? И вообще, “русские” мастера работают лучше в 100 раз и берут дешевле. Так-то. Язык этот поначалу я возненавидел - не идёт и всё тут, хоть тресни. Из ульпана 5 вышел ноль нулем. Но потом грамматику просёк - израильтян поправлять могу, а вот сказать пока что проблема. Вы говорите, если я так отношусь к этому государству, ну, и что? Я калач тёртый, мне много не надо, а чувствую я себя пока что достаточно комфортно. Я сейчас еду в Акко (городок на Средиземном море) на суд. Я хочу отсудить у хозяев гостиницы 200 шекелей. Я жил в Нагарии (городок на Средиземном море) в гостинице. Платили по 400 шекелей за двухместный номер. Эти садисты подселяли двоих совершенно посторонних мужчин в один номер. Представьте себе: взрослые, незнакомые люди, каждый со своими причудами и выкрутасами в одном номере. Вы можете себе представить, что это такое? Ужас. Потом где-то полгода не было горячей воды, и я решил не платить им вовсе, раз они не выдерживают условий минимального сервиса. И не платил. Знаете, кто на меня больше всех злился? Наши же, олимы. Они бы тоже хотели не платить, да боялись. Вот и смотрели на меня хуже лютых зверей. В конце концов, я согласился пойти на компромисс: заплатить половину. А сейчас я хочу отсудить у фирмы половину одного месяца, когда воды уже не было, а заплатил я им 400 шекелей. Гостиницу в Нагарии хозяева продали и меня перевели в такую же в Нетанье (городок на берегу Средиземного моря). Теперь-то ничего, жить можно: ха - ф - ф - тахат хахнаса 6 - чёрт бы их подрал с ихним ивритом-шмеритом, язык сломаешь - 700 шекелей, 400 - на жилье, 500 можно подработать. Теперь и работа появилась, но минималка, то есть 1200 в месяц, а пахать должен будешь как папа Карло. На хрен мне такая музыка? Если бы меня взяли на квалифицированную работу, то я бы согласился, а таскать целый день дерьмо, уж извините, дурных нема, уж лучше я покайфую и с меньшим. Если надо, я всегда по-чёрному подработаю. Тяжело было первый год, особенно вторую половину, когда пособие платить перестали, а хафтахат хахнасу платить ещё не начали. По 100 шекелей в месяц оставалось. Но ничего - выжил… -Вы переписываетесь с сыном? - ввернул я. -Нет, у него своя жизнь, у меня своя. О чём нам переписываться? Послали меня сдавать экзамен, чтобы получить разрешение работать слесарем. Засыпали на иврите. Зачем слесарю иврит? Тут такие дураки работают! Один из ватиков 7 – на квиюте, ни в зуб ногой. Ясно, он меня боится, мы им конкуренты. Вот они нам и напридумывали всяческих экзаменов дурацких. “Воняет, - говорят мне, - От тебя”. Ясно, у них тут жара как в аду, а денег на ихние финтифлюшки от пота - откуда взять простому олиму на хафтахе? Я к морозу привычный. На невысокой, зелёной стремящейся к морю гряде внезапно вырос и пропорол небо в дымке одинокий острый шип - здание хайфского университета. Вскоре на склонах гряды появились упорно карабкающиеся вверх разношёрстные строения. Спустя несколько мгновений засверкал купол бахаистского 8 храма. Неприятно продребезжав тормозами, поезд остановился на первой хайфской станции “Бат Галим”. Я встал. -Вот и поговорили, - потянулся попутчик. - А я и не покурил, тоже хорошо - экономия, - опять сложив губы трубочкой, он поднёс сигарету к носу и прижал её верхней губой к ноздрям. - Будите в Нетанье - заходите. -Спасибо. Я вышел на перрон. Продолжался и исчезал ещё один день.
|