|
|
Миг Цахала -4-Предупреждение: в силу крайней необходимости используется ненормативная лексика! -Да, разве можно сравнить это пиршество с советскими армейскими кашами, - смачно жевал Иосиф. - Обед, кроме того, что вкусный, всегда мясной. Но ведь и вегетарианцы не забыты: для них всегда есть заменители мяса из сои. Кстати, очень вкусная штука и, действительно, как мясо. Слыханное ли там дело. На десерт дают бананы и яблоки. Ящик с апельсинами постоянно стоит в казарме. -Не жизнь, а малина, - согласился Илья. -Санаторий просто, - засмеялся Иосиф, - Кстати, сейчас я вспомнил: когда ты к нам приехал первый раз, то мы приняли тебя за гэбэшника. -Почему? -Не знакомый, не похож на еврея. Короче, мама очень испугалась. -Научили нас там - друг друга подозревали. Хотя на самом деле, не было дыма без огня: я уверен, что тьма народу капала и писала оперу. После каждой еды солдаты обязаны мыть посуду в специальной моечной, занимающей пещерообразное углубление в центре фасада всякой столовой. Вдоль двух боковых стен этого "грота" тянутся жестяные, во многих местах покореженные стоки с кранами над ними. Одна из моек предназначена только для молочной посуды, другая - для мясной. Таким образом, после завтрака и ужина посуду следует мыть с левой стороны, а после обеда - с правой (если стоять спиной к улице). Так как одной столовой пользуется вся рота, около 100 человек, то запрет на одну из моек всегда приводит к толкучке и очередям. Первое время находились желающие побыстрее освободиться и потому пытающиеся помыть свои тарелки и столовый прибор (из первых букв слов нож, ложка и вилка образована аббревиатура “сакум”, иврит - язык сокращений) в «неправильной» мойке, но их быстро одёргивали нерелигиозные. На всю роту нашлось всего несколько человека в вязаных ермолках, по-русски их, наверное, можно было бы назвать «благочестивыми», и они-то за соблюдением правил кашрута – дозволенного с точки зрения еврейского закона - не следили. Учитывая расхлябанность среднего человека, независимо от его возраста, в любом взводе существует должность хранителя ящиков с "сакумами" (ложка, вилка, нож) - мясным и молочным соответственно (первые помечены красной краской, вторые - синей). Потому всякий желающий поесть получал “орудия производства” лишь под расписку ответственного и после еды сдавал их чистыми, точнее, хотя бы без явно заметных следов использования. Очищая грязную посуду, Иосиф размышлял вслух: «Сейчас понаехала тьма олимов (новых репатриантов), для которых Израиль лишь перевалочная база. Я недавно проезжал Яркон - улица посольств - и видел там огромные очереди по сотне метров. Хотят вырваться отсюда любой ценой. Почти не берут в Сохнуте (организация помогающая новым репатриантам) денег, живут на гроши, лишь бы побыстрее смотаться за океан». -Нет страны, которая нравилась бы всем, - Илья пытался хоть как-то ухитриться и расположить вымытые тарелки. Одно только название «полки» над кранами, а на самом деле - несколько поведённых, полуразрушенных, скошенных, коряво сбитых узких досок. С них всё скатывалось или проваливалось в щели и падало в желоб глубиной сантиметров 40, который уже через несколько минут использования десятками человек из-за постоянного засорения стока наполнялся горячей, грязной водой, переливавшейся водопадиками через край на пол и оттуда стекающей в канавку под мойкой, тоже мгновенно переполняющуюся. -Что нравится евреям? - подал голос Вениамин-маленький терпеливо трущий красной мочалкой ложку с красной отметкой. -Правильно, но почему, если немец едет в Германию, то это ни у кого не вызывает удивления, а если еврей приехал в Израиль, то почти на каждом шагу спрашивают: «Чего ты сюда припёрся?» Мне уже надоело отвечать на такие вопросы. В 30-е годы Гитлер приказал всем немцам вернуться в Германию, и абсолютное большинство повиновалось. Немцы покинули все места, откуда им разрешили уехать. Кстати, и Палестину, где жили едва не сотню лет, - Иосиф отвлёкся и чуть не выронил ложку, успев подхватить её в последний момент, иначе ему пришлось бы шарить рукой в мутном потоке по дну сливного желоба. -Значит евреи хуже немцев, - собрал вымытую посуду Гершензон. -Больной вопрос. Мне тоже иной раз кажется, что среди евреев больше патологических типов, чем среди других народов, и сама патология уж какая-то едко-злая, - вставил Вениамин-большой, споласкивающий свой столовый прибор поблизости от Ильи и Иосифа. -Может быть мы такие скверные, потому что у нас 2000 лет не было своего государства, а жизнь в галуте (диаспоре, рассеянии) не может не уродовать, - продолжил Иосиф, когда новобранцы нестройной колонной брели на склад получать вещмешки с обмундированием. -Если бы. Хотелось бы верить, но только что-то и сабры (рождённые в Израиле) совсем не редкость такое дерьмо, что ... -Прекратить разговоры! - не дав Илье договорить, заорала командирша, - Вы что, на прогулке по Дизенгоф (центральная улица Тель-Авива)? -Шкура барабанная, - прошипел Вениамин-маленький. -И всё-таки, - перешёл на шепот Иосиф, когда внимание девицы было отвлечено кем-то другим, - Я считаю, что израильская армия несравненно гуманнее советской. -Взрослых серьезных людей загнали в первый, а то и подготовительный класс, - сказал Вениамин-большой, складывая полученный скарб в вещмешок на дворе склада: в помещении всему взводу места не хватило. - Потому каким образом должны обращаться с нами отцы-командиры? Подобные проблемы возникают при любом воспитании, не важен возраст воспитуемых - от 6 до 120. Смотрите, какое разгильдяйство, - указал он на многочисленные патроны, валяющиеся по всему двору склада. -Учёт и контроль был при социализме, и мы знаем, чем это закончилось, - бросил Илья. -Не всё там было так уж плохо, - произнёс Вениамин-большой. По возвращении в казарму несколько "русских" вместе с "грузином" распили бутылку водки в честь удачного начала и за благополучное завершение. -За голубые погончики, господа будущие рядовые обученные, - предложил тост Вениамин-большой (все проходящие курс молодого бойца обязаны носить цветные метки на плечах).
-Тот, кто водку пьет и пиво,
-Правильно, - согласился "грузин" Эфраим, круглое лицо которого вырастало безо всякого перехода-шеи прямо из дебелого тела, а речь совершенно не выдавала его происхождения. – Но есть продолжение: -Это совершенно замечательно! - воскликнул Вениамин-большой. - Лехаим, господа бояре! За успешные пролеты над арабскими хатами. -Всё-таки есть в тебе нечто-то гвардейское, а может и - лейб. Наверное твой дедушка был Лейб Исаакович, - провёл Илья рукой по его могучей груди, и в этом момент в казарму вошли сержанты и повели взвод на теоретические занятия. Лекции для всей роты проходили в окружённом высокими деревьями отдельно стоящем бараке. Почти половину его занимал вытянутый зал со сценой, к которой сбегал с возвышения пол, уставленный рядами сидений с подлокотниками для письма. Поначалу сержантша первого взвода ещё раз обучила новобранцев законам козыряния принятым в израильской армии. Помогал ей высокий парень. На его по-модильяновски длинной шее крутилась небольшая коротко остриженная светловолосая головка с круглым личиком, украшенным носиком пипкой над постоянно задранной верхней губой, не поймёшь: толи полуулыбка, толи полуоскал. Ходил сержант, отставив зад, а остановившись, располагал ноги буквой “г”. Затем сцену занял старшина роты Лугаси - смуглый молодой человек с жёлтой ермолкой на голове. Он произносил каждое слово, всякое восклицание настолько резким и злым голосом, что даже паузы между словами зазвучали неприязнью, и показалось, что воздух зала пропитался и начал излучать враждебность. Посторонний зритель мог бы подумать, будто Лугаси обращается к своим самым злейшим врагам, которых издавна мечтал разорвать в клочья, да всё обстоятельства не позволяли воплотить задумано-наболевшее в жизнь. Так хоть припугнуть их как следует. Его выступление, и так, чтоб не сказать больше, недоброе по тону, непрерывно прерывалось открытыми угрозами, в основном по поводу дисциплины: "Если будете болтать, то всех поставлю и будете слушать меня стоя. Я ведь стою перед вами. Я вам не друг". И хотя угрозы свои он в исполнение не приводил, но создал в зале такую гнетущую атмосферу неприязни, что даже постоянный обожатель ЦАХАЛа Иосиф недоуменно умолк.
возврат к началу. |