Встречи.
Главная страница

Миг Цахала. Первая страница

-3-

Предупреждение: в силу крайней необходимости используется ненормативная лексика!

-Хотим мы этого или нет, но всегда и везде летит время, кончая всё, даже самое неприятное. В отношении доставляющего удовольствие иной раз, правда, клянчат: «Остановись мгновенье, ты прекрасно», но тщетно.

Пусть и далеко за полночь, но всё-таки и взвод Ильи попал в свою казарму. Она как две капли воды походила на все предыдущие: холодный (две неработающие печки на солярке), длинный барак с каменным полом, проход, в центре которого образован ножными концами установленных вдоль стен рядов двухъярусных железных кроватей. Обитель человек на 50.

Под руководством старшины взвода Шимона - толстяка с двумя полосками на рукаве - принесли со склада спальники, одеяла и подушки (простыни в ЦАХАЛе новичкам не положены), а затем заморённых мужчин всё-таки накормили ужином в стоящей напротив казармы холодной столовой, в которой едой тоже не пахло.

В начале второго ночи роту построили в бараке возле кроватей и всё тот же Шимон - самый спокойный и уравновешенный из всех столкнувшихся с новичками в тот день командиров - заявил: "Мы должны выставить охрану в казарме и возле штаба роты. Часовые стоят по 30 минут. Необходимо составить списки".

Не успел никто и глазом моргнуть, как за составление списков караульных немедленно взялся косичка-бородка аргентинец Бени и так лихо он всё устроил, что очередь дежурных не дошла до конца казармы, где как раз и находилась его кровать. По случаю, Илья занял спальное место над Бени и таким образом получил возможность спокойно проспать свою первую армейскую ночь. Она была настолько холодной, что, нарушив распоряжение старшины, он залез в спальник, лишь сняв куртку и ботинки.

Рота "хет" - восьмая, взвод "алеф" - первый.

"Не можешь - научим, не хочешь - заставим".

Действительно, иногда нет и худа без добра и за поздний отбой в день первый назавтра командование подарило роте побудку на час позже.

В столовой во время завтрака Гершензона неожиданно окрикнул высокий полноватый человек с бородкой. С первого взгляда Илья понял, что уже видел его, но пока несколько мгновений пытался вспомнить где, окликнувший улыбнулся и он мгновенно узнал бывшего харьковчанина: "Валентин!" "Уже Иосиф," - улыбнулся тот ещё шире, и они обнялись.

Выходя из столовой, Иосиф кивнул на помойку, куда несколько человек вываливали послеобеденные остатки, отнюдь не только объедки, и как математик мгновенно прикинул: "Наша доблестная армия каждый день вышвыривает коту под хвост продуктов тысяч на 30 долларов, если не больше. Кстати, это - наши деньги".

-Уж давали бы нуждающимся олимам (новым репатриантам), - предложил кто-то сзади, - Даже за какую-то минимальную плату. Аж до сих пор душа болит, как вспомню, как вчера летели в помойку только начатые пачки халвы.

-Кому это надо раздавать? Легче выбрасывать. Им-то что, голова не болит, жрать не хотят, - бросил другой.

Одним из отделений взвода командовала круглолицая, низколобая, прыщеватая девица с оплывшими жирком узенькими щёлочками глазок, между которыми торчал шишковатый нос, нависающий над приоткрытым ртом. Почти до основания самой выдающейся части её лица была надвинута военная кепочка, из-под которой выбивалась пышная и длинная тёмно-русая коса. Помятая, будто бы жёваная униформа, напяленная на её толстую фигуру, неуклюже топорщилась во все стороны. Штаны не доходили до лодыжек. Стоптанные полуботинки давно не знавали гуталина. Правая пятка в грязноватом носке, из-под которого выбивался кусочек бинта, неловко сидела на заднике – видимо, поэтому она ещё и прихрамывала. Говорила командирша в нос низким, такой называют "пропитым", голосом и толстые губы её при этом расхлябанно шлёпали как-то не в такт произносимым звукам.

-Н-да, обмундированьице-то сидит на барышне как на корове седло, - подумал Илья.

Стоящий рядом Вениамин-большой в лад его мыслям прошептал: "С точки зрения своих внешних данных наша военачальница идеально подошла бы на роль кровожадной раненой атаманши в пародийном фильме о глупых разбойниках».

-Это очень некрасиво, - начала девица, небрежно отставив больную ногу в сторону. - Это некрасиво, что вы стоите - руки в карманы, - она расположила торчащие из-под расстёгнутых рукавов куртки кисти с коротенькими толстыми пальцами на выпирающем животике. - И говорите вы некрасиво. Ко мне и другим командирам вы должны обращаться, всегда добавляя слово: "Мефакед" - командир. Это - армия. Это - ЦАХАЛ! Вы - взрослые люди. Мы - почти ваши дети. Вы должны понимать всё с полуслова.

Поучая "зелёных и необстрелянных", командирша опиралась на здоровую нижнюю конечность и время от времени меняла расположение полуобутой: вперёд, назад, опять вперёд, в сторону и так далее, как будто бы в такт слышной лишь ей одной мелодии. Одновременно руки расстегнули куртку и по 4 сарделькообразных перста с каждой стороны залезли, как бы греясь, за пояс брюк, оставив на свободе лишь развёрнутые друг к другу большие пальцы, немедленно начавшие ритмично почёсывать яйцеподобное пузо.

-Всё понятно? - спросила сержантша, - Не понимаю! Я ещё раз спрашиваю: "Всё понятно?" - она склонила голову набок к стоящему перед ней взводу и даже оттопырила в сторону солдат своё большое мясистое ухо.

-Всё, - недружным хором зазвучало несколько голосов.

-Что? - взвилась командирша. - Я для чего, как попугай твердила битый час, как вы должны отвечать мне и остальным командирам?

-Да, мефакедет (командирша), - ответил взвод.

-Всё равно ничего не слышу, - она сделала шаг в направлении строя, ещё сильнее склонила голову и вновь отвела уже побагровевшее от давления ухо.

-Прочисть уши, дура, - пробурчал по-русски Вениамин-маленький, а взвод рявкнул: "Да, командирша".

-Так ещё, куда ни шло.

Далее командирша обучила своих великовозрастных подопечных премудрости заправки кроватей, что оказалось делом весьма непростым. Судя по всему, предложить такой способ складывания одеяла мог лишь человек с прекрасно развитым пространственным воображением; не исключено, что какой-то несостоявшийся геометр таким путём компенсировал своё влечение к сложным построениям в пространстве.

Несмотря на перипетии предыдущей ночи, командиры восьмой роты своих солдат ещё не видели. Поэтому прохождение офицеров и врачей вчерашним вечером не закончилось. Опять, на этот раз, в самом деле, последний, новобранцам пришлось выстаивать длинные очереди перед собеседованиями, которые состояли из нескольких формальных вопросов и завершались стандартным пожеланием успешного прохождения "курса молодого бойца".

-Несопоставимо отношение здесь и в советской армии. Мне даже хочется им подчиняться. Сколько у них терпения, - говорил Иосиф Гершензону, когда они убивали время в очередях. - Хорошо, что мы оттуда уехали, - продолжил он и в подтверждение вспомнил былое, свою первую встречу с КГБ: "Я возвращался домой из командировки. Сошёл с поезда, глядь, а меня встречают. Подошли двое и вежливо так говорят: "Валентин Абрамович, позвольте вам помочь донести чемоданчик".

-Донесли уже, - усмехнулся Илья.

-Точно, и взяли меня, бедолагу, под белы руки. Испугался я ужасно, аж все поджилки затряслись. Если бы допрос начался на вокзале, то я даже вообразить себе не могу или боюсь, чем бы он закончился. Но, к счастью, у меня было время. Довели меня до машины, засунули на заднее сидение. Попутчики мои пристроились с двух сторон, чистый детектив. Привезли в помещение ОБХСС. В общем, пока вели, везли, дали посидеть одному в комнате, то я уже чуть пришёл в себя. Поэтому когда в комнату вошёл человек в штатском, сел напротив меня, и пристально так, в течение нескольких минут молча смотрел мне прямо в глаза, а затем начал: «Валентин Абрамович, расскажите, пожалуйста, о себе,» - то я уже стал соображать и, почти не задумываясь, спросил: «А что вас, собственно говоря, интересует? Вы лучше задавайте вопросы». Кэгэбэшник скривился, но делать нечего, стал спрашивать: «Где родился? Кто родители?» А затем: «Есть ли антисемитизм в СССР?» «Есть, - говорю. - Много проявлений бытового антисемитизма». «В чём это проявляется?» Ну, уж тут-то я его заговорил. В те времена сказать о государственном антисемитизме - однозначно означало подписаться на срок, а о бытовом говорить уже было можно. Он всё внимательно выслушал, сочувственно так даже покивал, а потом, как обухом по голове, вспомнил все мои разговоры на работе: и про войну в Афганистане, и про диссидентов, и про Сахарова, и прочее. Они замыслили пришить мне уголовное дело: обвинить в спекуляции книгами. На работе я был ответственным за книжный киоск: привозил из магазина хорошие, в основном дефицитные книги и продавал. Но когда я ездил за книгами, то брал с собой не меньше 10 человек, просто иначе не смог бы привезти и половины. Поэтому себе лично я не имел возможности оставить даже одну книжку. Уж и не знаю, что их остановило: полная ли лажа дела или начавшаяся Перестройка? Скорее всего, последнее. Потом, правда, меня вызывали ещё пару раз. Склоняли к сотрудничеству, обещали помочь со всеми моими проблемами, а затем оставили в покое... Всё-таки счастье, что наступили другие времена. В страшной стране мы жили. Сейчас, далеко оттуда, а вспомнил, и опять не по себе стало. Слава Б-гу, что вырвались.

Иосиф замолчал. Проходивший мимо круглолицый, плотный, вечно улыбающийся “эфиопский” еврей Ариэль случайно толкнул его в спину и, осклабившись, извинился: "Экскьюз ми, сэр". Свои познания в английском языке он демонстрировал при первой же возможности.

-Занятная обезьянка, - бросил по-русски невысокий круглолицый зубной врач в недавнем прошлом Борис, а ныне - Барух.

-Не понявший о чём идёт речь, Ариэль улыбнулся во весь рот: «Хау дую ду».

Несколько «русских» заржали противными голосами, а Иосиф скривился: «Зря вы это. Совсем зря».

Так они и провели время до обеда.

возврат к началу.