|
|
Миг Цахала -2-Предупреждение: в силу крайней необходимости используется ненормативная лексика! -Проскользнув между холмами, шоссе привело в арабское селение. Его узкие, петляющие улицы были совершенно пустынны. Лишь огоньки в окнах домов говорили, что жители городка не вымерли, а подчиняются введённому из-за войны комендантскому часу. -Ни души, как перевелись, - кивнул головой в сторону окна сосед Ильи. -Если бы перевелись, - усмехнулся мужчина спереди. -Садам Хусейн - молодец, - сказал кто-то сзади, - Лучший друг Израиля и еврейского народа. Дай-то Бог ему здоровья... ещё на пару месяцев. -«Ожесточил Бог сердце фараона» (книга Торы - Пятикнижия Шмот - Исход), - заметил впереди сидящий. -Что с этими делать? - спросил сосед Ильи, постучав по оконному стеклу. -Трансфер, - твердо произнес поклонник иракского диктатора. -Трансфер или молча делают, или о нём не следует и заикаться. Мы дюжину бандитов выпереть не можем. Мы не Болгария, которая за здорово живешь, выбросила чуть не 300 тысяч турок, а ООН и всё прогрессивное и не очень человечество точно воды в рот набрали... У нас всё ни как у людей... Нет у нас мира и нет возможности достичь его, - вздохнул новый включившийся в разговор голос сзади. -Глупости, - обернулся сидевший перед Гершензоном полноватый человек в вязаной ермолке, - Гашем (Всевышний) дал нам эту землю. Мы здесь не просто так ушли, пришли, опять ушли, а по Его Воле. Мусульмане и христиане прекрасно понимают, о чём идёт речь... -А евреи? - ввернул кто-то сбоку. -Евреи? Евреи – «народ жестоковыйный», - чуть подумав, ответил мужчина в ермолке. - Только у евреев нет выбора. Народы мира, по воле Всевышнего, не оставляют нам выбора. Но посмотрите как интересно... -Азох энвей, ему интересно, - опять зазвучал голос сбоку. -Да, очень интересно. Христиане и мусульмане, с одной стороны, выталкивают евреев в Израиль, а с другой стороны, не хотят примириться с этим, так как живой Израиль означает вызов их верованиям и правоту иудейских пророчеств, то есть правоту Б-га Авраама, Ицхак и Якова, - уверенно проговорил господин в ермолке. В это время автобусы остановились перед большими, автоматическими воротами из одного створа на рельсе. Один из сержантов вышел, что-то сказал часовым, створ откатился, автобусы въехали на территорию учебного лагеря, где призывникам и предстояло пройти "тиранут" - "курс молодого бойца" Армии обороны Израиля. Прохладный вечер превращался в холодную ночь. Хлесткий ветер вольготно гулял по образованной двумя рядами чернеющих бараков улице. Всем ужасно не хотелось покидать тёплый, уютный, убаюкивающий автобусный салон. Но делать нечего. С тяжёлым, скрипящим сердцем разморённые люди вылезли в леденящую темноту неизвестности, чтобы оказаться в положении, которое кто-то по-русски припечатал: “Ну, и влипли” и добавил одно из самых часто используемых позаимствований современного иврита - всеобъемлющее слово: “балаган". Создалось впечатление, что массовый завоз призывников оказался для местного командного состава совершеннейшей неожиданностью, ибо как-либо иначе объяснить их поведение было трудно, если вообще, возможно. С первых же минут пребывания в лагере сложилось общее мнение: начальство толком не знает что делать, как пристроить привезённых и потому действует совершенно бестолково: все кричат, суетятся, отдают приказы, которые вскоре отменяются или самим приказавшим, или кем-то другим, случайно набредшим на сбивающихся в кучки новобранцев. Благо, для того, чтобы иметь право приказывать было достаточно носить на рукавах формы хотя бы одну полоску - признак израильского сержанта. Минут через 30 после прибытия прозвучало распоряжение: "Бросить вещи на землю и сесть на них!" И это несмотря на чрезвычайно противный, упорно-въедливый, холодный дождь, подхватываемый резкими порывами промозглого ветра. Сердито заворчав, но, повинуясь приказу, все сели, нахохлись, а самые мудрые и запасливые раскрыли зонтики. Чего-то ждали ещё около получаса, пока вдруг не вскочил невысокий мужчина, пронзительно взвизгнул: "Мне холодно! Я есть хочу!" - и стремглав растаял в темноте между строениями. Сержанты предприняли попытку остановить беглеца, но тщетно. Тогда они подняли всех, разбили на группы человек по 50 и развели по баракам. Илья вскоре начал думать, что попал в самую невезучую часть, может быть, потому, как не знал, что происходит с другими. Несколько часов безо всяких объяснений и ужина их перебрасывали из казармы в казарму. Только они чуть-чуть пригрелись в одном из бараков, как заскочил незнакомый им ещё сержант, окинул взглядом усталых, кимарящих людей и выкрикнул: "Неверующие с вещами на выход - рота лишь для верующих". В перерывах между переходами, когда местное начальство полагало, что эти рядовые принадлежат именно им, несколько раз начинались собеседования с командирами взводов, рот и врачами. Походя, чтобы не теряли драгоценного времени даром, близко к полуночи и на совершенно пустой желудок сержанты обучали новичков важнейшему воинскому искусству отдаче чести. Наверное, как и многое другое, израильская система общения военнослужащих завезена из-за океана. Но если в американской армии, беседуя со старшим по чину, после каждого слова следует проговаривать: "Yes, sir," - то израильская военная мысль пошла несравненно дальше и ввела существеннейшие разнообразия: добавка зависит от того с кем имеешь дело. Например, командир взвода - это "мефакед махлака", значит, каждую фразу обязан завершить звуками: "мм", типа: "Да, мм", “Слушаюсь, мм" и т.д. и т.п. Командир роты - это "мефакед плуга", и потому на конце должно прозвучать - "мп". Старшины отделений, несмотря на самый небольшой чин, в обращении обходились не одной буквой, а целым словом - "мефакед" - командир, что в дословном переводе на русский может звучать так: "Да, командир", "Слушаюсь, командир". Будущие однополчане толкались в одной из ротных столовых, в которой едой и не пахло, зато стоял запах сырости от недавно вымытого пола, на котором даже не все лужи успели просохнуть. «Ну, уж такого бардака я в советской армии не встречал», - возмущался по-русски невысокий круглолицый крепыш в очках лет 30 по имени Вениамин, -Толи ещё будет, - успокоил его высокий, толстый, бородатый, с картофелеобразным носом мужчина, тоже назвавшийся Вениамином и потому мгновенно определённый для отличия от своего тёзки «Вениамин-большой». -Это не израильская армия такая сильная - это наше счастье, что арабы такие тупые и слабые, - раздражённо бросил по-еврейски с румынским акцентом высокий человек в очках - Дани. Рядом с ним мужчина с бородой и длинными волосами, заплетёнными в косичку, спускающуюся почти до лопаток - Бени - что-то возмущённо тараторил по-испански спокойному брюнету в очках. -Это был бы большой праздник всего командного состава советской армии, - заметил Вениамин-большой, кивнув на богатого растительностью воина. Некоторое время спустя, судя по всему совсем уставший и обозлившийся, Вениамин-маленький бросил что-то резкое одному из сержантов - стройному парню с небольшим носиком и карими глазками. Молодой человек аж передёрнулся и, раздувая ноздри, заорал: "Под суд хочешь, так я тебе устрою. Ты ещё попомнишь свою наглость". Вениамин лишь пожал плечами и отошёл в сторону, а совсем разошедшийся сержант вместе с "непочтительным" рядовым - «необученным» выгнал на улицу и всех остальных, кто в тот момент не беседовал, в который уж раз, с командирами и врачом. "Нечего болтаться под ногами", - фыркал изгоняющий из столовой. На улице стало ещё темнее, холоднее, ветренее, мокрее, - одним словом, отвратительнее. Потому под неласковым, сыпящим студёные безжалостные капли небом зазвучало многоязычное и "мало приличное" раздражение людей, только так и способных в тот момент разрядиться. Правда, нашлись и другие голоса. -Просто они не знаю, что с нами делать и оттого-то кричат и суетятся, - изрёк кто-то глубокомысленно и печально. -Только, ведь по существу, они - дети, но дети, на которых лежит обязанность защищать наши жизни, - попытался успокоить по-русски самых возбудившихся некий человек внушительных размеров. -А не знают, так какого хера приволокли нас сюда, - зло огрызнулся Вениамин-маленький. - Защитники, еби их мать. Знаем мы таких, оттуда и приехали. Хороший хозяин собаку в такую ночь не выгонит. -А мы хуже собак, - прозвучал некто хрипло и гневно возврат к началу. |